Культурологическая экспертиза . Теоретические модели и практический опыт

Коллектив авторов

илл. 5

илл. 6

Зеркальности петергофского реставрационного решения (илл. 5 и 7) можно противопоставить изображения орлов, украсивших после восстановления решетку Александровской колонны на Дворцовой площади (илл. 6 и 8).

илл. 7

илл. 8

Каноничными двуглавыми орлами, выполненными скульптором А. Адамсоном (илл. 9), были увенчаны когда-то и украшенные рострами гранитные обелиски при въезде на Троицкий мост со стороны Марсова поля (площади Суворова). Историческое расположение орлов хорошо просматривается на фотографии начала 1900-х гг., что было учтено при их недавнем восстановлении.

илл. 9

Семантическая реабилитация культурных идиом оказывается возможной лишь при наличии адекватного конструктивного принципа. В конфликте с упрощенными или стереотипными моделями строгость герменевтических процедур, как правило, проигрывает. В рассмотренных примерах конкретных реставрационных решений очевидно отнесение символического образа к некоему общему, т. е. нейтральному культурному «фону». В результате этого оторванный от пространственного контекста образ растворяется в прагматике самого элементарного толкования. Такие примеры Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский предлагают рассматривать как «элементы текста старой культуры с утраченным кодом, то есть как тот случай, когда текст переживает код» [232] . Именно в этой ситуации проявляют свою деструктивную роль модели замещения, смешивания, ценностной подмены.

Реставратор – не только знаток, оценщик, специалист-консультант, совмещающий «квалифицированность» и «искусность», но и адепт, «craftsmaster». Его подготовка не может ограничиваться ремесленным образованием – т. е. навыками литейщика, чеканщика, позолотчика. Наличие реставрационной школы (в узкопрофессиональном понимании) не выступает условием решения затронутых вопросов. «Я боюсь фантазий реставраторов, слишком смело иногда “восстанавливающих” памятники по своему вкусу», – писал Д. С. Лихачев [233] . Дисфункция ценностной структуры ведет к ее неизбежному отчуждению и забвению. Реставрация – не «хирургия» и не «косметология» вещей. Это не столько технология или методика восстановления, сколько навык ценностной реконструкции – особого рода «герменевтическая методология». Именно поэтому надутилитарные атрибутирующие подходы сегодня по праву принадлежат к важнейшим коммуникативным практикам [234] .

Как указывает Вячеслав Иванов, «опыт обучения подтверждает, что когда человек действительно усваивает опыт предшествующих поколений, он делает это, сам решая задачи, а не зазубривая наизусть тексты» [235] . Именно так формируется культурная традиция, в которой вновь обнаруживается и воспроизводится прежний актуальный план высказывания – определяется угол вероятностного чтения текста, его ценностный ракурс.

Идиома (от греч. Idioma) – особенность, своеобразие. Как наследуемый культурный код она проявляет не только свою внутреннюю форму, но и соотносимый с нею культурный контекст. «Прошлые состояния культуры постоянно забрасывают в ее будущее свои обломки: тексты, фрагменты, отдельные имена и памятники. Каждый из этих элементов имеет свой объем “памяти”, каждый из контекстов, в который он включается, актуализирует некоторую степень его глубины» [236] . «Спящий ген культуры» всегда открыт потенциальному явлению смысла. Именно это имел в виду М. М. Бахтин, утверждая, что «у каждого смысла будет свой праздник возрождения». Данное положение философа может рассматриваться как концептуальное основание метода историко-культурной реконструкции: «В любой момент развития диалога существуют огромные, неограниченные массы забытых смыслов, но в определенные моменты дальнейшего развития диалога, по ходу его они снова вспомнятся и оживут в обновленном (в новом контексте) виде» [237] .

Ю. М. Лотман в самых разных своих работах будет многократно и настойчиво возвращаться к поэтическому образу Е. Баратынского [238] :

…храм упал,

А руин его потомок

Языка не разгадал…

Что остается в старых камнях, когда уходит идея цельности, законченности, завершенности? Несколько ранее Баратынского эту проблемную тему развивал барон Андрей Львович (Генрих-Людвиг) Николаи:

И смотрят вниз со стен с негодованьем,

Разбросанные в беспорядке тут и там,

Огромные кирпичные заплаты,

Что связывают камни меж собой

И план строителя первоначальный искажают… [239]

Потенциальность культурного текста «живет» между актом письма и актом чтения. Процесс естественного воспроизведения не предполагает своей осознанной фиксации, так как самым непосредственным образом связан с системой недекларированных ценностей. В этом заключается принципиальное отличие культурных форм, естественных для восприятия, и форм, восприятие которых требует определенных усилий. Зачастую высокая степень «свернутости» и «герметичности» текста только повышает степень его информативности. «Нулевое содержание» проявляется и раскрывается

в «преодолении» языкового материала, когда не-информация становится информацией.

Как отмечал Ю. М. Лотман, «вырванные из археологических контекстов отдельные археологические находки<…>первоначально даны нам как тексты на н и к а к о м языке. Нам надо знать, что это тексты, но код для их прочтения предстоит нам сформулировать самим…» [240] . Алгоритм профессиональной атрибуции может быть сведен к трем главным взаимообусловленным оценочным процедурам:

а) «узнавание» культурного текста как особого, упорядоченного, строго организованного семантического единства;

б) выявление (установление) языка, на котором он создан;

в) культурная интерпретация текста на языке подлинника.

Условием семантической реабилитации культурных идиом выступает «этимологическая» прокомментированность и выявленность их внутренней формы. Expertus в переводе с латыни – не только «опытный», но и «сведущий». Восстановление семантических разрывов, утраченных смысловых связей возможно лишь тогда, когда культурная рецепция включает в себя новые, ранее неучтенные или не вполне осмысленные пласты культуры. Любой ориентированный в будущее национальный проект немыслим без четко осознанной ценностной ретроспективы. Об этом в стихотворном послании «К Вульфу, Тютчеву и Шепелеву» (1826) размышлял когда-то молодой Н. Языков:

Скрижали древности седой

О настоящем вопрошаем.

Работа здравая! На ней

Душа прямится, крепнет воля,

И наша собственная доля

Определяется видней!..

Наследие предполагает наследников. Отношение к прошлому как актуальному факту формирует «чувство следа», выступает мерой и критерием последовательности. Современный человек вновь и вновь вынужден останавливаться перед проблемой «собирания» своих множественных культурных идентичностей. Именно на это должна быть сориентирована целостная методология подготовки современного специалиста-гуманитария.

