Шрифт:
Глава 1
Ратко лежал лицом вниз, придавленный мамкиным телом. Младший брат Никша лежал рядом и пытался заплакать, но ему было так страшно, что и это у него не вышло. Мамка двумя руками зажимала им рты и жарко шептала прямо в ухо:
– Только не шевелитесь. Ни звука, всеми богами заклинаю. Если обры услышат, конец нам.
Непоседливый Никша, которому едва четыре года минуло, все пытался поднять башку, но мамка придавила его сильнее и зло прошипела:
– Не смотри туда! Не вздумай голову поднять! Замри, как учили.
А вот Ратко, что был на год старше, намного разумнее оказался. Нелегкую науку выживания в этом мире он изучал на целый год
В резких гортанных криках не было злобы, как это ни казалось странным. В них чувствовалось лишь какое-то бесшабашное веселье. Обры чему-то радовались, хотя родовичи рыдали в голос. Видно, не один батя погиб, защищая свои семьи. Раздалась резкая, отрывистая команда, и затрещал камыш, которым были крыты дома словенского рода. Ратко не видел огня, но кожей чуял жар, который шел от того места, где он еще недавно жил со своей семьей. Их дома больше нет, и бати нет, и братца Само тоже… И старой жизни, когда они сидели у каменки, слушая мамкины песни в ожидании лепешки, что пеклась в золе, тоже никогда больше не будет.
Обры давно уже ушли, а они все лежали в густом подлеске не шевелясь. Голых мальчишек стал пробирать вечерний холодок, и мамка, глядя на покрытые гусиной кожей тельца, прижала их к себе сильнее. Она аккуратно, стараясь не шевельнуть даже травинку, сняла с себя рубаху и обернула мальчишек.
– Не шевелитесь, – шептала она. – Обры могли лазутчика оставить. Людоловы – народ коварный. До утра лежать будем.
– Мамка, я писать хочу, – прошептал Никша.
– Писай, какай, что хочешь делай, только замолчи, – еле слышно выдохнула мамка.
Так они пролежали до утра, стуча зубами от холода. Иногда они впадали в забытье, уткнувшись в теплую мамкину грудь, но настоящий сон не шел. А вот мамка и вовсе не сомкнула глаз, напряженно вглядываясь в жуткую безлунную темноту. Филин, заухавший на соседнем дереве, разбудил братьев. Мамка снова зажала им рты, а потом приложила палец к губам.
– Ни звука! – прошептала она.
Мальчишки понятливо моргнули глазами и прижались к ней покрепче. Утренняя прохлада пробирала щуплые тела до костей, но встающее солнышко уже сушило выпавшую росу, освещая своими первыми лучами пепелище хорутанской деревни. Мамка аккуратно встала, острым взглядом пытаясь прорезать все вокруг, и ушла куда-то в сторону, через лес. Она не пошла в их деревушку.
– Лежите молча, пока не приду за вами. Ратко, присмотри за братом!
Ратко кивнул и обнял чуть слышно хныкающего малыша. Они должны лежать без звука. Так, как учил батя. Он правильно их учил, потому они еще на воле, а не в аварском плену. Мамка пришла нескоро, а испуганным мальчишкам и вовсе показалось, что они ждали ее целую вечность. Но пока ее не было, они не посмели встать или заговорить. Они хорошо усвоили эту науку.
– Поднимайтесь, – сказала мамка обычным голосом. – Обры ушли. И нам уходить нужно. Тут больше делать нечего, тут теперь Морана правит.
– А батя? – робко спросил Ратко.
– Я схоронила его, – с трудом сдерживая слезы, сказала мамка. – Пойдемте. Я нам собрала кое-что в дорогу.
Она смогла собрать не так уж и много, и главным сокровищем была та самая рыбина, которой побрезговал обрин. Мамка подняла ее, обмыла в речушке и порезала тонким ножиком, что носила на поясе для домашних надобностей. Душный запах тухлятины никого не смутил, и половину они прикончили тут же, оставив кусок на вечер. А еще мамка нашла немного зерна, десяток плодов репы и целый горшок. Все это она кое-как свалила на волокуши, сделанные из двух жердей и обрывков конопляной веревки, что осталась после ухода авар. Идти далеко, ведь мамка обошла соседние веси. Их тоже все разорили. Нужно идти теперь в другую вервь, а то и в другой род. Да кто примет-то одинокую бабу с двумя несмышленышами? Пойти к родителям? А где они сейчас? Когда девок у словен замуж отдают в соседний род, то обряд проводят, который похороны напоминает. Потому что умерла та девка в одном роду, а родилась в другом. Чужая она теперь даже родной матери. Да и как найти родное селище, если на том месте его и нет, скорее всего.
Мамка впряглась в волокуши и потащила их немудреный скарб на закат, туда, где обров быть не должно. Они же всегда с востока приходят, из Паннонских степей. А тут, в предгорьях Альп, небезопасно становится. Они шли весь день, останавливаясь на привал каждый час-два. Ратко мог идти дальше, а вот брат хныкал. Он ведь малец еще. Мамка развела костер, поставив греть воду в горшке. Тут же она на двух плоских камнях, что нашла у реки, растолкла жменю ячменя и забросила его в кипящую воду. Горшок прикрыла большим речным голышом, обложила его углями и стала ждать, пока каша дойдет. Ратко смотрел на лениво булькающую воду с вожделением. Казалось, он еще никогда таким голодным не был. И вот каша, наконец, готова, и мамка начала мешать ее ложкой остужая. Тяжелые липкие комки ворочались неохотно, не желая расставаться с накопленным от огня теплом. Мамка зачерпнула кашу и стала давать ее по очереди каждому сыну. И лишь когда глаза мальчишек осоловели от сытости, выскребла горшок дочиста и сама доела остатки.
Следующий день был похож на предыдущий как две капли воды. Он не отличался даже тем, что и соседняя россыпь деревушек, которая называлась вервью, тоже была разорена. Трупы стариков и мужчин, что пытались сопротивляться аварам, так и остались на земле. Их пока не тронули лисы и вороны, а пепелище было еще теплым. Мамка, положив руку на горелое дерево, нахмурилась, а Ратко почуял острый и резкий запах ее страха. Хотя, на самом деле, никакого запаха не было. Просто мальчишке так показалось. А еще у него дыбом поднялись волосы на затылке, он тоже что-то такое почувствовал. Если бы он был постарше, то дрожь земли, что ощутили его босые пятки, все сказали бы ему без слов. Но он был слишком мал, а мамка замешкалась. Она искала еду в пепелище и не углядела, как пятерка всадников выскочила на опушку с лесной тропы.
– Мамка! – закричал Ратко изо всех сил, но было поздно.
Гогочущие всадники окружили их кольцом, насмешливо тыча пальцами в бабу, которая схватила маленький ножик из дрянного болотного железа и выставила его перед собой. Всадникам стало смешно, они просто надрывали свои животы. Впрочем, когда им надоело хохотать, один из них попросту указал мамке булавой на Ратко и его брата. Она все поняла, и ее руки бессильно опустились. Ратко птицей взлетел на коня, схваченный степняком, который вонял, как старый козел. Запах немытого тела перемешивался с острым запахом конского пота, и эта ядреная смесь чуть не выбила слезу из глаз мальчишки. Никшу тоже схватили и посадили на лошадь. А на мамку даже внимания обращать не стали, ударив пятками коней. Авары не ошиблись, и несчастная женщина побежала за всадниками, сбивая босые ноги о корневища, жирной змеей перечеркивающие узкую лесную тропу. Ее даже вязать не стали. А зачем? Куда она денется?