Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве
Шрифт:
А устремившись, послушные авторским аллюзиям, в историю, мы обнаружим, что Платон густо смахивает на Ленина (Е-Ленин, броневичок, Швейцария, полемическая скороговорка, где-то в тексте даже есть о картавости); Ларри же весьма напоминает Сталина — «чудесный грузин», еще и рыжий. Клубы табачного дыма. И схожий инструментарий.
Сегодня, когда «Большая пайка» видится на расстоянии, уже ясно, что так оно, похоже, и было. И подтверждают подобный расклад материалы процесса «Березовский VS Абрамович» — щедрая нива для аналитика.
«Или вот, скажем, Бадри Патаркацишвили долгие годы считался ключевым партнером и как бы личным финансовым директором Березовского. Но
Кстати, любопытно, что в «Большой пайке» есть и такая сюжетная линия: Ларри встает перед необходимостью (без всяких платоновских «Ларри, займись!») замкнуть на себя корпоративную и личную охрану — свою и Платона. В «Меньшем зле» Ларри — воинский начальник и стратег небольшого, но суперэффективного спецназа, где выделяется Андрей — беззаветно преданный шефу офицер с обширным военным опытом, способный творить чудеса в ходе разнообразных боевых работ.
А вот знаменитое свидетельство самого Бадри Патаркацишвили.
«Я хочу рассказать тебе эпизод из своей жизни. Может, ты не слышал, но Путина в политику привел я! Как привел? Он был в Санкт-Петербурге, работал заместителем Собчака, крышевал мои питерские бизнесы. Носил один грязный костюм зеленоватого цвета. В нем и ходил по жизни. Когда Яковлев там выиграл выборы у Собчака, Яковлев предложил ему остаться, но Путин поступил по-мужски и не остался — ушел из мэрии вместе с Собчаком. Два раза в день мне звонил и умолял: Бадри, переведи меня в Москву — не хочу здесь оставаться. Я пошел к Бородину — Пал Палычу, который тогда был начальником хозу у Ельцина. Он хороший парень — мой друг. Пришел я к нему и рассказал о Путине, что тот толковый парень и, может, перевести его в финансово-контрольное управление? „А хочешь, я переведу его своим замом?“ — сказал он. Позвонил я Путину, он приехал в тот же день, потом стал директором ФСБ, затем — премьер-министром.
У нас был ЛогоВАЗ-клуб. Путин ко мне приходил обедать каждый день. Ресторан там (на Новой площади) у нас был, бар… Кое-что еще. У нас были нормальные отношения, и в конце концов на него обратил внимание Березовский. Он решил назначить его главой ФСБ. Вот и пошлопоехало… Потом решался вопрос, кто будет премьером. Мы знали, что премьер — это будущий президент, и он был нашей кандидатурой. Так что это мы его…»
Отметим: Бадри не то чтобы подчеркивает свою роль в истории, он проговаривает вещи, сами собой для него разумеющиеся, в его кругу хорошо известные — «привел я», «мои питерские бизнесы», «приходил ко мне обедать». Березовский и «мы» появляются в монологе далеко не сразу.
Кстати, одна из загадок дилогии — Дубов выводит Ларри из платоновской тени, оставляя своему в меру циничному читателю (цинизм, да, приветствуется) глобальный вопрос — отчего это «бизнесмен от Бога», человек-машина без страха и сантиментов, ничего не забывающий, не останавливающийся перед максимально жесткими решениями, чувствующий себя как рыба в воде среди больших политиков и серьезных криминалов, вдруг так предан своему пусть гениальному (хотя тут вопрос дискуссионный), но взбалмошному и необязательному партнеру? Которого, по всей логике бизнеса (в романах Дубова она почти сакрализуется) мог бы десятки раз кинуть, разорить, физически уничтожить… И был бы, в контексте дубовской философии, если не прав, то оправдан.
Мужская дружба? Но сам Юлий Анатольевич сотни страниц посвятил описанию эфемерности сей конструкции на момент, когда в людских судьбах командорскими шагами зазвучит эта самая логика большого бизнеса… Истории разрушения человеческих отношений чем дальше, тем больше упрощаются, схематизируются — дежавю, различающееся лишь именами — Сергей, Виктор, Платон, Муса — да способами умерщвления.
Ларри как исполнитель нуждался в научном руководителе — Платоне? Но уже в «Большой пайке» бизнес-функционал Платона сводится к придумыванию «схем», что к финалу выглядит прямо-таки комедией одного положения. А в «Меньшем зле» Ларри и от этой единственной функции Платона почти освобождает, подбрасывая ему разве что мелочишку представительских…
Можно придумать еще десяток оправданий этому тандему, но всякое будет хромать — и в литературе, и в реальности. Видимо, на «двойную игру Бадри» Белковский указывает вполне справедливо, однако справедливо и то, что не только любови с дружбами, но иные бизнес-партнерства заключаются на небесах. И союз Платона и Ларри (Бориса и Бадри) — именно подобной категории. Помимо всего прочего, реальный Бадри, похоже, следовал своеобразному кодексу чести, который для себя определял как «мужское поведение»:
«У меня свои представления о жизни. Это я в Грузии такой добрый дядюшка. В России у меня несколько иной бэкграунд. Там меня по-другому знают. Пусть там спросят. Там меня знают как мужчину.
Путин поссорился с Ельциным в какой-то момент и хотел… Прислал людей к Березовскому и обещал снять кое-какие обвинения в обмен на то, что тот раскроет валютные счета Ельцина. Ну у него какие-то проблемы возникли тогда с Ельциным. Березовский был готов говорить об этом: „Приходи, поговорим на эту тему“. Но посмотрели, и оказалось, что у него ничего не было. „Это только у Бадри может быть“, — сказал он. Но те ответили: „Так к нему обращаться бессмысленно, Бадри не скажет нам“. — „Правильно, не скажет вам“. Не потому, что Ельцин мне друг, но он мне это доверил — а я мужчина. Я это ни на что не поменяю — ни на деньги, ни на что, это было и будет похоронено вместе со мной. Умер Ельцин — все, никто не узнает. Как будто я и не знал. Потому что Ельцин мне ничего плохого не сделал. Только хорошее. Я не могу забыть его. Вчера уважал, а сегодня нет? Так не бывает. Если мы о чем-то договоримся, то все, мы пожмем друг другу руки, и дело сделано».
Видимо, суетливый и непостоянный, но пожизненный партнер занимал в мужской бизнес-вселенной покойного Бадри действительно особое место…
Здесь я вынужден признаться в небольшом сознательном пережиме — даже вполне продвинутый читатель романов Дубова вряд ли споткнется на условности трогательной связки двух легендарных друзей и компаньонов. Сюжетно-композиционная ткань книг не оставляет возможности загрузиться по теме, автор всегда опережает возможную рефлексию по-митьковски — «А вот так!»