Культура, стремящаяся в никуда: критический анализ потребительских тенденций
Шрифт:
Все делается ради всего хорошего против всего плохого. Нечто подобное говорили советским солдатам гитлеровцы: мы, мол, воюем не с вами, а с проклятым диктаторским советским режимом. На самом деле, конечно, война шла не против власти СССР, равно как сегодня США ведет борьбу не против диктатуры, а за природные ресурсы и сферы влияния. Недаром в среде антиамериканистов появилась следующая шутка: на северном полюсе были обнаружены месторождения нефти, следовательно, кровавому режиму пингвинов вскоре придет конец. Символом американского режима является не статуя свободы, а тюрьма Гуантанамо, где в ужасных условиях бессрочно содержатся граждане других стран, где применяются пытки, а заключенным не предоставляют официальные обвинения. Вот он подлинный символ американской «свободы».
Для тех же мира и демократии США устанавливают свои ПРО рядом с российскими границами. Объясняют это вероломство следующим образом: якобы у Ирана когда-нибудь появятся ракеты, которые полетят в разные стороны. С таким же успехом можно использовать объяснение о защите от инопланетной агрессии. Наконец, как можно сказать с уверенностью про то, что иранские ракеты полетят поражать другие страны, если отсутствуют доказательства существования в
США ради своих «демократичных» целей не жалеют денег на вооружение, следуя принципу «сила есть — международного права не надо». По приводимым Т.Н. Грачевой данным, общий военный бюджет США на 2008 г. составил 647,2 млрд долларов, что на 46 млрд больше, чем в 2007 г. Это самый высокий уровень военных расходов США, который превышает бюджет войны во Вьетнаме, войны с Кореей, военные приготовления эпохи Рейгана, взятые вместе расходы на энергетику, экономическое развитие, образование, транспорт, экологию, выплаты ветеранам, помощь на жилье, на правоохранную деятельность. Этот бюджет превышает совокупные расходы на оборону всех стран мира. Средства (141,7 млрд долларов), выделенные на войны только в Афганистане и Ираке, больше взятых вместе бюджетов обороны Китая и России. Военные расходы США в 10 раз превышают военные расходы Китая[181]. Зачем такие средства? На Бен-Ладена? Суммы, которые они тратят на оружие, можно было бы направить на решение экологических проблем или же проблем голода и болезней в третьем мире. Учитывая астрономические величины этих сумм, предполагается возможным воплотить в реальность практически любую социальную утопию. Но США предпочитают вместо помощи нуждающимся поддерживать свою военную мощь, и уже один только этот фактуально выраженный приоритет не позволяет верить в американский гуманизм. «…Не имея возможности политически воздействовать на периферийные страны на регулярной основе, американцы перешли к тактике избирательного и точечного вмешательства. Постепенно это вмешательство идентифицировалось с изощренной защитой интересов американских корпораций и становилось еще одним поводом для доказательства грабительского характера «новой глобализации»[182]. Право других, с точки зрения американского гегемона, кончается там, где начинается интерес сильных мира сего.
Даже если бы у Хусейна оружие было, США не имело никакого морального права на этом основании устраивать интервенцию в Ирак. У них ведь тоже есть оружие массового поражения, значит, они также заслуживают бомбежек. А учитывая до безумия масштабную милитаризацию США, они, исходя из их же однобокой логики, заслуживают не просто бомбежек, а сравнивания всей своей империи с землей. Однако если кто-нибудь осмелится осуществить хотя бы минимальную агрессию в их адрес, мировые СМИ сразу завопят об агрессоре всех времен и народов, который покусился на святую святых. Да и глупо скрываться за демократическими и антимилитаристскими лозунгами, нападая на слабые страны. Ирак, Ливию и другие страны США обвиняют в милитаризме, а более сильный Китай почему-то не торопятся осыпать обвинениями. Неужели китайцы не вооружены? Нет конечно, вооружены, и даже очень хорошо, а потому обвинений в их адрес не следует. Видимо, риторика США направлена против не тех стран, кто хорошо вооружен, а тех, кто вооружен слабо. Мол, минимальная милитаризация — это плохо, так как создает напряженную обстановку в мире, а максимальная — хорошо, поскольку такового напряжения не создает. Абсурд.
