Кумиры. Тайны гибели.
Шрифт:
ТРАГЕДИИ НА ПОЧВЕ АЛКОГОЛИЗМА
На Руси бражничали испокон веков. И поговорка «На Руси питие — есть веселие» появилась не случайно — пить у нас действительно любили и предавались этому делу со всем размахом, какой был свойствен раздольной русской душе. Пили все: и низшие слои населения, и высшие. Причем если первые пили от плохой жизни, то вторые — от избытка хорошей. Первые глотали самогон и дешевые вина, вторые — марочные коньяки и не менее качественную водку. Однако итог для всех был один — ранняя смерть на почве алкоголизма. Но если смерть рядового гражданина большого отклика у населения не вызывала, то смерть какого-нибудь спившегося артиста или спортсмена всегда становилась поводом к широкому обсуждению. Так было
Одной из первых советских кинозвезд сталинской поры, кого сгубил «зеленый змий», стала актриса Валентина Серова. Собственно, неумеренное употребление алкоголя поставило крест на судьбах многих советских кинозвезд (Петр Алейников, Сергей Гурзо и т. д.), однако случай Серовой особенный — она этот список открыла, будучи отринутой своими коллегами еще в конце 40-х. Последним звездным фильмом Серовой, где она сыграла главную роль, была комедия «Сердца четырех», которая вышла на экраны страны в 1945 году.
Истоки алкоголизма Серовой, судя по всему, берут свое начало с конца 30-х, когда она была замужем за Героем Советского Союза летчиком Анатолием Серовым. Тот на все банкеты стал брать свою молодую супругу, а банкет без выпивки — что брачная ночь без невесты. Хотя первое время Серова этому сопротивлялась и даже пыталась отучить от пагубной привычки своего мужа. Однажды она нашла его заначку — бутылку водки — и перепрятала ее в валенок. Серов сунулся — бутылки нет. Он к жене: где? Та в ответ: не знаю. Тогда он схватил топор и погнался за нею. Пришлось отдать.
В мае 1939 года Серов погиб, выполняя испытательный полет. Серова тогда была беременна и спустя четыре месяца родила сына Анатолия. Это событие, а также работа в театре и кино как-то отвлекли ее от грустных мыслей. В те дни Серова практически не пила. И главное — даже малейших позывов к этому не было. А весной 1940 года стала гражданской женой писателя Константина Симонова. Казалось, что жизнь постепенно налаживается. Но потом грянула война, и Серова встретила будущего маршала Константина Рокоссовского. Она влюбилась в него так страстно и пылко, что готова была бросить Симонова и уйти к нему незамедлительно. Но Рокоссовский к такому повороту событий был не готов. Он не захотел бросать свою семью и связывать жизнь с кинозвездой. И первым пошел на разрыв. Видимо, этот разрыв и сыграл роковую роль в последующей судьбе Серовой.
Вернувшись к Симонову, которого она, по большому счету, не любила, Серова нашла утешение в алкоголе. Благо было где «приложиться» к рюмке: война близилась к своему благополучному концу, и в Москве опять возобновились богемные банкеты и застолья. Причем если раньше она пила, чтобы снять стресс, напряжение, то теперь пила от тоски и уныния. Как напишет в одном из своих писем Симонов: «У тебя, я знаю, есть чудовищная русская привычка пить именно с горя, с тоски, с хандры, с разлуки…»
Несмотря на то что в мае 1950 года Серова родила Симонову дочку Машу, победить свою болезнь она так и не сумела. И погубила не только себя, но и своего сына от первого брака Анатолия. Тот стал прикладываться к рюмке еще будучи подростком — лет в двенадцать. Причем делал это прямо дома: следил, когда кто-то из взрослых не допивал водку или вино, втихаря сливал остатки в стакан и пил. Так аукнулось Серовой нежелание отдавать сына в Суворовское училище (это предлагал сделать Симонов) и потворство тому, что он с юных лет сидел за столом вместе со взрослыми. Вот и насмотрелся.