Актуальные вопросы стандартизации и концептуализации музейной деятельности

А. А. Никонова

В современном постиндустриальном обществе распространяется стандартизация всех форм общественной деятельности, не избежал данной участи и музей, один из традиционных институтов сохранения, трансляции и освоения культуры. Стандартизация деятельности человека способствует развитию универсализации сознания и воспроизводству устойчивых структурных моделей не только поведения, но и аналитики реальности. Особенно ярко эти тенденции проявляются в создании метаязыка описания социокультурных процессов, состоящего сегодня, в большей мере, из экономических и маркетинговых терминов. В музейном пространстве этот процесс связан с появлением антиномии ценностных различий между базовыми и современными функциями музея. Очевидно, что отношение индивида с культурным наследием базируется на фрагментарном знании и дополняется эмоциональным и образным механизмом восприятия реальности, поэтому развитие творческих способностей посетителей в музее и восприятие ими музейной услуги, как некоторого товара находится в несомненном конфликте, вызывая антагонизм ценностных характеристик духовной деятельности человека, сохраненной в музейных предметах с конкретной музейной практикой. Сегодня в музее востребованы в основном различные информационные продукты, которые музей должен лишь эффективного хранить и представлять. В этой связи, наметившийся концептуальный бум в музейном проектировании маркирует кардинальный поворот в понимании миссии музея, как учреждения, генерирующего духовные ценности на основе изучения и творческого предъявления разнообразного социального и культурного опыта, к музею, модернизирующему организационные, управленческие, финансовые структуры, коммуникационные механизмы и материально-техническую базу. Поэтому многие аналитики, рассматривая модернизацию как процесс положительного изменения технологических основ музейной деятельности, главное внимание при определении современных функций музея уделяют удовлетворению потребностей посетителей и интересам партнерских организаций.

Попытка стандартизации музейной деятельности не может быть принята без обсуждения и научного анализа в профессиональном сообществе. Общей целью стандартизации является защита интересов потребителей и государства по вопросам качества продукции, процессов и услуг. Появившееся первоначально в рамках дискуссии понятие музейной услуги сегодня уже закреплено законодательно, и впервые в этом году государство выделяет музеям финансы под конкретные услуги, которые оно заказывает музеям. Однако может ли быть установлен денежный эквивалент воспроизводству духовных потребностей человека? Как определить эффективность трансляции ценностных активов прошлого музеем или архивом? Одно можно утверждать определенно: в сфере культурной и образовательной деятельности количественные показатели «не работают». Следовательно, невозможно копирование принципов стандартизации, принятых в иных областях социальной деятельности, в музейную среду. Основными принципами стандартизации являются: добровольное и единообразное их применение, применение международного стандарта как основы разработки национального стандарта, системность стандартизации, недопустимость создания препятствий производству и обращению продукции, принцип гармонизации, объективность проверки требований и др. Необходимость разработки и применения принципов стандартизации должна быть закреплена в законодательных и нормативных актах. В отличие от библиотечного дела, где форма библиографического описания определяется государственными стандартами, статус музейных стандартов в ближайшее время может носить только рекомендательный характер. Музеи и другие организации будут их использовать на добровольной основе в том случае, если они согласны участвовать в совместных работах в рамках музейного сообщества. Международным советом музеев (ИКОМ) были разработаны минимальные стандарты для определения качественного уровня работы музеев, входящие в Кодекс музейной этики [241] . Однако они не являются обязательными для музейного профессионального сообщества России. Сегодня в России в ряде регионов разработаны модельные стандарты деятельности музеев [242] . Необходимость создания таких документов регионального уровня инициирована органами управления, для которых, в результате получения дополнительных властных полномочий, остро стоит задача не только финансирования, но и контроля над подведомственными учреждениями культуры. Речь идет о необходимости «закрепления в виде нормативов минимально необходимых параметров, которые могут обеспечить жизнедеятельность музеев в современных условиях» [243] .

Анализ некоторых модельных стандартов показал их структурную идентичность и повторяемость формулировок, что является одним из критериев стандартизации. Но в данном случае он сводит к минимуму уникальность музеев, их неповторимость и типологическую специфику, а также особенности историко-культурного развития региона. Модельный стандарт делится на два раздела: Преамбулу (общие положения) и Приложения (отдельные нормативные и методические документы). В первую часть входят следующие разделы: услуги, предоставляемые населению музеями; обеспечение доступности музейных услуг; ресурсная база музея; нормативный ресурс; фондовый ресурс; материально-технический ресурс; финансовый ресурс; кадровый ресурс; организационно-методическое обеспечение деятельности музея; музей и местное сообщество. Показательно, что только в стандарте Ямало-Ненецкого округа (2010 г.) составители ввели раздел – научно-исследовательская работа в музее, что является как раз основной функцией музея, обеспечивающей выполнение намеченных в стандарте целей: хранение музейных предметов и музейных коллекций; выявление и собирание музейных предметов и музейных коллекций; изучение музейных предметов и музейных коллекций; публикация музейных предметов и музейных коллекций и осуществление просветительной и образовательной деятельности. Таким образом, любому музейному специалисту понятно, что базовые функции музея как особой культурной формы (собирание, сохранение, изучение и публикация историко-культурного наследия) в данном нормативном документе находятся в противоречии с услугами, ресурсами и организационно-методическим обеспечением.

Интересно отметить, что в некоторых документах отразились современные трудности, существующие в музееведческой теории. Например, наблюдаются разночтения в названиях учреждений, для которых написаны модельные стандарты. В стандарте Ямало-Ненецкого округа это – учреждения музейного типа, в стандарте Ульяновской и Иркутской области – музеи муниципального образования, в стандарте Хабаровского края – муниципальные музеи. В музейной теории существует разработанная классификация музеев по различным критериям. Так в классификации по форме собственности дано деление на государственные, негосударственные музеи (муниципальные, ведомственные, корпоративные и частные), что позволяет отнести формулировки – музеи муниципальных образований и муниципальные музеи – к одной группе – муниципальные. Однако из текста модельного стандарта Иркутской области следует, что он относится ко всем музеям, находящимся на территории Иркутской области (43 – государственных и 38 – муниципальных). Другой термин, появившийся в модельном стандарте Ямало-Ненецкого округа, – учреждения музейного типа – отразил современную тенденцию размывания дефиниции «музей» и как следствие массовое возникновение во всех регионах России культурно-развлекательных учреждений (аналогов советских домов культуры и творчества), имеющих в названии термин «музей». Музейные специалисты попытались в 2010 г. в словаре «Актуальных музейных терминов» провести различие между музеем и не музеем, назвав эти организации – учреждения музейного типа. Тогда получается, что модельный стандарт Ямало-Ненецкого округа создан не для музеев? Это предположение не подтверждается при чтении текста документа, где все цели, функции и задачи прописаны для музеев. Мы видим результат расплывчатости понятий и желание разработчиков нормативных документов охватить весь спектр существующих форм учреждений культуры. Такие «ошибки» не могут считаться безобидными, они существенно меняют восприятие массовым посетителем базовых функций музея, в результате не только государство (управленческие структуры), но и общество воспринимает музей как культурное учреждение, обязанное предоставлять лишь некоторое разнообразие «потребительских услуг», которое свойственно в современном мире супермаркетам, галереям, образовательным учреждениям, развлекательным и туристским комплексам. Вероятно, таких несоответствий можно было бы избежать при проведении экспертизы проектов модельных стандартов, но процедура создания и утверждения стандартов не предусматривает таковую.

