Купец
Шрифт:
Ночью она сама пришла в отведенную мне юрту. Нежная и страстная, скромная и распутная – казалось, в этой женщине есть все. Алия… ее карие глаза всегда будут со мной. В ту ночь мы забыли обо всем.
Только рано утром, перед уходом, смогли в нескольких словах рассказать друг другу о себе. Я лениво перебирал шелк ее роскошных черных волос, пахнувших горьковатой полынью и свежим степным ветром. И слушал, нет, вбирал ее рассказ.
Она была вдовой, мужа убили еще там, на берегах Караеля. И еще дочерью Абака. Единственной. Все остальные члены семьи – мать, два брата и старшая сестра – погибли в той бойне, отец сберег лишь Алию. И узнай он о нас, меня бы укоротили на голову. Но я готов был рисковать еще и еще раз: в ту ночь решил, что нашел свою суженую. Дело не в постели и не в красоте, просто мы оба почувствовали себя такими близкими, такими родными, как будто провели всю жизнь
Я уходил из гостеприимного аула, постоянно оглядываясь и ища ту, что подарила любовь. Владения Черного барона лежали впереди на западе. К югу в скалах имелось несколько еле заметных тропинок, которые были доступны только летом. Зимой же скользкие, заснеженные камни послужили причиной смерти немалого количества людей. Сказать, что горы удалось преодолеть без усилий, нельзя, но тропа была обихожена, так как айвам приходилось ходить по ней с тяжелым грузом. В некоторых местах оказались вырублены выемки для того, чтобы удобнее держаться, где-то натянуты веревочные переправы, пропитанные жиром и оттого скользкие, но не боящиеся дождя.
Путь моих провожатых закончился во владениях одного из вассалов герцога, откуда, тепло расставшись с айвами, я отправился в Клонель. Дорога оставалась недлинная, а котомка набита сушеным мясом и творогом от Абака. Еще степняк сделал царский подарок – доспех из хитина рыцаря Хэлэриана. С этими легионерами уже давно никто не встречался, а те, кому все же не повезло, никому и ничего уже не могли рассказать. Чаще хитин убитого рыцаря доставался изрубленным на куски, так как нежить можно было считать мертвой только после расчленения. Переданный же мне в подарок экземпляр оказался на удивление хорош. По рассказу Абака, тело рыцаря нашли придавленным огромным валуном. Видимо, нежить, захваченная каменными тисками, не смогла двигаться, а когда границы Пустоши отодвинулись, прекратила свое существование.
Такие доспехи были сродни имперским, их почти не брала магия, по прочности они мало уступали гномьей стали, но при этом весили в несколько раз меньше. Подобрать пластины под конкретного бойца было сложно, хитин с трудом подвергался обработке, и, чтобы собрать цельный доспех с панцирем, наплечниками, сборной юбкой и поножами, требовались останки нескольких разных тварей. Ко всему прочему, мастера чуть ли не годами работали над такими вещами, ведь хитин нельзя проковать, сварить или исправить там, где допустил ошибку. Панцирь скрупулезно, медленно, шаг за шагом обрабатывали мастера степняков, пока не добились идеальной формы. Изначально материал гораздо толще и тяжелее, его стачивали, убирая лишние наросты и сглаживая бугры. Работа тонкая, требующая терпения и навыков, так что подарок Абака был не только дорогим, но и очень редким.
Вооружение мое дополнялось шлемом из шести хитиновых пластин, соединенных кожей, круглым щитом, также выполненным из хитина, и чем-то вроде кольчуги. Сделана она была из добытых мной струн биарда, подкладка эта получалась необычайно мягкой и эластичной, но при этом попытки повредить ее ножом оканчивались ничем. По словам Абака, кольчуга из струн легко держала стрелу, выпущенную с пятидесяти шагов.
Но самым экзотичным в этом вооружении был шип – иначе то оружие, что я получил в подарок, не назвать, трехгранный, невероятно острый в гранях и на конце костяной клинок длиной в полтора локтя. Лезвие, рукоять, гарда – все было когда-то одним наростом на теле исчезнувшей твари из Пустоши, которую называли грог. Сейчас из него получился необычайно легкий, тонкий, но очень прочный клинок. Однако самой главной особенностью клинка являлась его способность выступать чем-то вроде проводника маны. Об этом свойстве кочевники, наверное, даже не думали. Нормальные маги используют ману на заклятия, в крайнем случае для зарядки артефактов. Здесь же все происходило проще: видимо, гроги выплескивали из себя первородную силу через этот шип и так проламывали стальные панцири врагов. Я же со своим куцым запасом маны получал возможность синхронизировать момент нанесения удара мечом и выплеск энергии через него, что должно было увеличить силу удара. Теоретически выходило, что такой вот почти что шпагой можно пробить даже гномий доспех.
