Купец. Поморский авантюрист
Шрифт:
Олешка изо дня на день менял свои взгляды на происходящее. Старый рыбак то поддерживал Митьку, когда у того самого наступали минуты уныния, то, наоборот, присоединялся к Павлику и настаивал на немедленном побеге из Москвы. Вроде и боялся, но чуял, старый пес, что деньги где-то рядом, надо изловчиться как следует, и монеты будут у тебя. Потому глупо отказываться от возможной наживы, несмотря на риск. Вон они по холоду в море на шняке ходили. Не рисковали? Рисковали, да еще как, шняка их в любой момент могла ко дну пойти или перевернуться, а там заработок ку-у-уда менее внушительный. Конечно, со шнякой сравнение хромало,
Митька же не обращал внимания на эти разговоры — сбежишь тут, когда за ними так плотно присматривают. Нет уж. Раз им выпал такой шанс, следовало пользоваться им по полной.
Таким образом, на исходе второй недели и купцы, и рыбачки были заведены и лопались от нетерпения. Так что, когда к их двору пришел человек от Царя, известивший, что Государь-батюшка Иоанн Васильевич приглашает делегацию из Новгорода в Кремль, радовались все без исключения. Прием был назначен на вечер сегодняшнего дня. Благо посыльный явился утром, и у купцов с рыбаками было достаточно времени на подготовку к столь ответственному событию.
Новгородцы тотчас начали спешно собираться, тем более что больше им делать-то, по сути, и нечего было, поскольку встречи и визиты проходили с каждым днем все реже, ибо обсуждать на них нечего стало после визита того боярина. Вот больше для вида на них и ходили.
Рыбачки тоже засуетились, поняв, что их судьба вот-вот решится.
А Митька стал на удивление спокойным.
К слову сказать, в этот день он впервые увидел Семёна, доведенного до крайнего волнения. Лицо его пошло красными пятнами, будто он съел что-то не то. Мыслимо ли? Человек, у которого не дрогнул ни один мускул на лице, когда он дрался с белым медведем, перед приемом у Царя искренне переживал. Получалось, что в его представлении Иоанн Васильевич виделся пострашнее любого мишки.
Митька прекрасно понимал причину такого беспокойства Семёна: на вечерней встрече будет решаться дело, на которое купец поставил все. Не каждый день у тебя выпадает шанс встретиться с глазу на глаз с Царем. Что уж говорить об остальных купчиках, те носились по дому, будто их петух в одно место клюнул и не раз. Хотя времени до вечера оставалось предостаточно.
В такой суете прошли несколько утренних часов.
— Митька, что делать-то будем, — спросил Олешка, как только у рыбачков появилась возможность уединиться.
— Мы уже все обсудили. Вам-то что переживать? Не могете вы по-русски говорить, молчать будете да кивать, если потребуется, а я Царю, как смогу, нашу легенду расскажу. Где не смогу, пусть купцы страхуют. — Митька коснулся ушиба на щеке, на которой все еще была повязка. Была она там больше для виду, но легенду для новгородцев и для Иоанна Васильевича следовало поддерживать.
— И, думаешь, поверит тебе Государь? — с сомнением спросил рыбак.
— А вот мы и проверим. Деваться-то нам некуда, — Митька изменил голос так, как последние дни говорил с купцами. Тянул слова, коверкал до неприличия: что говорит — толком не разберешь.
— Действительно, вроде и говоришь, а что говоришь — непонятно, — подтвердил Павлик, обычно настроенный крайне скептично.
Рыбачки успокоились, хотя по лицам было видно, что опасения остались.
Удалось расслабиться только ближе к обеду, когда новгородцы неожиданно пригласили рыбачков к своему столу. Сегодня это была первая совместная трапеза. Митька, присаживаясь за стол, предположил, что купцы захотели обсудить с англичанами детали будущей встречи, чего так и не довелось сделать после памятного разговора с боярином, во время которого вспыли новые подробности.
Однако все расселись по местам, началась трапеза, а разговор о будущей встрече в Кремле так и не состоялся. Купцы болтали о чем угодно, больше между собой, чем ели, а у рыбачков со страха не на шутку разыгрался аппетит. Включиться в разговор с купцами они по понятным причинам не могли, вот и заедали стресс. Митька от каши отказался — из-за ушиба последние дни перешел на уху. Но и он молчал, не спеша хлебая бульон да зыркая по сторонам. Правда, пожелай он отведать каши, и ему вряд ли бы что досталось, рыбачки недолго думая испросили себе двойную порцию. Наверняка попросили бы и третью, но каши не осталось, да и рыбачки один за другим стали вставать из-за стола — мол, объелись, полежать бы. Митька вразумил, что никто из них «лежать» не пошел, все они держались за животы — переели. И дружно, один за другим побежали справлять нужду. Прихватило, с кем не бывает, а уж когда нервничаешь, так подавно.
Обед подошел к концу, и Митька приготовился подниматься, полагая, что разговор с купцами не состоится, как Семён вдруг предложил ему отойти и поговорить с глазу на глаз.
Они отошли в одну из комнат, там Семён плотно закрыл за собой дверь. Запершись, купец огляделся, удостоверился, что их никто не подслушивает и не слышит. Выглядел он крайне напряженно и подозрительно. Скрестив руки на груди, облизав губы, купец прищурился и долго смотрел на Митьку, прежде чем начать говорить. Рыбак не решался заговаривать первым и переминался с ноги на ногу. Ушиб, до того не беспокоивший, начал неприятно ныть, потому Митька коснулся повязки, морщась. А заодно напоминая Семёну, что собеседник из него сейчас так себе.
— Как здоровьице, — наконец начал купец, продолжая сверлить рыбачка взглядом.
— Да вот, как видишь, в себя прихожу, — ответил, вернее «промычал» Митька, не опуская руку от щеки для порядка.
— Угу… — Семён снова облизал пересохшие губы. — Плохо дело, немец?
— Плохо, — тотчас подтвердил Митька, виновато пожимая плечами и все видом показывая, что понятия не имеет, как с раной на щеке представать перед Государем: — Говорить не могу.
— Отлично…
— Ты про что? — рыбак приподнял бровь.
— Что говорить не можешь, немец, — прошептал купец, делая шаг навстречу к Митьке. — Это и не к чему, уж поверь. Дай-ка я тебе кой-чего объясню.
Шагнул вперед.
И ударил.
Кулаком.
Это оказалось настолько неожиданно, что Митька даже сразу не поверил, что купец для удара замахивается. А когда это осознание пришло, то он уже отшатнулся к стенке.
Причем ударил, что примечательно, прямо в раненую щеку, отчего в голове резко зашумело.
— Ты чего? — с трудом помычал рыбачок, теперь уже не притворяясь.