Культурология. Дайджест №2 / 2018

Галинская Ирина Львовна

Томаш Хахульский

Просвещение в польской литературе – период особенный. Он не дал шедевров, подобных тем, что оставила литература XVI, XVII или XIX столетий, в нем – как будто бы – отсутствуют художники масштаба Яна Кохановского, Миколая Семпа-Шажинского, Вацлава Потоцкого или Яна Анджея Морштына… или романтические поэты-пророки (Мицкевич, Словацкий, Красиньский, Норвид), которые оказали огромное влияние на польское сознание и на литературные традиции XIX и XX вв. Говорят, что в эпоху Просвещения польские поэты лишь только следовали французским поэтическим образцам, а писатели за деньги монархов создавали льстивые панегирики или эротические стихи на потребу Станислава Августа. Адам

Мицкевич, достаточно критически настроенный по отношению к поэтам Просвещения, писал: «Последняя глава истории литературы периода Станислава Августа представляет собой трагедию в истории славян. Все эти писатели умирали в трауре и отчаянии: перед нами похоронная процессия, провожающая родину в могилу. […] Всех этих людей можно сравнить со встречающимися нам порой безумцами – на протяжении дней своих они не проявляют и тени разума, но порой перед кончиной вспоминают прожитые годы и умирают, полные сожаления о загубленной жизни» (цит. по: с. 55).

XVIII столетие оставило после себя живописную мозаику произведений, художественно совершенных, интересных, вошедших в канон польской литературы, и множество стихов, написанных по случаю, свидетельствующих о литературной культуре общества Первой Речи Посполитой. XVIII век дал нам «Мазурку Домбровского» – польский национальный гимн, написанный Юзефом Выбицким, королеву польских колядок – «Песню о рождении Господа» («Бог рождается, мощь робеет…»), сочиненную Карпиньским, две его поэтические молитвы, в XIX и XX вв. получившие широкое распространение в домашнем – личном – религиозном обиходе: «Утренняя песня» («Когда занимается утренняя заря») и «Вечерняя песня» («Все наши дневные дела»), басни и сатиры Игнация Красицкого, занявшие прочное место в школьной программе, несколько драматических произведений, до сих пор не сходящих со сцены. Если показателем ценности литературного произведения считать степень его известности, литературу Просвещения следовало бы причислить к художественным вершинам. Следует отметить, что граждане Речи Посполитой связывают с литературой второй половины XVIII в. корни своей идентичности.

Классицизм – главная литературная доктрина на протяжении почти всего польского Просвещения. Это направление поддерживал король, считалось, что оно способствует реформам литературы, развитию журналов, воспитанию нравов, европеизации сарматской культуры. Авторы обращались к жанрам античного происхождения: сатире и письмам, одам, поэмам, басням. В период польского Просвещения басни были необычайно популярны; вышло 13 отдельных томов басен, к этому жанру обращалось более 50 писателей. Античную традицию в духе Эзопа или Федра, обогащенную в XVII в. во Франции Жаном Лафонтеном, дополнили произведения открытых французами восточных авторов: арабские басни Локмана и индийские – Пилпая.

Басня опирается на устоявшиеся аллегории, простые сюжетные ходы, легко прочитываемые параболы. Наиболее выдающийся из польских писателей-классицистов, Игнаций Красицкий (1735–1801), публикует сборник «Басни и притчи» (1779), который сразу входит в школьную программу и остается в ней и сегодня. У Красицкого все так, как полагается в басне. Есть неправый и есть тот, кто знает, как надо, и поучает. Есть морализаторская притча, подводящая к дидактическому выводу. Есть персонажи и ситуации, знакомые читателю по Эзопу Фригийскому и Лафонтену. На первый взгляд, все соответствует вековым традициям жанра.