Шипы Грога после нашествия часто использовались как мечи, но встречались они редко, и, насколько знаю, о свойствах шипов как проводников магии никто не знал. С течением времени их становилось все меньше и меньше – кость, даже такая прочная, сгнивала, ломалась и исчезала в земле. Шауны нашли этот шип в слое жирной, как масло, породы, обнажившейся после горного камнепада. Шип сохранился на удивление хорошо, мастера лишь придали рукоятке удобную форму.
Но еще больше удивил доспех. Чтобы увеличить запас маны, требовалось каждый раз наполнять свой резерв, а потом расходовать. Нормальные маги делали это раз в неделю. В моем случае приходилось повторять эту операцию каждый час. В основном я скидывал излишки в артефакт щита, но тот и без того был почти постоянно полным. После экспериментов с мечом очередь дошла и до доспеха. Видимых результатов сначала не наблюдалось, но после нескольких дней вливания маны я заметил, что доспех задышал. Твердый и прочный, он к тому же стал более эластичен, что ли. В нем теплилась псевдожизнь, поддерживаемая магией. Видимо, из-за этого свойства тела живых рыцарей Хэллэриана не могли пробить копья, выпущенные баллистой, тогда как щиты, сделанные из их панциря, худо-бедно можно было разбить топором. Получалось, что мой доспех мало чем уступал по прочности вооружению тяжелого имперского пехотинца, но по весу был не намного тяжелей грубых кожаных курток, которые кочевники использовали для защиты от случайных ударов и стрел, летящих по касательной. Воин в тяжелом доспехе большую часть времени стоял, ожидая конной атаки, поскольку пробежка до рядов противника в такой куче металла грозила носившему ее быстрым упадком сил. Одним словом, консервная банка, называемая имперским панцирем, была надежной, но ужасно громоздкой защитой.
Сейчас панцирь, щит, жилетка и шлем, упакованные в мешок, болтались за спиной – привлекать внимание столь редкой и, безусловно, дорогой амуницией явно не стоило. Шип висел на поясе, благо ножны и обмотка рукояти делали его похожим на обычный тонкий меч. Золото, тщательно спрятанное в поясе на теле и в мешочек на дне котомки кочевников, грело мою душу надеждой, так как у меня еще оставалось несколько дней в запасе до оглашения завещания.
Глава 12
Дома
В нескольких часах пути от Клонеля я остановился, чтобы прикинуть, как мне действовать. Если я заявлюсь в город сейчас, то вполне могу натолкнуться на наемных убийц, которых Черный барон оставил на такой случай у ворот. Меня, конечно, могли уже и списать, посчитав трупом, но думаю, что такие люди действуют наверняка. Скорее всего, все шпики, несомненно следящие за моей семьей и друзьями, будут отозваны только после оглашения завещания и проведения торгов.
Просидев несколько часов на опушке леса, я так ничего и не придумал. Пока думал, сжевал пару кусков вяленой конины. Вкус показался мне неплохим, и неожиданно подумалось, что если сюда добавить той острой пряности, что везут купцы из Фируза, то получится хорошая закуска к пиву, которую трактирщики оторвут с руками. А конина в Таленгаре не в цене, не особо жалуют ее даже простолюдины и уж тем более мастера и купцы – значит, цены будут минимальные.
Так, не вовремя меня понесло на торговые размышления, сейчас надо думать, как быть с оглашением завещания… Стоп, а зачем ждать завещания?! Заемщиками отца выступили ростовщики, значит, по закону им я и должен вернуть долг! То, что они перепродали закладные, – это их проблемы. Продажа осуществлена без согласия отца, срок возврата еще не истек, так что я в своем праве.
Предположим, как организовали ту сделку с займом? Ничего особого тут явно никто не придумывал. Ростовщики, скорее всего, отказали бы отцу по его прямой просьбе: заем, несмотря на неплохие залоги, все же велик. Но на сцене появляется всемогущий финансист герцога, предлагая покрыть долги отца распиской, правда – в обмен на право претендовать на закладную. Ну и, естественно, ростовщики прописали всяческие непредвиденные обстоятельства вроде смерти отца и досрочного гашения. Так что погаси я долг сейчас, кредиторы спокойно закроют сделку, а бумаги Линдстока потеряют всякую силу!
У меня начинал вырисовываться неплохой план. Как только будет погашен долг, то охота, по логике, должна прекратиться. И что же мы имеем? Моя семья должна двенадцати ростовщикам. В городе они живут довольно кучно, и навестить всех в один день не составит труда. Но есть одно «но»: скорее всего, приказ убить меня отдан еще полтора месяца назад, когда отряд выехал из Клонеля, и пару-тройку убийц держат наготове в городе. Трое ворот Клонеля стерегут мальчишки, а душегубы попивают дешевое винцо, и как бы не в кабаке Сапога. Так что как только мои ноги переступят гостеприимные ворота города, меня пырнут ножиком или попотчуют арбалетным болтом. Конечно, лучший вариант – это убрать меня на лоне природы, но ждать под солнцем и дождем пару месяцев никто бы не стал, а все таверны на дороге я обходил стороной.