Купальская ночь, или Куда приводят желания
Шрифт:
Степа сорвался с места первым, куда-то вправо, длинными большими прыжками. Катя торопливо высвобождалась из бесполезного теперь покрывала.
– Сюда! – Костя дернул Катю за руку, и они поскакали влево, петляя между грядок. Кате казалось, что они превратились в зайцев, по крайней мере, точно так же хотелось трусливо осесть на корточки и прижать длинные уши. Но горячая рука Кости сжимала ее ладонь, тянула вперед, и они неслись к краю огорода и соседскому забору.
Тут грохнул выстрел. Это было так громко и так неожиданно, что девушка чуть не упала – ноги от страха подкосились. Сердце готово
– Он нас убьет! – пискнула она.
– Это соль, – на бегу бросил Костя, крепко держа ее. Они благополучно добежали до низенького забора и, не притормаживая, перескочили его. Здесь сразу начались плодовые деревья, но белое Катино платье было слишком хорошо видно в темноте, и они припустили дальше. Только когда весь этот огород, и еще один забор оказался позади, ребята в изнеможении повалились в траву.
Принцип деления земли в Пряслене был такой же, как и везде: вдоль улицы в ряд шли хаты с дворами, а на задах тянулись разделенные оградами, а иногда и просто межой, узкие вытянутые прямоугольники огородов. Судя по всему, этот был ничейный, заросший травой по пояс. Упав в нее, Катя и Костя оказались скрытыми ото всех.
Месяц, худо-бедно освещавший все вокруг, нырнул за быстро и высоко бегущие тучи, и стало совсем темно, как в гудроне. И все, что Катя чувствовала, кроме отчаянно заходящегося от стука сердца, это ладонь Кости, все так же сжимающая ее ладонь.
– Он стрелял по нам… – ошеломленно бормотала Катя. – Стрелял!
– Солью, он стрелял солью.
– Откуда ты знаешь?
– Ну… Я тут живу. Так что я знаю, – в кромешной темноте по голосу Кости было слышно, что он улыбается.
– Я так испугалась… – призналась она.
– Ну что ты… Разве ты такая уж боягузка [2] ? – вдруг пробормотал он почти нежно.
Катя осторожно высвободила руку. Луна выплыла из-за тучи и осияла небо.
– Надо наших найти.
– Эй, – послышался чей-то шепот неподалеку. – Вы где?
– Маркел, ты?
– Ну а кто? – Маркел раздвинул бурьян и бухнулся рядом. – Фух! Вот это мы дали стрекача! Ляньте, у меня вон что…
Он с гордостью подкинул и поймал маленькое зеленое яблочко. Громко укусил его, пожевал с мечтательным видом.
2
Боягузка (южнорус.) – трусиха.
– Кислятина, – и запустил яблоком в кусты.
– Ты сегодня спец по ведрам, а не по яблокам, – усмехнулся Костя. – Как ты в него влетел?
– А я знаю? Вообще не видел ведро это чертово! Понаставили… А дедок-то бойкий. Годы идут, а он все с ружейки своей шмаляет.
Катя не поверила своим ушам:
– Так это он что, не впервые?
– Какой там! – махнул Маркел рукой. – Раза три он точно за нами гонялся, стрелял. Один раз Кольке Серому по заднице попал. Ну это ж соль. Больно и обидно.
И Маркел зычно заржал.
– Тихо ты! – цыкнул на него Костя.
– Да ладно, не боись, не пойдет он сюда. Спать уже ушел.
– Тогда надо возвращаться? – уточнила Катя с опаской. Маркел смотрел весело:
– А двенадцать заборов,
Катя вопросительно взглянула на Костю. Тот уже нашел какую-то соломинку и деловито покусывал ее.
– А как же наши? – нерешительно спросила девушка.
– А что наши… Наши там, где мы.
Катя поднялась на ноги, парни тут же подскочили.
– В твоем платье только по заборам лазать… – хмыкнул Маркел, чиркая спичкой и подкуривая папиросу.
– Да, неудобно, – кивнула она.
– Да хрен с ним с «неудобно»! Видно! Видать тебя за версту, принцесса!
Он был прав. Белоснежный сарафан сиял даже в кромешной тьме, в нем она была похожа на призрака. Но кто ж знал, что вечер продолжится на задах чьих-то садов.
Они, конечно, продолжили свой променад. Втроем. Костя помалкивал, Маркел травил байки, Катя смеялась, зажимая рот рукой. Ей было весело, ей нравился этот крепенький молодой мужичок-с-ноготок, невысокий, даже ниже ее ростом, широкоплечий, смешливый, с глазами, напоминающими беспокойных черных жуков. Но какая-то часть ее души, глубоко запрятанная, дальняя, страстно желала, чтобы Маркела здесь не было.
Они пересекали огород за огородом. Где-то достаточно было перешагнуть межу, где-то перепрыгнуть плетень из лозы, но попадались и настоящие заборы, деревянные, давно не крашенные. Неудачно спрыгнув с одного из них, Костя ухнул прямиком в заросли крапивы, и Маркел чуть не помер со смеху, потешаясь над ним и хлопая себя по коленям. Босая Катя ощущала и тепло сухой земли, и влагу политой, и шершавые лопухи кабачков с сочными стеблями, за которые иногда запиналась. Она старательно обходила грядки, чтобы не затоптать чего ненароком, но все же один раз оступилась. Терпко запахло томатными плетьми, под пальцами что-то мягко лопнуло, и ступня поползла на скользкой спелой мякоти. Девушка отдернула ногу и украдкой отерла ее об траву.
– У тебя руки еще не болят? Я себе столько скапок позагонял, – потер ладони Костя, спрыгнув с очередного дерябого забора и помогая спуститься Кате.
– Скапки – это что? – не поняла она.
– Ну… под кожу забиваются которые, и больно, – пояснил Костя. Маркел хохотнул:
– Занозы, грамотей!
У Кати на душе потеплело, словно это была не простая вежливость, а что-то еще.
Они прошли огород до середины, и тут от сарая донеслось негромкое сонное гавканье.
– Ну что за непруха… – застонал Маркел.
– Она на привязи, наверное… – заключил Костя осторожно, вглядываясь в темное пятно у сарая. Оттуда раздался рык, и вдруг пятно быстро устремилось к ним. – Или нет!
Маркел метнулся к забору, который только недавно перелез, а Костя, снова схватив Катю за руку, бросился в другую сторону. Собака устремилась за Маркелом, и тот в мгновение ока взлетел на забор. Пес залился громким сердитым лаем.
Катя уже понимала, что они сглупили – с этой стороны ограда была из высокой сетки рабицы, закрепленной на толстых ржавых столбах. Перелезть через такую, да еще в сарафане, почти невозможно, а собака скоро сообразит, что непрошенные гости остались на ее территории. Бурное воображение живо нарисовало перспективу быть разорванной, но тут Костя упал на колени и начал шарить по сетке руками.