Однако после внимательного прочтения этих басен появляются сомнения. Красицкий переворачивает с ног на голову привычные аллегории. В эпоху, когда философия стала орудием практического анализа реальности, Красицкий в своих баснях имел возможность поднимать важнейшие темы, волновавшие Бернарда де Мандевиля, Дэвида Юма, Вольтера, Дени Дидро или Жана-Жака Руссо. Он спрашивает: каковы истинные границы человеческой свободы? Каковы возможности и границы познания? Поддается ли передаче опыт, который Просвещение полагало основой знаний о мире? Имеет ли смысл закон, не опирающийся на равновесие сил? И многие

другие вопросы. Вывод «Басен и притч» исполнен горечи – от зла нет спасения, можно лишь стараться понять конкретную ситуацию, всякий раз иную. Доверие к окружающим есть проявление глупости, этика поведения – признак слабости. За сюжетом басни скрывается драма человеческого бытия. Погибающие существа ставят риторические вопросы о причине зла, о несправедливости права сильнейшего. Баснописец почти всегда встает на сторону сильного, даже если правда на стороне жертвы. Писатель заботится о том, чтобы читатель понял всю сложность, неоднозначность и драматизм ситуации.

Лирические стихи появляются как в творчестве таких сентиментальных поэтов, поборников Жана-Жака Руссо, как Францишек Карпиньский и Францишек Дионизий Князьнин, так и у представителей классицизма – Адама Нарушевича, Игнация Красицкого. Влияние французской литературы XVII и XVIII вв. придает их творчеству легкость и изящество, а обращение к польским классикам XVI в. и начала XVII в., т.е. к польскому творчеству Яна Кохановского и латинскому – Матея Казимира Сарбевского определяют наиболее значимые темы их творчества.

Адам Нарушевич (1733–1796), иезуит, затем епископ, близкий соратник Станислав Августа, пишет в основном оды, пропагандирующие программу реформ монарха. Оды, посвященные королю, написаны по случаю его именин, дня рождения, отъезда, возвращения, годовщины коронации, в благодарность за скромный подарок – часы, медаль. Поэта вдохновляют французы, особенно из среды иезуитов, его оды возвышенны, патетичны, пространны, неразрывно связаны с античной традицией и древнепольской стилистикой. В этих выразительных стихах таится политическая ангажированность и поэтическая страсть.

Главным источником вдохновения для Нарушевича служит Гораций – образец для всех выдающихся древнепольских поэтов и поэтов Просвещения. До 1780 г. Нарушевич считался наиболее крупным писателем среди авторов польского Просвещения. В конце 70-х годов XVIII в. он бросает поэтическое творчество и приступает к созданию монументального труда по истории Польши. Его место занимает Красицкий – князь-епископ Вармийский.

Лирический аспект классицистической поэзии Красицкого был замечен лишь недавно. Автор небольшого количества разных стихотворений, он питал пристрастие к письмам в стихах, письмам с прозой – произведениям, в которых поэтические фрагменты перемежались прозаическими. Образцом для Красицкого был Вольтер, написавший около 150 произведений подобного рода.

Наибольшей популярностью среди поэтов-неклассицистов пользовался Францишек Карпиньский, автор идиллий, весьма эмоциональных элегий, религиозных стихов, автобиографических произведений и, наконец, в конце жизни, дневника-автобиографии в стиле «Исповеди» Жана-Жака Руссо. Славу Карпиньскому принесли идиллии, написанные в первый период творчества. Он создал особый поэтический мир Карпат и Гуцульщины. Лирические герои его стихов – пастухи с традиционными именами, взятыми из идиллий Феокрита, Шимона Шимоновича, но прежде всего – Юстына, возлюбленная поэта.

Идиллии и другие ранние произведения поэта – это прежде всего любовные стихи. Карпиньский пишет о зарождении чувства, встречах, свиданиях, радости, ревности, разочаровании, расставании, горечи от утраты близкого человека. Ориентируясь на «Героид» Овидия, «Песни» и «Трены» Яна Кохановского, поэт открывает сложный, неоднозначный мир человеческих чувств. У Карпиньского любовь ломает барьеры повседневности, противостоит разрушительному течению времени, побеждает страх смерти. Поэт ищет «настоящие» истории. И находит их в далеком Средневековье – в хронике Яна Длугоша, арабских традициях. Характер описания во многом отсылает к стилю популярных в ту эпоху «Поэм Оссиана» Джеймса Макферсона, однако оригинальность замысла и поэтического воплощения несомненна. Всеобъемлющим чувством в стихах Карпиньского является печаль, только она, считает поэт, дает возможность проникнуть в суть человеческой натуры, позволяет человеку «подняться над самим собой».