Купальская ночь, или Куда приводят желания
Шрифт:
– Сюда! – он отогнул угол сетки от столба, и Катя тут же юркнула в образовавшуюся дыру. Оказавшись на другой стороне, он опустил сетку и зацепил ее скобой.
На Катю напал смех. Началось с хихиканья, но оно все усиливалось, и вот уже Катя опустилась на корточки, корчась и задыхаясь от беззвучного хохота. Из ее глаз текли слезы.
– Ой не могу! – успевала выдать она и снова сгибалась пополам. – Ой не могу!
Костя терпеливо молчал, улыбаясь краешком губ. Он не пытался успокоить ее, привести в чувство – просто выжидал. Когда она отсмеялась,
– Я не думала, что так бывает, – призналась она. – Это все как будто не со мной.
– А обычно ты не таскаешься по чужим огородам? – уточнил Костя.
– Обычно – нет, – подтвердила она и огляделась. – Откуда ты знал про сетку? Что ее можно отогнуть? Ты уже лазил сюда?
Костя замялся:
– Ну… Вообще-то это я ставил забор.
– То есть? Тебя наняли поставить забор, и ты схалтурил? – снова развеселилась Катя.
– Нет, почему сразу нанял? Это мой забор. И огород мой.
– А…
Катя огляделась внимательнее. Этот огород ничем не отличался от всех остальных, такой же аккуратный, с большой грядой кабачков и тыкв, несколькими плодовыми деревьями, рядами подвязанных на колышки помидоров и огурцов и небольшим полем окученной картошки. Но для нее огород стал особенным, как только Костя назвал его своим. И даже вишня показалась слаще.
– Так ты знал, что там собака? – она кивнула на соседский участок.
– Обычно она сидит на цепи.
Они оба замолчали. Катя развела руками:
– Так что, мы… расходимся по домам?
– А ты хочешь? – и не дожидаясь ответа, продолжил:
– Скоро наверняка Степка притащится. Так что можем идти дальше, пока… его еще нет. Ночь еще не закончилась. Восемь заборов позади. Так что осталось всего четыре.
– Ты считаешь? – искренне изумились Катя. Все это забавляло ее. – Это все так странно. Ну кто сейчас верит в приметы? Ан нет: ты сказал про эти двенадцать заборов, и все тут же ломанулись…
– Я знал, что мы полезем, такой был у меня план, – Костя почесал руку, которую все еще жгло от крапивы. – Ванька все время талдычит про этот огород со сладкими яблоками, и как они с Маркелом туда залезли в девятом классе.
– И ты специально сказал это неподалеку! – ахнула Катя.
– Ванька подпил. Он и так безбашенный, а после этого дела… – Костя выразительно щелкнул себя по горлу. – Странно другое – никто и не вспомнил, что сейчас еще рано для яблок. Это было слабое место в моей идее, но все удалось!
Она все еще не уяснила его главную цель.
– А я просто хотел узнать, полезешь ты с нами или нет, – добавил он.
Такого признания она не ожидала. Это что, получается, он думал о ней, когда затевал все это? Так может, их побег от остальных тоже заранее спланирован?
– А если бы я не полезла? – осторожно спросила она.
– Ты полезла.
И сразу все стало просто, легко и ясно. Так ясно, что и обсуждать это было незачем.
В молчании они дошли до края
– Здесь удобней всего, – хлопнул Костя по прибитым перекладинам и перелез первым. Катя взобралась следом, втайне удивляясь, как быстро она наловчилась. Костя уже спрыгнул на землю и, когда она спрыгивала, протянул обе руки и поймал ее за талию. Их обоих качнуло, и Катя оказалась в его объятиях, близко-близко. Она почувствовала его прерывистое дыхание. На миг он показался ей таким большим, что она почти испугалась. Но его руки тут же разжались и выпустили ее.
– Ты… – Катя с трудом искала, что сказать или спросить, и выпалила первое, что пришло на ум:
– Что ты кинул в костер? Там, на лугу, где праздник…
– Все-таки заметила… – кивнул Костя. Он снова смутился, сорвал травинку и сунул в рот. – Это опять примета. Ты, наверное, думаешь, что я как суеверная баба.
Катя терпеливо дожидалась ответа.
– Ну хорошо. Мама в последнее время плохо себя чувствует. Она, конечно, виду не подает, знаешь, какие у нас женщины, до последнего будут хорохориться. Но я-то вижу, что приболела. Я на шабашках подзаработал, ей ночнушку новую купил. В город смотался и купил. А старую забрал и вот, сжег.
– Ты поэтому говорил, что в купальском костре все плохое сгорает?
– Болезни, беды…. Так народ считает. Только не думай, что…
– Да ничего я не думаю, – с жаром перебила его Катя. – Наоборот, молодец! У мамы теперь новая вещь, в любом случае хорошо. А если еще и выздоровеет…
Костя кивнул:
– Вот и я так решил. Хуже-то не будет, верно?
– Приметы родились вперед нас, – согласилась она. – Вот я вроде не верю, ни в черную кошку, ни в тринадцатое число. А когда ложка падает, знаю, что…
– Что скоро придет какая-то женщина, и стучишь по дереву, – закончил за нее Костя, и они переглянулись с пониманием.
Оставшиеся три забора ребята миновали без приключений и спустились к реке. Ночь была тихая, теплая, в кустах дурноклена заливались соловьи, перемежая пение трескучим щебетом. На песке кто-то оставил кострище, среди пепла еще дрожал серо-красный жар и тени. Рядом блестела влажным горлышком пивная бутылка. Мимо торчащих из воды свай старого моста, вязко журча, текла река. Мощенная булыжником дорога, что раньше вела на мост, теперь уходила в воду.
– Смотри, – кивнула Катя на мостовую, – кажется, что дорога сделана не для нас, а для каких-то водяных жителей, чтобы им удобнее из Юлы выходить было.
– Тебе видней, – усмехнулся Костя.
– Почему это?
– Ты у нас мавка, не я.
– Почему ты меня так называешь? Я похожа на злой дух, утаскивающий кого-то под воду? Или я просто выгляжу как утопленница?
– Ты вынырнула прямо перед моей лодкой. Кем еще мне тебя считать? – его улыбка была такая же резкая, как и все лицо. – А сегодня? Эти волосы твои, вьются, сарафан… Ты на огородах как привидение. Надо вернуться, дедка того с ружьем проверить, а то он мог и преставиться от такого явления.