Особенно странными, и даже страшными, при введении такой тотальной стандартизации в сферу культуры являются количественные рекомендации о численности музеев на душу населения! Расчет показателей не учитывает конкретной историко-культурной ситуации района, а исходит из критериев доступности музейной услуги. Так постоянные экспозиции в музеях названы стационарными формами обслуживания, что меняет содержание деятельности музея. Проектирование экспозиций и выставок в музее основывается на результатах научных исследований музейных коллекций, результатах атрибуции музейных предметов. Основной задачей музейной деятельности является изучение и сохранение всей полноты исторической и художественной информации подлинного музейного предмета – это и есть одна из основных форм актуализации культурного наследия. Популяризация результатов исследования (а не обслуживание) возможна тогда, когда в музее созданы все условия для научно-исследовательской деятельности.

Стационарные формы обслуживания

«Могут создаваться и действовать музеи, различающиеся по их целевому назначению и составу фондов, а также по другим основаниям (курсив мой – А. Н .). За сетевую единицу принимаются краеведческие и мемориальные музеи, музеи изобразительных искусств, технические, исторические, этнографические, литературные, народного творчества, воинской и трудовой славы, другие музеи, являющиеся самостоятельными юридическими лицами или функционирующие без образования юридического лица, а также музеи-филиалы без образования юридического лица, территориально обособленные экспозиционные отделы музеев, расположенные на иных участках по отношению к головному для них музею» [244] . Данная нормативная таблица есть во всех стандартах независимо от региона, его истории и реальной социокультурной ситуации. Трудно понять, почему музеи необходимо создавать исходя из численности населения, а не из наличия историко-культурных объектов и мемориальных и памятных мест? Такая стандартизация музейной деятельности стимулирует процесс поиска историко-культурного основания для брендинга территории или населенного места с целью привлечения туристического потока (музей волка, мыши, гвоздя и т. д.), но не создает условия для поддержки базовых функций музея и сохранения культурного наследия нации.

Нет разнообразия и в предоставлении услуг физическим и юридическим лицам в стандартах. К музейной услуге отнесены: организация выставок и постоянного экспозиционного обслуживания, экскурсионное обслуживание, лекционное обслуживание, проведение культурных мероприятий: праздников, представлений, обрядов и др., организация работы лекториев, школ и курсов по различным отраслям знаний, других форм просветительской деятельности, справочные, информационные и рекламно-маркетинговые услуги, другие виды досуговых и сервисных услуг в сфере культуры и смежных отраслях (курсив мой – А. Н .). Услуги музея носят интегрированный характер и могут быть представлены в различной форме: массовой, камерной, индивидуальной, интерактивной с соблюдением условий, обеспечивающих безопасность и сохранность экспонируемых предметов (в выставочном зале, в учебном заведении и т. д.).

В раздел нормативных ресурсов модельного стандарта не включена «Концепция (создания или) развития музея» как отдельный и необходимый для музея документ. Учредительным документом музея является Устав, локальными актами являются: коллективный договор; штатное расписание; структура музея; положение о структурных подразделениях; правила внутреннего трудового распорядка; должностные инструкции и т. д. Таким образом, следует отметить наличие достаточно существенных несоответствий в определении целей и задач музея, прописанных в новых модельных стандартах музейной деятельности и сформулированных в музееведческой теории. На данном этапе развития музея в России процессы стандартизации и концептуализации музейной деятельности осуществляются независимо друг от друга. Модельные стандарты не требуют экспертных оценок профессионального сообщества, они созданы для управления и контроля учреждений культуры органами власти, которые финансируют их. Поэтому основная часть этих документов содержит нормативные инструкции по оснащению культинвентарем и техническими средствами, расходу хозяйственных товаров, расходу на текущий и капитальный ремонт здания музея, рекомендации по определению штатной численности работников, обеспечению подписными изданиями и пополнению библиотечных фондов. Показательно, что в нормативные документы включены и рекомендации по формированию имиджа музея муниципального образования, где акцент делается на информационный, архитектурный, фондовый, оформительский аспекты создания имиджа, а также способы поддержания корпоративной культуры.

Обозначенные приоритетные «точки роста» современного музея подтверждают необходимость создания новых концептуальных подходов в планировании деятельности данного учреждения. Процесс модернизации и маркетинговые технологии позволили легко освоить не только создание модельных стандартов чиновниками, но и освоить музейным специалистам технологию создания «Концепций развития музея». Существенную методическую помощь в приобретении таких навыков оказали разработки Лаборатории музейного проектирования Российского института культурологии и семинары экспертов Фонда В. Потанина, проходившие в рамках конкурса «Меняющийся музей в меняющемся мире» [245] . За период с 1987 г. по 2010 г. сотрудниками Лаборатории было разработано более 25 Концепций развития музеев и одна Концепция создания музея (Концепция и программа создания Сургутского художественного музея). Однако в научной литературе ощущается недостаток исследований по анализу не только отдельных Концепций, но и региональных особенностей, эффективности внедрения предложенных способов и форм развития.

Для того чтобы ответить на вопрос: возможно ли сегодня найти тот оптимальный путь развития, который поможет избежать крайностей и органично сочетать лучшие традиции классического музея с современными инновационными процессами, необходимо провести предварительный анализ результатов концептуализации музейной деятельности. За последние пять лет количество опубликованных в печати или Интернете «Концепций развития музеев» выросло на порядок, что свидетельствует о своеобразном «концептуальном буме» в музейной среде. Концептуальный подход предполагает существование или формирование процесса перехода от конкретного объекта к абстрактному или от абстрактного объекта нижестоящего уровня к абстрактному объекту более высокого уровня. Если с позиций философской рефлексии концептуализация рассматривается как процедура введения онтологических представлений в накопленный массив эмпирических данных, первичная теоретическая форма, обеспечивающая теоретическую организацию материала, то с точки зрения экономики концептуализация определяется как определение понятий, отношений и механизмов управления, необходимых для описания процессов решения задач в избранной предметной области [246] . Концепция проекта – это главный замысел будущего проекта, его «принцип». Она отражает стратегию развития учреждения и строится на базе сформулированных миссии, целей и задач. Задача концепции – формулировка идей, которые впоследствии лягут в основу технического задания и, затем, и в сам проект.

