Культурный герой
Шрифт:
Сама Ирка писала ангела. Ей хотелось, чтобы у ангела было лицо Веньки, но тело у него определенно получалось Киркино, с большими белыми крыльями. Значит, и лицо ну никак не могло выйти Венькино, и Ирку это огорчало. Ангел с лицом Кира — это уже и не ангел вовсе получается, а бог весть что, в церкви определенно ненужное. Но править было поздно. Ирка вывела прямой, тонкий нос Кира (а надо было Венькин, картошкой) — и тут внизу загомонило, заулюлюкало. Камень стукнулся о ведро с краской. Второй камень перевернул ведерко, и оно загремело вниз. В воздухе пахнуло грозовой лазурью.
Когда
— Во имя Отца, — тянул Поло.
— И Матери! — капризно встряла девчонка, с хрустом откусывая от леденца.
— И Сына.
— И Святого Духа.
— И Раба Его.
— И Вещего Енота.
— И Шоколадки эМ-энд-эМс.
— И Того, Кто Приходит в Полночь.
— И Того, Кто Живет за Шкафом.
— И Филина.
— И Свиньи.
— И Змея.
— И Черта Лысого.
— И Виталия Кузьмича и Игнатьевны Марфы.
— И Всего Святого.
— Аминь.
— Аминь.
— А…
Третий аминь так и не успел прозвучать, потому что Анжела зарычала и с лаем кинулась на толпу. Получила пинок, завизжав, покатилась.
— Ах, ты!..
Поло обернулся и заорал:
— Ребята, ахтунг! Это опять он.
И, подумав, добавил:
— Один. А нас много. Много ведь нас, а? У-у, — и радостно улыбнулся.
Кир понял, что на сей раз точно придется драться, и засучил рукава.
Первую волну нападающих он отбил легко, хотя кто-то успел чувствительно огреть его по ребрам велосипедной цепью. Детские тела оказались совсем не тяжелыми, и инерции у них не было почти никакой. О Кира они разбивались, как о скалу. Проблема в том, что их действительно было много и отступать они не собирались. Падали, утирали кровь и сопли и снова лезли вперед. Кир быстро содрал кулаки. Детишки поменяли тактику. Сообразив, что с налета им Кира не взять, трое или четверо вцепились ему в ноги и так и волочились за ним, пока Кир не споткнулся о лопату и не загремел на землю. Подняться он уже не смог. С десяток детей навалились сверху. Они пахли невонючим потом, они щипались, они кусались мелкими зубками, пыхтели, возились, норовили выдавить пальцами глаза. Все это было бы даже забавно, если бы внизу, в неглубокой могиле, под слоем рыхлого чернозема, не задыхалась Ирка. Кир отчаянно рванулся, но только увяз еще пуще, как в болоте.
— Мочите его, мочите! По яйцам его! — орал из-за спин нападающих Марко (а может, и Поло). Голос у него был уже подростковый, ломкий.
Неожиданно атака увяла. Кто-то наверху кучи запищал, кто-то вскрикнул остро и тонко. По лицу Кира мазнуло пушистым, и дышать стало легче. И еще легче. Совсем легко. Он стряхнул последних детишек и встал на четвереньки.
Кладбище кишело тушканчиками. Серые и песочно-желтые зверьки были везде — на надгробиях, на могилах, и просто прыгали по траве. Они кидались на детей и молотили их задними лапками или — что действовало намного эффективней —
— Атас! — согласно завопили близнецы. — Это колдун! Они в сговоре! Сматываемся, ребя!
В сумерках прошуршало, протопало босыми пятками, и кладбище опустело. Остался только отплевывающийся от набившихся в рот волос Кир, скулящая Анжела и тушканчики. Анжела очнулась первой. Встряхнувшись, собака подбежала к могиле и принялась рыть. Тушканчики помогали, гребли согласно и быстро — только летела из-под лапок земля. Кир рванулся к могиле, упал на колени и тоже принялся копать. Спустя минуту костяшки его пальцев стукнули о крышку гроба. Он заработал еще быстрее. Показались гнилые доски. Кир поднатужился, поддел крышку пальцами и рванул на себя. Во все стороны прыснули ржавые гвозди. Ирка, лежащая в гробу, была спокойной, бледной и очень красивой. И мертвой.
— Козел ты сраный! — орал Кир. — Чмо непригодное! Ну хоть что-то ты должен уметь?!
Джентльмен вздохнул и почесал надо лбом, где волосы все решительней проигрывали бой лысине.
— А что я могу? Я могу примусы. Она что, примус?
Ради такого случая Джентльмен даже выбрался из своего подвала. Правда, один примус все-таки с собой захватил. Сейчас примус сиротливо валялся на песке, и из него тонкой струйкой вытекал керосин.
Кир перенес Ирку на пляж. Кладбище темнело позади, а впереди на берег набегали мелкие волночки. Шурх, говорили волночки, и снова — шурх. Волночки пахли керосином.
— Обычно мертвую принцессу будят поцелуем. Ты целовать ее уже пробовал? — деловито спросил Джентльмен.
— А пользы? Целовать должен истинно любящий. Я что, по-вашему, истинно любящий?
Джентльмен покачал головой.
— Ты не похож на истинно любящего, Кир. И все же… Ну хочешь, я попробую.
— Ты куда своими вонючими губищами тянешься?!
Ирка, бледная и спокойная, лежала на коленях у Кира. Казалось, она прислушивается к перебранке. Глаза у нее были открыты и не мигая смотрели в затянутое тучами небо.
— И что ты за человек, Кир? — ворчал Джентльмен. — Сам не ам и другому не дам?
По колену Кира просеменили маленькие лапки. Тушканчик с большими карими глазами устроился на груди Ирки.
— Кыш, животное.
Тушканчик не уходил. Сложив на груди крохотные, будто детские ручки, он смотрел на Ирку. Потом стрекотнул призывно, и другие тушканчики вылупились из песка, как икра из тысяч икринок. Они проскакали по пляжу, окружили Ирку, прижались, отогревая ее теплым серо-желтым одеялом. Первый тушканчик неожиданно нагнулся, нырнул к Иркиным губам, и…
— Кир, смотри!
Ирка вздохнула. Ресницы ее затрепетали. Медленно, медленно губы ее приоткрылись…
— Кир!
Ирка забилась на песке, словно пойманная рыба, — тушканчики так и порскнули врассыпную. Сам неоднократно возвращавшийся из долины теней, Кир ее сейчас очень хорошо понимал. Как с болью входит жизнь в окоченевшие мускулы, как выворачивается желудок, как к горлу подступает едкая желчь. Ирка перекатилась на живот, и ее вырвало. Быстро утерев рот ладонью и уворачиваясь от рук Кира, она забормотала: