Купец и волшебные врата (сборник)

Чан Тед

— А я только об этом и думаю, — ответил Эшборн.

* * *

Умостившись за своим столом, Стрэттон читал памфлет, который ему сунули на улице — с грубо отпечатанными, расплывчатыми буквами:

«Останутся ли люди повелителями ИМЕН, или же имена станут повелевать ЛЮДЬМИ? Сколько лет капиталисты копят имена в своих сейфах, охраняя их патентами и накапливая богатства уже только потому, что владеют БУКВАМИ, в то время как простой человек должен надрываться ради каждого шиллинга. Они станут терзать АЛФАВИТ,

пока не выжмут из него все до последнего пенни, и лишь тогда бросят его нам как подачку. Сколько еще мы позволим им грабить себя?»

Стрэттон прочел памфлет до конца, но не отыскал в нем ничего нового. Он читал их вот уже два месяца и видел лишь обычные анархистские лозунги. Теория лорда Филдхарста о том, что скульпторы воспользуются памфлетами, дабы навредить работе Стрэттона, пока не получила подтверждения. Публичная демонстрация умелых автоматов Стрэттона была назначена на следующую неделю, и теперь Уиллоуби уже практически упустил возможность организовать общественную оппозицию. Стрэттону даже пришло в голову, что он и сам может распространять памфлеты для того, чтобы завоевывать поддержку публики. Так можно объяснить и свою цель, и требование жестко контролировать патенты на изобретенные имена, предоставляя лицензии лишь тем промышленникам, кто станет использовать их честно. Можно даже обнародовать лозунг: «Автономия с помощью автоматов».

В дверь постучали. Стрэттон швырнул памфлет в мусорную корзину.

— Да?

В кабинет вошел длиннобородый мужчина, закутанный в свое одеяние, словно в темноту.

— Мистер Стрэттон? Позвольте представиться, меня зовут Бенджамин Рот. Я каббалист.

Стрэттон на мгновение утратил дар речи. Обычно мистиков оскорблял современный взгляд на номинацию как науку. Поэтому он никак не ожидал увидеть у себя в рабочем кабинете каббалиста.

— Рад познакомиться. Чем могу помочь?

— Как я слышал, вы добились больших успехов в пермутации.

— Что ж, спасибо. Я и не знал, что вас это интересует. Рот криво улыбнулся:

— Практическое применение — нет. Цель каббалистов — лучше узнать бога. А самый надежный способ — изучить искусство, с помощью которого он творит. Мы медитируем, произнося различные имена, дабы привести сознание в состояние экстаза. И чем могущественнее имя, тем ближе мы становимся к божественной сущности.

— Понятно. — Интересно, как бы отреагировал каббалист, если б узнал о сути проекта по биологической номинации. — Прошу вас, продолжайте.

— Ваши эпитеты умелости позволяют голему выполнять работу скульптора и создавать другого голема, тем самым воспроизводя себя. Имя, способное породить существо, которое, в свою очередь, также способно творить, позволяет приблизиться к богу.

— Боюсь, вы ошибаетесь насчет сути моей работы, хотя вы не первый, кто стал жертвой этого недоразумения. Возможность манипулировать литейными формами не наделяет автомат умением воспроизводить себя. Для этого требуется множество других способностей.

Каббалист

кивнул:

— Я это хорошо понимаю. Потому что и сам, в ходе собственных исследований, разработал эпитет, дарующий прочие необходимые навыки.

Стрэттон подался вперед, охваченный интересом.

— Ваш эпитет наделяет автомат умением писать? — Автоматы Стрэттона без труда удерживали карандаш, но не могли нарисовать даже простейший значок. — Ну и что же тогда получается: ваши автоматы умеют писать, но не могут манипулировать литейными формами?

Рот покачал головой:

— Мой эпитет не наделяет умением писать, равно как и общей ловкостью рук, — признался он. — Он просто позволяет голему написать имя, которое его оживляет, но не более того.

— Понятно. — Значит, эпитет не наделяет способностью к обучению, а лишь гарантирует единственное, изначально заложенное умение. Стрэттон попытался представить, какие усилия пришлось приложить, чтобы заставить голема автоматически написать некую последовательность букв. — Весьма интересно, но, вероятно, ваш эпитет не имеет широкой области применения, не так ли?

Рот опять кривовато улыбнулся. Стрэттон понял, что допустил оплошность, а собеседник пытается свести его слова к шутке.

— Можно взглянуть на это и так, — признал Рот, — однако есть и другое. Для нас ценность этого эпитета, как и любого иного, заключается не в том умении, которым он наделяет голема, а в экстатическом состоянии, которого способны достичь мы.

— Конечно, конечно. И мои эпитеты вас интересуют тоже в этом смысле?

— Да. И я надеюсь, что вы поделитесь своими эпитетами с нами.

Роберту еще не доводилось слышать о том, чтобы каббалист обращался к кому-либо с просьбой, а Роту явно не доставляла удовольствия пальма первенства. Стрэттон ненадолго задумался, потом спросил:

— Должен ли каббалист сперва получить определенный ранг, чтобы медитировать, пользуясь наиболее могущественными именами?

— Да, обязательно.

— Значит, вы ограничиваете доступность имен?

— О, нет. Извините, что невольно ввел вас в заблуждение. Экстатическое состояние сознания, достигаемое с помощью имени, доступно лишь тем, кто овладел необходимыми приемами медитации. Мы скрываем от посторонних лишь эти приемы. Попытки воспользоваться ими без соответствующей тренировки могут кончиться безумием.

Однако сами имена, даже наиболее могущественные, не имеют для новичка экстатической ценности. Они могут оживлять глину, но не более того.

— И не более того, — согласился Стрэттон, подумав о том, насколько все-таки по-разному люди оценивают одно и то же. — В таком случае, боюсь, я не могу дать вам разрешения воспользоваться моими именами.

Рот угрюмо кивнул, словно ожидал подобного ответа:

— Вы хотите запатентовать их и получать деньги.

Теперь уже Стрэттону пришлось смириться с допущенной собеседником бестактностью.