Вероятно, для любого развивающегося учреждения культуры наступает период, когда встает задача сформулировать и представить план дальнейшего развития. Необходимость разработки концепции создания или развития музея была закреплена в методических рекомендациях Министерства культуры еще в 1980-х годах. Написание концепции развития как музея в целом, так и отдельных частей является частью научно-исследовательской деятельности музея и требует сбора и анализа широко круга материалов. В советской государственной системе «Концепция развития музея или музея-заповедника» обычно составлялась на 5 лет и соответствовала пятилетним планам развития, обязательным для промышленного производства. В то время это был скорее план перспективного развития, чем концептуализация идей и определение миссии музея. На практике реального документа под названием «Концепция развития …» не имело большинство советских музеев, поскольку их деятельность определялась министерскими нормативными документами. Разделение форм собственности и новые экономические условия поставили музеи в сложные условия поиска своего места в рыночной экономике. Одновременно в конце 1990 годов появились исследования, посвященные определению миссии музея. Однако сколько не писали об этом, вряд ли нужно было искать новые цели и задачи для столь устойчивого учреждения, связанного с сохранением, изучением и трансляцией прошлого и имеющего a priori положительный имидж у населения. Одной из первых детально разработанных концепций стала «Концепция развития Самарского областного историко-краеведческого музея им. П. В. Алабина», отразившая многие проблемы музееведческой науки конца XX века, но остающихся актуальными и сегодня, опубликованная в сборнике «Музей и коммуникация» в 1998 году. [247] Концептуальный подход к деятельности музея проявился впервые в данном документе при анализе теоретических основ музейной науки. Авторы отмечают, что «теоретический вакуум, возникший в музееведении, проявляется в неготовности музеев формулировать концепции своего развития в новых условиях; в низкой эффективности прикладных музееведческих исследований и разработок, не находящих опоры в фундаментальных представлениях; в отсутствии научных предпосылок для выработки приоритетов и принципов музейной политики, не сводящихся к идее совершенствования существующих структур и манипулированию количественными показателями» [248] . Концепция Самарского областного историко-краеведческого музея им. П. В. Алабина и сегодня является наиболее детально разработанной, оригинальной и концептуально обоснованной. Многие музеи России используют структуру этой концепции для создания своей Концепции развития. Интересен еще один методический документ, подготовленный и утвержденный Комитетом по культуре Правительства Санкт-Петербурга в 2008 году, – «Методические рекомендации по разработке концепций развития деятельности государственных музеев, подведомственных Комитету по культуре» [249] . Документ носит рекомендательный характер, в нем кратко сформулированы сроки (5 лет) действия Концепции и основные разделы (8 разделов). Остановимся только на методических рекомендациях написания Раздела 2. Основные цели и задачи деятельности музея. Определение миссии музея. В документе содержатся следующие рекомендации: «Цели должны быть конкретными, реалистичными, достижимыми. Необходимо формулировать их таким образом, чтобы на завершающем этапе реализации Концепции была возможность оценить степень их достижения. Следует обозначить связь между целями и задачами деятельности музея и основными направлениями развития сферы культуры Санкт-Петербурга, изложенными в Концепции развития сферы культуры Санкт-Петербурга на 2006–2009 годы. Формулировка миссии музея должна иметь обобщающий (относительно целей и задач) характер, отражать индивидуальность музея, подчеркивать его роль в культурной и общественной жизни Санкт-Петербурга. Рекомендуется уточнить определение миссии на завершающем этапе реализации Концепции» [250] . В документе имеются рекомендации по написанию раздела 8 – Способы оценки эффективности реализации Концепции, где предлагается учесть не только количественные показатели деятельности музея, но и качественные. Однако не раскрыто, какие критерии необходимо учитывать при оценке качественных показателей.

Сегодня музеи России можно разделить на три группы, в зависимости от определения ими своей миссии. Первая группа – музеи, придерживающиеся традиционного определения своих целей. Например, в Концепции развития Рязанского музея-заповедника дано следующее определение миссии: служить проводником в мир отечественной истории и культуры, содействовать процессу формирования у граждан России исторического мировоззрения в его нравственном и политическом аспектах, способствовать повышению культурного самосознания народа, заботиться о сохранении памяти о славных традициях прошлого и передачи исторического опыта народа современным поколениям, стать крупным центром патриотического воспитания молодежи России [251] . Вторая группа музеев стремится «идти в ногу со временем» и видит музей как «уникальное общественное образование, призванное служить местом встречи и продуктивного межкультурного взаимодействия, информационного и ценностного обмена между различными социальными общностями, различными этносами, различными поколениями, различными профессиональными, возрастными, территориальными и иными субкультурами» [252] . Обобщает модернизаторскую тенденцию понимания миссии музея и определение целей современного музея Концепция развития музейной сети Удмуртской республики, созданная коллективом авторов Лаборатории музейного проектирования РИК в 2011 году [253] . В этом документе впервые сделана попытка проанализировать развитие российских музеев на фоне зарубежного опыта (включены главы с аналитическими материалами по развитию музейного дела в Великобритании, Германии и Италии). Авторы видят российский музей сегодня как «современный культурно-образовательный и досуговый центр, соответствующий стандартам современного дизайна и информационных технологий, главный принцип работы которого – ориентация на посетителя и его запросы» (обслуживание – А. Н .). В третью группу музеев входят те, которые при создании Концепции развития сознательно уходят от определения своей миссии, ограничиваясь только формулировкой цели и задач.

Анализ Концепций развития музеев, размещенных в Интернете, позволяет сделать некоторые выводы. Большинство таких документов носят предварительный проектный характер, поэтому не включают в себя полный комплект необходимых аналитических материалов, ограничиваясь перечислением целей, задач, структуры музея, описанием его материально-технической базы, видами деятельности, перечислением основных мероприятий, кадровой и маркетинговой политикой [254] . Такие документы создаются муниципальными или ведомственными музеями самостоятельно. В них представлены общие направления развития, учитывая современные практики и формы музейной деятельности без обоснования необходимости их обязательного применения. Например, в Концепции музеефикации и развития Государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника “Казанский Кремль” недостаточно проработан ресурсный потенциал музея-заповедника, не указаны перспективы всех видов деятельности (хотя приложен план мероприятий), не разработаны маркетинговые и коммуникативные стратегии. Хотя авторы утверждают, что «реализация Концепции позволит вывести Государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник «Казанский Кремль» на принципиально новый качественный уровень, создать музей комплексного профиля с новыми принципами деятельности, сделать его центром туризма международного уровня» [255] . Фрагментарность и краткость описания не позволяет в дальнейшем провести оценку степени реализации предложенной Концепции.

Государственные музеи и музеи-заповедники приглашают для разработки своих концепций специалистов Лаборатории музейного проектирования или специалистов ООО «Экокультура» [256] . Выполненные специалистами проекты отличаются полнотой и проработанностью. Однако экспертная оценка не всегда положительна и для таких документов. Так, Концепция ООО «Экокультура» была отвергнута Ученым советом музея как документ неудовлетворительный, нарушающий законодательство РФ и фактически ликвидирующий историко-архитектурный музей-заповедник. Члены Ученого совета подготовили откорректированный вариант Концепции, согласно которому музей-заповедник как особо ценный объект культуры народов РФ остается в Кремле, в тех памятниках, что остались у него на сегодняшний день после изъятий в 2007–2008 гг. 7 зданий в пользу местной епархии РПЦ. Но Министерство культуры отвергло этот вариант Концепции и принимает к руководству первый. О результатах конфликтной ситуации в Рязани пишет сотрудник музея Ирина Кусова в журнале «Скепсис» [257] .