Поскольку в кино Серову практически не снимали (разве что в небольших эпизодах), единственным местом ее работы оставался Малый театр. Но в январе 1952 года ее уволили и оттуда — за пьянку (как-то вечером она выпила с приятелем Павлом Шпрингфельдом и отказалась приезжать на вечерний спектакль). После этого случая Серова запила еще сильнее. Симонов, как мог, пытался спасти жену, но у него это плохо получалось. Болезнь пустила слишком длинные корни. Не спас Серову даже перевод в другой театр — имени Моссовета — и постановка специально под нее пьесы «История одной любви», которую она впервые играла в Ленкоме 16 лет назад. Но нынешняя Серова была не чета той, ранней: та была молода и обаятельна, эта — бледна и с отекшим лицом. В 1956 году от Серовой ушел и Симонов. Как пишет Н. Пушнова: «Связь с Серовой становилась для него тягостной — неуместной. Человеку его ранга невозможно оставаться с такой женщиной. Невостребованная, никому, по сути, не нужная, уже стареющая актриса. Это было непрестижно в тех кругах, в которых он вращался. Тем более что от прежней красоты оставалось все меньше, красота таяла и таяла на глазах, вернее, так: она не просто таяла — время от времени красивая женщина уступала место тетке, вульгарной, малосимпатичной. И это было безобразнее обыкновенного и естественного старения двух людей. Шло уже самоуничтожение, и оно звалось алкоголизмом…»
В 1959 году мать Серовой, видя, что дочь безнадежно больна, забрала к себе Машу. И Серова осталась жить с сыном Анатолием. Но радости от этого житья было мало. К тому времени Анатолий стал еще более неуправляем: продолжал пить, водился со шпаной. Однажды он собрал во дворе мальчишек и, указывая на мамин «Виллис», заявил: «Это моя машина — что хочу, то с ней и сделаю». «Врешь!» — не поверили пацаны. Тогда Анатолий взял в руки железную трубу и стал крушить автомобиль. После этого его пришлось продать. А когда Серова угодила в больницу, сын продал из дома многие вещи: холодильник, ковры и др.
В последние несколько лет своей жизни Серова влачила поистине жалкое существование. Так как денег на выпивку у нее постоянно не хватало, она распродавала свои личные вещи, на продажу которых раньше у нее не поднималась рука. Например, в одном случае она по дешевке продала одной актрисе из Театра-студии киноактера дорогое кольцо, в другом — брошь, которую ей когда-то подарил Симонов.
Собутыльником и другом Серовой тогда был молодой мужчина, который работал постановщиком на одной из киностудий. Ему она доверяла все свои тайны, даже читала дневники, которые писала в течение нескольких лет.
Финальную точку в этой истории поставил 1975 год. Сначала тем летом в возрасте 36 лет от рокового пристрастия к алкоголю скончался Анатолий Серов. А буквально через полгода после этого — 12 декабря 1975 года — умерла и Валентина Серова. Ее нашли в коридоре на полу с разбитым, черным от запекшейся крови лицом. Как напишет позднее ее дочь: «Умерла она одна, в пустой, обворованной спаивающими ее проходимцами квартире, из которой вынесли все, что поддавалось переноске вручную…»
А за четыре года до ухода Серовой погибла от алкоголизма другая звезда советского кинематографа — Изольда Извицкая. Она стала популярной в 1956 году, когда сыграла главную роль в фильме «Сорок первый». И в течение последующих пяти лет Извицкая снималась без остановки, став одной из самых снимаемых молодых актрис советского кино. Но ее триумф длился недолго. К началу 60-х Извицкая пристрастилась к алкоголю, причем очевидцы утверждают, что немалую роль при этом сыграл ее муж — актер Эдуард Бредун. В 60-е годы Извицкую практически не снимали, а если и брали сниматься, то лишь в эпизоды — длинные роли она могла сорвать. В марте 1971 года Извицкая умерла в возрасте 38 лет. К слову, и муж актрисы Эдуард Бредун тоже ушел из жизни сравнительно молодым — он не дожил до своего 50-летия трех месяцев.
На почве увлечения «зеленым змием» ушло из жизни и много прославленных советских спортсменов. Например, Валерий Воронин. Этот футболист в 60-е годы играл в столичном «Торпедо» и входил в состав первой сборной страны. Однако после тяжелейшей автоаварии в мае 1968 года он был вынужден уйти из большого спорта. Но найти себя на тренерском поприще Воронин так и не сумел. На спортивные невзгоды наложились личные — распался его брак. В итоге Воронин нашел утешение в алкоголе. Он его и погубил. В последние годы своей жизни Воронин буквально предчувствовал, что его ждет трагический уход. Не зря он часто повторял своим друзьям: «Я, как Володя Высоцкий, умру рано, не намного его переживу».