КУНЦЕЛЬманн & КунцельМАНН
Шрифт:
— Натуральный мел… любимый материал вашего отца, — сказал Хаман, проследив взгляд Иоакима. — Химический состав тот же, что и у старых мастеров, поэтому возраст определить невозможно. Мел, как вы понимаете, и тогда был мелом.
— Любимый материал фальсификаторов, вы хотите сказать?
— При условии, что вы найдёте бумагу соответствующего возраста… Найти старую не пигментированную бумагу не так трудно — один визит к хорошему букинисту. Форзац Библии восемнадцатого века многим фальсификаторам помог наскрести на квартирную плату. Но если вы хотите работать aux trois crayons [39] , а это уже совсем другие деньги, тогда начинаются трудности. Зелёную бумагу раздобыть очень трудно…
39
Aux trois crayons (фр.) — тремя мелками.
Полкомнаты занимала мастерская с самыми разными механизмами и инструментами. Электропила со стуслом для изготовления рам напоминала модернистскую скульптуру, установленную на металлическом постаменте. Над верстаком, в металлическом шкафчике, к которому Иоакиму раз и навсегда было запрещено приближаться, содержались различные химикалии: сульфат железа, витриол, гуммиарабик. Угрожающие канистры с черепом — порошок свинцовых белил.
— А кто заказчик?
— Известный финансист и продавец картин. Жулик до мозга костей. И к тому же с контактами в Китае. Новые китайские богачи просто помешаны на классической европейской живописи.
У стены на длинных полках стояли книги по искусству. В свете последних новостей от них исходила аура махрового жульничества: каталоги музеев и выставок, монографии о художниках, обзоры Ташена и Лоуренс Кинг. Пачки старинных бумаг — реставрационная техника, рецепты красок, справочники на полдюжине языков, полные описания работ сотен художников, учебники материаловедения для художников… вот, например, знаменитая рецептурная книга красителей Ченнини или «Le Memorie di un Pittore di Quadri Antichi» [40] Федерико Йони.
40
«Памятка для художников о старинных картинах» (фр.).
— Он обладал феноменальной зрительной памятью, — сказал Георг. — Тридцать секунд перед работой Менцеля в Национальной галерее в Берлине хватало, чтобы он запомнил полотно на всю жизнь, причём в мельчайших деталях. В книгах он только искал сведения о применении материалов.
Он поднял клюшку и показал наконечником на длинный ряд справочников.
— Вот, к примеру, монументальный труд Бенезита «Словарь художников, скульпторов, дизайнеров и гравёров». Виктор говорил: «Если чего-то в этой книге нет, значит, этого и на самом деле нет».
У Иоакима с детства застряла в памяти картинка, как отец сидит, углубившись в эту книгу, в снопике света от мансардного окна, и во взгляде его что-то такое, что заставляет их, детей, держаться подальше… Им кажется, что он совершает какой-то тайный ритуал… Оказывается, всё так и было, только немножко по-иному, чем они себе воображали. Всё представлялось теперь Иоакиму в новом свете.
На столе — развёрнутый фолиант. На полях слева — изображения печатей известных коллекционеров. А совсем рядом, в маленьком запирающемся металлическом сундучке, — штук пятьдесят печатей, каждая со своей подушечкой.
— Виктор ничего не оставлял на волю случая. Ведь при малейшем подозрении, если что-то не так, покупатель может обратиться за экспертизой… Уже в последние дни он скопировал подходящую печать из «Les marques de collection de dessins et d'estampes» [41] . Собственно, именно я попросил его создать внушающий доверие провинанс для моего маленького заказа…
— Я помню этот сундучок, — сказал Иоаким. — Папа говорил, что там лежат деньги… он называл его кассой.
41
«Печати коллекций картин и эстампов» (фр.).
На развороте книги, в самом верху, красовался герб, представляющий двух единорогов.
— Знаменитое коллекционное клеймо барона Милфорда! Возможно, Виктор предназначал его для моего Дюрера. Или эстампилль [42] П. Дж. Мариетта с роскошным львом. Посмотрите, здесь клейма всех крупных коллекционеров: Эрл Спенсер, граф Селоцци, А. П. Леру, Барди, Косуэй — все позапрошлого века, ещё до первых больших инвентаризаций… Подлинное по всём признакам клеймо на обороте подлинного по всем признакам старинного полотна успокаивает покупателя и внушает ему доверие.
42
Эстампилль— коллекционерская печать, удостоверяющая принадлежность гравюры, рисунка и т. п. определённой коллекции.
Георг закрыл книгу, взял свой костыль и захромал к нише, где стоял сейф. Иоаким двинулся за ним, тоже хромая, — что ещё ему оставалось делать? Старик наверняка решит, что Иоаким его передразнивает.
— Сейчас я вам покажу, что осталось от знаменитой коллекции вашего отца, — сказал Георг Хаман, набирая комбинацию на замке. — Это он не успел уничтожить…
В сейфе оказался ящик. Хаман вынул оттуда пачку рисунков. Стараясь не дышать, кончиками пальцев взял верхний лист. Этюд в стиле рококо, aux trois crayons, на зелёной бумаге. Несколько амуров на облаке.
— Подлинный лист восемнадцатого века. В цвете. Достать невозможно. Набросок к фреске Буше. Никакой подписи не требуется — Буше не затруднял себя сигнатурами на подлежащих уничтожению набросках. Эксперт должен полагаться на стиль и на возраст бумаги, а дальше вещь переходит в другой юридический статус. Покупателю предстоит самому определить, подлинник это или нет, и он наверняка сочтёт его подлинником, если ему помогает эксперт с безупречной репутацией.
Иоаким плюхнулся в кресло. Ему вдруг показалось, что даже и эта мебель — подделка, как и старик перед ним… иллюзия, фальсификация действительности, созданная с натуры, но существующей только в воображении… Вот он сидит в подделанном наброске кресла с подделанным наброском загадочного старикана, знакомого его отца. А отец, в свою очередь, тоже подделанный набросок кого-то совсем другого, не того, кого знал Иоаким… У него было такое чувство, что всё окружающее, в том числе и он сам, вот-вот изойдёт дымом и исчезнет.
— Думаю, ваш отец сохранил эти рисунки из сентиментальных соображений, — сказал Георг. — Виктор встретил своего первого заказчика в Стокгольме в Национальном музее. Они подошли к одной и той же картине Буше… Эстонец по фамилии Туглас. Очень известный в то время реставратор. Он очень много значил для вашего отца…
Он нагнулся и достал из глубины сейфа маленькое полотно маслом, представляющее женщину на берегу.
— Кройер? — спросил Иоаким.
— Есть ещё два таких. У него был период, когда он специализировался на датчанах… вернее, на втором золотом веке датской живописи, поскольку ему пришлось реставрировать очень много таких работ. Проблема заключалась только в поисках доверчивых покупателей.