Рекомендательный характер методических материалов по написанию концепций требует проведения профессиональной экспертизы таких документов, которая чаще всего осуществляется специальными экспертными Советами при Комитетах по культуре региональных органов управления, Министерстве по культуре Российской Федерации или отдельными экспертами. Однако результаты экспертизы остаются недоступны профессиональному сообществу и не могут на данном этапе служить основой для разработки правил экспертизы культурных проектов. Общие рекомендации по экспертизе инновационных проектов, опубликованные различными организациями на своих сайтах, могут быть использованы только для общей характеристики проекта [258] . Для выявления специфики музейного проектирования необходимо создавать критерии оценки Концепций развития музея и критерии ответственности эксперта. Эксперт должен оценить новизну и перспективы развития проекта, качественный состав участников, обосновав систему оценки проекта и нести ответственность за свое решение. Целесообразным представляется проведение мониторинга осуществленных (или не полностью реализованных) Концепций. Без анализа данных мониторинга нельзя оценить степень необходимости и эффективности разрабатываемых Концепций развития для деятельности музеев в новых экономических и социокультурных

условиях в России.

Проект зон охраны Государственного литературно-мемориального музея-заповедника Н. А. Некрасова «Карабиха»: попытка анализа и оценки

Е. В. Яновская

Охрана культурного и природного наследия требует особого нормативно-правового обеспечения, которое является механизмом взаимодействия музея и городской или сельской администрации, музея и охранных учреждений, музея и жителей, туристов. От наличия или отсутствия такой документации зависит возможность осуществления музеем контролирующих и охранных функций, решение конфликтных ситуаций. В настоящее время сложилась ситуация, когда в связи со сменой форм собственности прежние нормативные акты оказались недействительны, а новые находятся в стадии разработки. В «Земельном кодексе» нет понятия «музей-заповедник», поэтому перераспределение земель, а иногда их продажа осуществляются без учета требований «Проекта зон охраны». У ряда музеев не было кадастров, т. е. карты (схемы), на которой бы были точно обозначены границы. Поэтому в своей деятельности музеи-заповедники сталкиваются с большими трудностями.

«Современный музей-заповедник определяется как учреждение культуры, созданное для обеспечения сохранности, восстановления, изучения и публичного представления целостных территориальных комплексов культурного и природного наследия, материальных и духовных ценностей в их традиционной исторической (культурной и природной) среде» [259] . Такое определение находим в «Государственной стратегии формирования системы достопримечательных мест, историко-культурных заповедников и музеев-заповедников в Российской Федерации». Из дефиниции следует, что музеи-заповедники, по своей сути, полифункциональные учреждения, которые занимаются сохранением не только культурного, но и природного наследия. Вопросы сохранения природного наследия регулируются несколькими видами документов. Самым важным, пожалуй, является «Проект зон охраны музеев». Мы попробуем дать экспертную оценку этому основополагающему виду документа и этапам его создания на примере Государственного литературно-мемориального музея-заповедника Н. А. Некрасова «Карабиха».

Музей-заповедник «Карабиха» был организован в декабре 1946 года. И практически сразу встал вопрос о том, что сотрудникам музея необходимо сохранить не только здания, но и всю территорию усадьбы, куда входили: верхний и нижний парки, плодовый сад, система прудов. Ставилась задача создать «адекватное» представление об усадьбе. Ее решение всегда было одним из направлений деятельности сотрудников музея. Еще в бытность «Карабихи» в составе Ярославского областного краеведческого музея первый её директор – Анатолий Федорович Тарасов – разработал «Положение о режиме содержания музея-усадьбы Н. А. Некрасова в с. Карабиха и его охранной зоне» (1966 г.) [260] . В марте этого же года документ был утвержден на заседании Исполнительного комитета (24 марта 1966 г., № 219 «Об установлении охранной зоны музея-усадьбы Н. А. Некрасова в с. Карабиха»). Причем интересно, что по этому решению не только утверждался сам документ, но и предлагались практические мероприятия для создания благоприятного режима охраны. Так, в частности, в решении было записано: «Ярославскому райисполкому рассмотреть вопрос о водоснабжении жителей поселка спиртозавода, пользующихся в настоящее время водоисточниками парка музея, и благоустройстве пешеходной дорожки поселка, пролегающей вдоль ограды парка музея» [261] , т. е. вводились ограничения для использования водной системы, входящей в состав музея-усадьбы. Для создания охранной зоны музею отводилась площадь в 9 га. В постановлении были определены границы зоны охраны, которая располагалась вокруг усадьбы «Карабиха». Дифференциация охранных мероприятий по зонам охраны в документе не предусмотрена. Однако сами мероприятия были предложены сотрудниками музея и поименованы в указанном документе: «На территории музея-усадьбы запрещается: 1. Постоянное или временное размещение каких-либо организаций и предприятий, не связанных с увековечиванием памяти Н. А. Некрасова. 2. Постоянное проживание кого бы то ни было, кроме сотрудников музея, для которых отводится специальное помещение. 3. Производство строительных, изыскательных, земляных и других работ без особого на то разрешения администрации музея-заповедника. 4. Езда на автомашинах, мотоциклах, велосипедах и др. средствах передвижения, за исключением транспорта, обслуживающего музей-усадьбу. Порядок посещения музея-усадьбы и все другие вопросы содержания его определяются администрацией музея-заповедника. 5. На территории охранной зоны запрещается: строительство и возведение каких-либо промышленных, хозяйственных объектов и сооружений и изменение характера существующего землепользования. 6. Строительство жилых зданий без согласования с администрацией музея-заповедника и областным архитектурным надзором. 7. Повреждение или уничтожение зеленых насаждений. 8. Производство других работ, угрожающих сохранению парков и территории усадьбы» [262] .

Представляет интерес тот факт, что в проекте этого документа впервые определен состав охраняемых объектов: «Весь комплекс зданий и сооружений, сохранившийся со времени Н. А. Некрасова на территории бывшей усадьбы поэта в с. Карабихе, – парки, пруды, луга и земли, на которых они находились, – в совокупности своей является памятником русской культуры, подлежит охране государства как всенародное достояние» [263] . В документе фигурировали не только территория усадьбы, но и близлежащие территории – с. Дубки, Красные Ткачи, д. Черелисино. Ограничения на деятельность же вводились только в границах усадьбы (в современной терминологии «границах памятника»). На ранних стадиях существования коллективу музея удалось «очистить» территорию усадьбы от сторонних организаций. На том этапе большего достичь не удалось.

Документы музейного архива свидетельствуют, что данное решение было доведено до сведения архитектора Ярославского района.

Самый активный период в разработке, утверждении и согласовании охранных зон совпал с обретением музеем юридической самостоятельности (Постановление Совета Министров РСФСР № 376 от 4 сентября 1987 г. «О создании Государственного литературно-мемориального музея-заповедника Н. А. Некрасова ″Карабиха″»). И вновь инициаторами создания Проекта стали сотрудники музея. В конце 1980-х гг. научным сотрудником С. В. Смирновым были представлены «Материалы для разработки охранных зон Государственного литературно-мемориального музея-заповедника Н. А. Некрасова (Поволжье. Макарово и его окрестности)» [264] . Документ имеет историко-литературный характер. Для нашей темы он интересен тем, что в нем впервые говорится не только об усадьбе. Охранные зоны планировалось организовать по всей Ярославской области, в местах, связанных с жизнью и творчеством поэта. Это Карабиха – усадьба, приобретенная поэтом; Абакумцево – здание мемориальной школы, выстроенное по инициативе и на средства Н. А. Некрасова, фамильный склеп Некрасовых, могила матери поэта; Грешнево – территория бывшей усадьбы отца поэта; Вятское – село, являющееся прототипом села Кузьминское в поэме Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»; Макарово – «база» охотничьих путешествий поэта. Именно этот документ и лег в основу задания музея по разработке нового Проекта зон охраны. Сам документ был заказан проектному институту по реставрации памятников истории и культуры «Спецпроектреставрация». Заказчиком выступало Ярославское управление культуры. Вот здесь возникает первое противоречие, когда музей отстраняется от прямого влияния на процесс создания документа, а может воздействовать только опосредованно (т. е. музей не выступает и никогда не выступал в роли заказчика). Сотрудничество двух учреждений – музея и проектного института – носит добровольный характер и в нашем случае всегда инициировалось музеем.