Американцы объясняют свои действия не только борьбой с диктатурой С. Хусейна, не только борьбой с милитаризмом (воплощая в себе дух диктаторства и милитаризма), но и религиозной борьбой со злом. Так, Буш, не имея уже никаких рациональных доводов в защиту своих деяний, стал использовать риторику этакого христианского фундаментализма, присвоив себе статус божественного суда. Н. Плотников пишет по этому поводу в несколько саркастичной манере: «Характерные особенности нового стиля проявились в преддверии военных действий в Ираке — религиозная риторика официальных выступлений становилась тем активнее, чем меньше оставалось у администрации рациональных доводов в пользу ее внешнеполитических акций на форуме международных институтов. Ни наличие оружия массового поражения, ни связь с Бен Ладеном, ни оправданность интервенции нормами международного права и резолюциями ООН доказать не удалось. В результате осталась лишь терминология борьбы со Злом, угрожающим Америке, и божественная миссия нести свободу народам как эффективная легитимация военных действий. Как в старой формуле, приписываемой Тертулиану, — «верую, ибо нелепо» — единственное оправдание находится в том, что все рациональные оправдания отсутствуют»[183].
США сохраняли расовую сегрегацию на законодательном уровне с 1876 по 1965 г. Она получила название «кроуизм». Д. Кроу создал законы, установившие расовую сегрегацию в публичных местах, что привело к предусмотрению разных мест в школах, общественном транспорте, ресторанах и т. д. для белых и черных[184]. На темнокожих распространялась масса запретов. В итоге выбором в США черного президента американцы якобы искупили свою вину, стерли из исторической памяти прошлые расистские грехи и предпочли более о них не вспоминать, однако продолжают при каждом удобном случае тыкать Россию в грязь за деяния, которые несоизмеримы с тяжестью деяний «цивилизованного» мира. Если принимать в расчет извинения американцев за рабство, то с таким же успехом стоит принимать в расчет извинения Хрущева за незаконно репрессированных в сталинские годы. Но мы не квиты, так как, забывая про свои преступления, они «помнят» про наши, завышают масштабы содеянного, фальсифицируют события, навязывают неприемлемые интерпретации и тем самым под флагом абстрактного гуманизма нарушают объективность исторического знания. Не укладывающейся ни в какую теорию права и справедливости внешнеполитической деятельности Штатов, а также манипулирующей легитимации этой деятельности следует посвятить отдельную монографию, поэтому мы не можем позволить себе привести здесь все имеющиеся сведения. Следовательно, ограничиваемся только некоторыми из них.
Недопустимо оправдывать творимое в нашей стране историческое насилие, сравнивая его с подобными явлениями в других странах. Необходимо путем этого сравнения показывать, что не только Россия и СССР заслуживают подобных обвинений, и нет никаких оснований для переосмысления национальной истории и культуры и формирования чувства вины за исторические преступления, которые в истории других стран тоже имели место. Крайне неприятно, что цивилизация, в которой угасает культура, в которой на место культуры пришло потребление, которая находится под протекторатом мирового полицейского в лице США, учит нас жизни и диктует правила «хорошего тона». Вся эта пропаганда идеологически бьет по национальной культуре, и возникает необходимость отводить от себя удар. У англосаксов мы могли бы кое-чему поучиться. Например, их знаменитая фраза «права или не права, но это моя страна», должна стать и у нас императивом в идеологическо-информационном противостоянии. Заимствование такой формы мышления будет вполне обосновано, в отличие от других заимствований, поскольку оно даст возможность не только избавиться от ярлыков и штампов, но и создаст положительное отношение к российской истории в общественном сознании. Необходимо акцентировать внимание на достоинствах своей истории и культуры, воспевать эти достоинства, даже если «цивилизованный» мир не подхватит нашего гимна, а он в любом случае его не подхватит. Конечно, здесь нет указания на необходимость рассматривать свою историю исключительно в позитивном плане каковой бы она не была, поскольку научная объективность должна сохраняться. В контексте не научного осмысления, а информационного геополитического противостояния данная форма мысли будет оправданной ответной реакцией на дискурс изобличающих чужую историю и не видящих позорные пятна в своей, так как нельзя позволять спекулировать в геополитических целях на трагичных моментах русской истории. Целесообразно избавляться и от навеянных извне антирусских мифов и от укоренившихся мифов о западных режимах как демократических и гуманных.
Хотелось бы верить в то, что русские обладают уникальным менталитетом, позволяющим им как нации в целом и как отдельному лицу не деградировать, а способствовать самосохранению и развитию. Хотелось бы верить в то, что существует краеугольная национально созидательная русская идея и особый путь, который сохранился, несмотря на многовековое внешнее влияние на русское народонаселение, и который, как факел, ведет общество к самосохранению. Хочется верить, что ментальность русского народа невозможно разрушить враждебными информационными матрицами, с которыми каждый из нас сталкивается в процессе жизнедеятельности и которые стараются навязать нам какую-то систему мышления (или, наоборот, бессистемность мышления). Но — в том-то все и дело — верить в это можно, а вот быть уверенным намного труднее.
Всяческие идеологемы о пути и ментальности русских — скорее философичные мифы, обильно сдобренные бесконечными наукоемкими теоретизированными рассуждениями, нежели реальность. Если бездумная развлекательность — скорее опиум для не отягченных раздумьями масс, то теоретически нагруженные рассуждения о проблемах особых путей, ментальности и прочие домыслы — опиум для интеллектуалов. Особый национальный путь необходим, но пока он не прослеживается на уровне социально-культурной практики.
То, что хорошо работает в одной системе, вовсе необязательно будет так же эффективно работать в другой. Любое заимствование должно соответствовать традициям и ценностям общества, которые дают социуму обязательную возможность поддерживать связь с прошлым, ощущать его в качестве присутствующего сейчас. Проблема в том, что российский социальный код долгое время претерпевает путь если не разрушения, то трансформации, и сегодня трудно сказать суверенностью, что он собой представляет. «И бритые лица, после показного отрубания бород, и просвещенные салоны, и рекламные бренды, и заимствования архитектуры, и внедрения систем качеств, и бакалавриаты — все русская культура способна «переделать» на свой лад»[185], - оптимистично замечает В.А. Жилина, но оптимизм, как говорится, во многом отличен от реализма. Для того чтобы успешно «переделывать» на свой лад заморские нововведения, необходимо иметь определенные коллективные качества и особенности, позволяющие не просто заимствовать чужие новшества в ущерб себе, а интегрировать их с пользой для себя, то есть реализовывать национально созидающую грань между традициями и новациями. В современной России, быт которой перенасыщен самыми разными заимствованиями, не совсем дальновидно говорить о том, что «все экспансии чужой культуры заранее обречены на неудачу» (Жилина).
Глава 9.
Десоветизация — стратегия укоренения потребительской культуры
После противопоставления советской и потребительской культуры мы пришли к выводу, согласно которому советская культура, при всех ее несовершенствах, более гуманна и социально ориентирована, чем потребкульт. В последнее время советская культура терпит серьезную идеологическую атаку, призванную стереть из общественного сознания «рудименты» социализма. Эта атака началась еще в годы холодной войны и была инициирована нашими геополитическими конкурентами. Однако сегодня начался очередной виток антисоветской пропаганды, исходящий уже из лона российской агитационной машины.