Этот Проект разрабатывался на основе уже существующих (или принятых) аналогичных документов, а именно: «Схема охраны памятников истории и культуры Ярославской области», выполненная Отделом по делам строительства и архитектуры Ярославского облисполкома в 1986 г.; «Охранная зона музея-усадьбы ″Карабиха″», 1966 г.; ППЗ [проект планировки и застройки. – Е. Я. ] д. Карабиха Ярославского совхоза-техникума, отделения «Бурлаки», разработанный институтом «Ярославгражданпрроект» в 1983 г.; ППЗ села Грешнево, выпущенный тем же институтом в 1980 г. [265] , т. е. определенная нормативная база уже существовала в музее. При анализе этих документов установлено, что задание всегда разрабатывалось в стенах музея. Сложилась система из трех звеньев – музей, разрабатывающий проектное задание, администрация, выступающая заказчиком проекта, и исполнитель – проектный институт.

Проект зон охраны состоял из Программы-задания; Пояснительной записки к Проекту зон охраны; Исторической записки; Свода изобразительных источников. В состав охранных зон входило «два региона»: северо-западный (от с. Грешнево до с. Печелки) и юго-западный (от музея-усадьбы «Карабиха» до Московского шоссе и д. Черелисино) [266] , т. е. впервые был применен комплексный подход к вопросам охраны мест, связанных с Некрасовым.

Основной задачей документа было образовать «систему зон охраны… территорий, различающихся режимом их использования» [267] . Для музея было выделено четыре категории охраны: территория памятника, охранная зона, зона регулируемой застройки, зона охраняемого ландшафта. Наиболее строгий регламент был предусмотрен для территории памятника. Сотрудники института в полной мере использовали документы, материалы, предоставленные музеем. Необходимо обратить внимание на то, что активно использовались не только опубликованные, но и архивные документы.

В Проекте были подробно описаны все типы охранных зон, режимы использования, ограничения, которые необходимо было либо соблюдать, либо ввести; виды работ и мероприятий, которые надо было провести для создания условий охраны. Будет любопытно посмотреть на цифры, которые фигурировали в этом документе. Так, территория памятника юго-западного района определялась в 23,2 га (сама территория музея составляет 14 га), северо-восточный – 6,2 га; территория охранной зоны юго-западного – в 432 га, северо-восточный – 99,3 га; территория зон регулирования застройки юго-западного – в 376 га, северо-восточного – 108 га; территория охраняемого ландшафта юго-западного – в 3955 га, северо-восточного – 14300 [268] . Цифры впечатляющие. Однако они способствовали созданию целостного территориального комплекса, включающего в себя самые разнообразные объекты культурного и природного наследия. Важным мы считаем подчеркнуть тот факт, что при определении режимов охраны учитывались исторически обусловленные границы тех или иных объектов.

В ходе разработки Проекта зон охраны этот документ несколько раз становился предметом обсуждения на заседаниях Ученого совета музея. На завершающей стадии документ был согласован в Центральном совете Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (20 января 1989 г., № 1/89) и в Главном управлении охраны, реставрации и использования памятников истории и культуры Министерства культуры РСФСР (31 января 1989 г., № 17–25/13 ос). Для того чтобы этот Проект стал действующим документом, необходимо было его обсуждение и принятие исполнительным комитетом Ярославского областного совета народных депутатов. В постановляющей части решения было записано:

«…1. Утвердить зоны охраны Государственного литературно-мемориального музея-заповедника Н. А. Некрасова ″Карабиха″ (села Абакумцево, Грешнево, Карабиха) в соответствии с прилагаемыми проектными планами.

2. Некрасовскому и Ярославскому райисполкомам: проводить все виды строительства и использования земель в соответствии с утвержденными зонами охраны музея-заповедника; все виды хозяйственной деятельности, проводимые в охранных зонах, согласовывать с управлением облисполкома.

3. Контроль за исполнением решения возложить на Главное управление архитектуры и градостроительства облисполкома<…>и управление культуры облисполкома…».

Подводя промежуточные итоги, необходимо сказать, что в музее была сформирована определенная схема работы над проектными документами: сама потребность, а потом и задание на создание документа вызревали в недрах учреждения; на этапе формирования задания научными сотрудниками проводились научно-исследовательские и архивные изыскания, направленные на: 1) обоснование необходимости включения тех или иных объектов в проект охранных зон; 2) определение режимов охраны и связанных с ними обременений. При этом задачей обеспечения охраны было сохранение не только недвижимого наследия (в данном случае зданий и сооружений), но и элементов природы и ландшафта, определенных географических пространств (например, Теряева горка, Печельское озеро). Специалисты института и музея работали в тесном сотрудничестве. Все стадии оформления и согласования на уровне российском и областном документ прошел. Органы государственной власти, которые были призваны проводить мероприятия по соблюдению режимов охраны, были извещены (в нашем случае это Комитет по культуре и Комитет охраны памятников). Таким образом, Проект зон охраны в тот период стал действующим документом. Однако этот документ не был доведен до сведения всех заинтересованных лиц. Так, районные администрации Некрасовского и Ярославского районов, на территории которых находились основные объекты охраны, документ не увидели, что в дальнейшем приводило к конфликтным ситуациям в случаях несанкционированной застройки на отчужденных территориях.

С точки зрения исторической ретроспективы мы можем сделать следующие выводы: сотрудники музея с самого начального периода его существования осознавали необходимость комплексного сохранения объектов и территорий, связанных с творчеством Н. А. Некрасова; технические задания на разработку таких документов создавались в музее с использованием всего массива источников и сведений, которые были найдены и созданы в ходе научно-исследовательской работы (написание историко-архивных справок, атрибуция объектов, определение значения объекта и/или территории для раскрытия тех или иных аспектов жизни и творчества, рекомендации по режимам охраны); итоговые документы 1966 и 1989 гг. практически в полном объеме предписывали те или иные виды охранных мероприятий, которые были названы в музейных документах. При этом мы может констатировать, что в течение определенного времени шел двуединый процесс: постепенное расширение площади охраняемых территорий (объем и территории) и совершенствование режимов охраны (они носили дифференцирующий характер – как правило, выделялось четыре режима охраны). На период конца 1980-х – начала 1990-х гг. пакет документов, регулирующих режимы охраны и взаимодействие со сторонними организациями, имел «рабочий» характер и обеспечивал музею хоть и не бесконфликтное существование, но механизм разрешения спорных ситуаций. При этом музей имел работающие документы, в которых была учтена необходимость сохранения культурного наследия. Перечисляя положительные результаты, необходимо указать и на отрицательный опыт работы. Музей никогда не выступал заказчиком этих документов, а значит, имел ограниченные возможности воздействия на ситуацию. Администрация и сотрудники могли только «доводить» до вышестоящих организаций сведения о нарушениях охранных зон и режимов охраны, что отрицательно сказывалось на оперативности реагирования на эти факты и действия. Хотя, бывают и положительные примеры: так, по факту начала строительства на Теряевой горке (срывали верхушку горки) мы обратились в органы власти (комитет охраны памятников, в прокуратуру) со ссылкой на существующий проект, к общественности и СМИ, в результате строительство сначала было приостановлено, а затем прекращено.

Подводя итог, можно отметить, что нормативно-правовая база, обеспечивающая работу Музея, является, по сути, инструментом его взаимодействия с другими социальными, административными и иными институтами, а наличие у музея «Проекта зон охраны…» служит гарантом наиболее эффективного противостояния возможным посягательствам на все виды собственности, включая землю, и в этой связи необходимо вести работу по корректировке существующего «Проекта зон охраны…».

Музеефикация объектов индустриального наследия: проблемы концептуального обоснования

М. Кислякова

Индустриальное наследие включает представляющие историческую, научную, архитектурную ценность остатки индустриальной культуры: здания и машинное оборудование, заводы, шахты, склады, места переработки энергии, транспорт и инфраструктуру, а также элементы социальной организации, связанные с производством [269] .

Уже несколько десятилетий во всем мире предпринимаются активные меры по сохранению индустриального наследия. С 1973 года функционирует Международный комитет по сохранению индустриального наследия (TICCIH). В последующие годы в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО были включены более пятидесяти индустриальных памятников в различных частях света.

Систематический подход к охране индустриальных памятников формируется в Европе и США с наступлением новой, постиндустриальной эпохи. В России же переход от индустриальной культуры к постиндустриальной нельзя считать полностью завершенным, вследствие чего индустриальные объекты мыслятся прежде всего как функциональная, а не как мемориальная составляющая жизни общества.

В отношении государства к индустриальному наследию ситуация осложняется тем, что значительная его часть относится к советскому периоду. Для современного государства фундаментальным является положение [270] о несостоятельности СССР, несамостоятельности технологий и науки. Сохранение крупных индустриальных комплексов, подкрепляющих миф о производственной мощи и развитии технологий, кажется почти невыгодным.

В реальности же символический потенциал индустриального наследия значительно более разнообразен. Оно может способствовать активизации интереса к рабочим профессиям и мотивировать молодых ученых, демонстрируя востребованность их достижений. Кроме того, значительная часть индустриальных объектов – это объекты военной промышленности, популяризация которых могла бы способствовать воспитанию национальной гордости, росту чувства стабильности, поднятию авторитета армии, то есть решению насущных проблем государства.

Однако для раскрытия потенциала индустриальных памятников необходима слаженная работа специалистов (то есть институционализация охраны этого вида наследия), что на данный момент проблематично в связи с несовершенством терминологической и законодательной базы охраны наследия, новизной и неразработанностью вопросов охраны индустриальных памятников. В России существует ветвь Международного комитета по сохранению индустриального наследия (TICCIH), однако, как отмечает исследователь В. В. Запарий, она «является негосударственной структурой, выступающей на общественных началах и не имеющей ни средств, ни рычагов влияния на властные структуры» [271] .

В противоположность институционализации, довольно развиты практики актуализации индустриального наследия. Значительная их часть носит неформальный, экстремальный характер и является стержнем для формирования субкультур или течений (диггерство, сталкерство и т. п.). Представителей таких субкультур привлекает урбанистический аспект индустриальной культуры, им более всего интересен феномен города. Основной метод их приобщения к индустриальному наследию – самостоятельное исследование.

Более формализованные практики актуализации индустриального наследия реализуются коммерческими организациями. Довольно распространены экскурсии на производство (например, экскурсии на кондитерское производство Рот-Фронт в Москве или экскурсии на Императорский Фарфоровый завод в Санкт-Петербурге); небольшие турфирмы и индивидуальные гиды часто организуют экскурсии по памятникам промышленной архитектуры. Часто основой для приобщения к индустриальной культуре является интерес к советской культуре (например, проводятся реальные и виртуальные экскурсии в коммунальные квартиры) [272] . В ряде случаев для отсылки к советскому периоду используются исторические модели транспорта. Так, в Санкт-Петербурге компания Retro-bus использует автобусы модели ЛиАЗ-677, производившейся с 1967 года, а Музей городского электрического транспорта совершает выезды на трамваях различных моделей, создававшихся в 1900–1989 годах [273] . При этом варианты использования транспорта разнообразны: от экскурсий по блокадному Ленинграду до фуршетов и свадебных фотосессий в салоне.

Итак, в современной России существуют разнообразные формы интереса к индустриальному наследию. Однако механизм трансляции памяти об индустриальной эпохе разлажен: процессы актуализации не связаны с процессами сохранения, а также с научной интерпретацией, кроме того, символический потенциал индустриального наследия не раскрыт.

Решению этих проблем может способствовать музеефикация. Для этого необходимо, чтобы в концепции были четко сформулированы символические ценности, сохраняемые благодаря процессу музеефикации и их актуальности; работы по сохранению, интерпретации и актуализации наследия должны определяться в соответствии с этими ценностями.

Традиционно те объекты индустриального наследия, которые относятся к производственному оборудованию или транспорту, сохранялись в научно-технических музеях. Основным принципом формирования коллекций в таких музеях было документирование исторического процесса развития техники и научно-технического знания. В соответствии с этим принципом экспозиция отражала эволюцию тех или иных устройств от прототипов до самых поздних моделей. В качестве основного направления деятельности научно-технических музеев выступала популяризация научно-технических знаний.

В конце XX века организованные по вышеописанным принципам научно-технические музеи оказались в трудной ситуации, поскольку часть экспонатов устарела и перестала быть ценной для учебного процесса, а лавина новых изобретений сделала трудным отбор экспонатов. Кроме того, стало очевидно, что подход, при котором демонстрируются только эволюция отдельных устройств, – крайне ограничен, он не отражает влияние развития техники на жизнь общества (которое в индустриальную эпоху было определяющим); место предмета в культуре остается для посетителя загадкой.

В связи с этим современные музеи параллельно с пополнением коллекции памятников техники собирают и демонстрируют материал по истории бытования этих памятников, приобретают, наряду с научно-технической, историческую специализацию и осваивают разнообразную деятельность помимо популяризации научных знаний.

Кроме прочего, такой подход отвечает задачам, связанным с административной принадлежностью музеев. Дело в том, что большинство музеев, сохраняющих памятники техники, подчиняется ведомствам или отдельным предприятиям, которые предоставляют им финансовые ресурсы и экспозиционную площадь, определяют штат сотрудников и приоритетные направления работы. Соответственно, одна из первостепенных задач такого музея – создание имиджа вышестоящей организации. Следовательно, в экспозиции должно быть показано, сколь важное место данная отрасль (а точнее, учреждение или корпорация) занимает в жизни общества. Также должны быть и затронуты такие темы, как преемственность традиций, уважение к труду, успешное сотрудничество с другими компаниями, качество продукции, а просветительская, образовательная и любая другая деятельность музея должны демонстрировать высокий уровень социальной ответственности организации. В качестве примера можно привести музейный комплекс «Вселенная воды» в Санкт-Петербурге, экспозиции которого построены в соответствии с указанными принципами.

Однако значение музея для имиджа предприятия далеко не всегда осознается в полной мере. На многих предприятиях музеи возникли в советский период и существовали как музеи «Боевой и трудовой славы» и институты пропаганды пролетарской идеологии, а современным руководством воспринимаются как атавизм, что чревато отсутствием не только финансирования, но и мотивации самих сотрудников музея, непрофессиональным подходом. Комплектование в таких музеях ведется стихийно, а работа с посетителями практически отсутствует. Небольшие площади, отведенные под такие музеи, заставляют сотрудников «дробить» индустриальный объект, сохранять отдельные детали, в результате чего теряются целые пласты информации и экспрессивные качества предмета. Расположение музея непосредственно на территории действующего предприятия (контрольно-пропускной режим и требования безопасности) создает серьезные проблемы для организации доступа посетителей.

В этой ситуации наиболее эффективным методом сохранения представляется музеефикация движимых объектов вместе с постройками таким образом, чтобы музейные функции были первостепенными. Это наиболее осуществимо в условиях нефункционирующих или сильно сокративших производство заводских комплексов.

При музеефикации целых заводских комплексов апеллировать к владельцам производств сложнее, чем в случае создания музея при производстве, поскольку сама по себе музеефицированная среда одного завода не может привлекать внимание к другому заводу. Однако такой музей может оперировать категорией престижа отрасли, привлекая тем самым внимание компаний, но не впадая в зависимость от мнения одного производителя, а также апеллировать к актуальным общенациональным ценностям. Например, в концепции музеефикации нижнетагильского металлургического завода [274] неоднократно подчеркивается значение, которое завод имел для укрепления позиций России в Европе.

Для того, чтобы обеспечить воспроизводство индустриальной памяти во всей ее полноте и в соответствии с научной истиной, необходимо, чтобы концепция музеефикации в целом и все методы сохранения и актуализации по отдельности определялись в зависимости от специфики самого наследия и его ценности, и эту взаимосвязь необходимо четко зафиксировать.

Ключевая особенность объектов индустриального наследия – их функциональность [275] ; максимальная производительность – главная цель существования этих объектов и основной принцип организации их содержания и формы. Это означает, что функциональность должна быть сохранена и продемонстрирована как неотъемлемая составляющая индустриального наследия. В случае с сохранением оборудования или транспорта это требует максимального воссоздания недостающих механизмов и деталей. Демонстрация функциональных характеристик означает демонстрацию работы оборудования или транспорта, что неизбежно в той или иной степени наносит ущерб сохранности самого предмета; классическое для музея противоречие между сохранением и показом обостряется. Однако нужно иметь в виду, что практика показа музейного предмета в работе не нова: например, музеефикация зданий почти всегда подразумевает приспособление для выполнения новых функций.

Другая характерная черта объектов, созданных индустриальной культурой, – это типичность, заменяемость, стандартизация. Это означает, во-первых, что необходимо руководствоваться принципом типичности при отборе предметов для экспонирования. Во-вторых, демонстрация «обыкновенности» и типичности подразумевает показ не отдельных единиц, а ряда идентичных объектов.

Еще одна важная особенность индустриального объекта – его специализация. Сущность такого объекта заключается не в функционировании вообще, а в выполнении некой определенной задачи, для которой он максимально приспособлен, в роли одного из элементов системы. С этой диспозицией связан и принцип концентрации, характеризующий индустриальные объекты: множество элементов одной системы сконцентрировано пусть на большом, но четко локализуемом пространстве. Система, в которую включен индустриальный объект, может быть по-прежнему напряженно функционирующей, и исключение из нее может представлять реальную инженерную проблему (это касается, например, памятников мостостроения).

Проблема перемещения в музей связана не только с включенностью в действующую систему, но и с габаритами самого объекта наследия: максимизация, в том числе и размеров вещей, «гигантизм» присущи индустриальной культуре. Особенно остро эта проблема стоит в отношении оборудования и транспорта, поэтому «крупногабаритные» памятники чаще всего музеефицируются в их «естественной среде». Например, в Санкт-Петербурге Музей городского электрического транспорта расположен в депо Василеостровского трамвайного парка, в поселке Монино Московской области Музей военно-воздушных сил Российской Федерации расположен на территории бывшей авиационной дивизии. Такое пространство изначально приспособлено для размещения, транспортировки и ремонта экспонатов. В то же время, оно ограничивает свободу специалиста, диктуя принципы размещения экспонатов.

Часто при крупных габаритах предмета и полноте коллекции единственно возможным оказывается размещение под открытым небом, как в случае с кораблями и подводными лодками (пароход «Святитель Николай» в Красноярске, подлодка Д-2 «Народоволец» в Санкт-Петербурге и многие другие). Это влечет за собой угрозу сохранности объекта, кроме того, такие памятники одновременно выполняют и функции музейного предмета, и функции музейного здания, возникает конфликт между необходимостью сохранить объект в максимально аутентичном виде и организовать зону приема посетителей и рекреационную зону; автономность влечет за собой технические трудности, связанные с обеспечением отопления, освещения и т. п.

В то же время, именно внушительные размеры (и, прежде всего, это касается военной техники) составляют особую ценность индустриального объекта: сами по себе они являются доказательством мощи и развития технологий в государстве, в котором они были произведены, а их полномасштабное сохранение будет свидетельствовать о возможностях и уровне развития современного государства.

Выбранная стратегия музеефикации должна быть реализуема, и, следовательно, концепцию необходимо составлять с учетом современной социокультурной и экономической ситуации. Современная ситуация в сочетании со спецификой индустриального наследия требуют применения спорных, нетипичных методов сохранения и воспроизводства памяти об индустриальной эпохе (воссоздание механизма, демонстрация в работе, размещение на открытом воздухе и т. п.), поэтому в концепции необходимо обосновать выбранные методы музеефикации и показать, что они являются наилучшими для сохранения данного вида наследия (как материальной составляющей, так и связанных с ней смыслов).

Так, например, музеефикация индустриальных комплексов на месте бытования может быть обусловлена принципом концентрации, характерным для индустриальной культуры, т. к. этот метод дает возможность сохранить в одной географической точке огромный культурный пласт, включающий разнообразные памятники инженерной мысли, техники, быта и социальной организации.

Принцип специализации, включенность индустриальных объектов в единую систему обуславливает приоритетность средовой музеефикации, то есть «музеефикации историко-культурной и природной среды со всеми составляющими<…>и существующими между ними взаимосвязями» [276] .