Купип
Шрифт:
— Ничуть мне это не нравится, профессор, — сурово отвечала мама. — В чем тут дело? Почему это случилось-то у вас… такая волынка?
Профессор зажмурился и несколько раз пропустил в кулак свою темную с проседью бороду.
— Почему, дорогая мама? Вы хотите знать, почему? Я отвечу вам. Да, да, мама, я тотчас же дам научное объяснение этого случая. Он произошел потому только, что мы сегодня пересекли самый удивительный меридиан в мире. Тот самый, на котором начинаются дни. Он пролегает как раз между двумя островами. Между моим и вашим. Тут, в архипелаге достопочтенного Николая Андреевича. По ту его сторону Новый год начался почти сутки тому назад. Но как бы быстро ни бежал он к западу, нужно ровно сутки, чтобы он докатился до востока, до этих же мест. Согласны вы с этим, мама? Здесь у нас еще длится вчерашний день. Здесь еще не было Нового года… Но он будет. Через несколько часов. А? Вам непонятно?
Неизвестно, как реагировала на эти объяснения мама, но достоверно и бесспорно, и записано в бортовой книге «Купипа-01», что члены знаменитого научного общества встретили на этот раз два Новых года подряд. Это было необычайно приятно, это было бы еще прекраснее, если бы восхитительное торжество их не закончилось ужасным, грозным и трагическим образом, чуть было не приведшим к безвременной гибели весь состав купипской и баберовской экспедиции.
Что же случилось?
Жемчуг и ондатры
Веселый вторичный новогодний ужин членов Купипа был в самом разгаре. Вернее, он подходил к концу. Окончательно примирившаяся с таким неслыханным беспорядком мама, махнув на все рукой, наливала один стакан какао за другим. У костра горками лежали огромные зрелые апельсины, уложен был матовый дикий виноград. Все это было самое свежее, только что собранное в дремучем лесу, покрывшем богатую вулканическую почву необитаемого острова Бабера. Капитан Койкин большим кривым садовым ножом вскрывал мягкую скорлупу недозрелых кокосовых орехов и передавал их сидящим. Каждый орех превращался тогда в глубокую чашу, наполненную прозрачным освежающим напитком восхитительного вкуса и запаха. На углях, которые мама отгребла в сторону от костра, лежали какие-то продолговатые темные предметы. То пеклись, превращаясь во вкусные булки, плоды удивительного хлебного дерева, растущие прямо на морщинистой коре его, а не на ветвях.
Пламя костра, трепеща, отражалось в неподвижной воде бухты, вырывало из мрака могучие деревья опушки, взлетало языками высоко под нависшие под ветвями лианы. От костра по тропическому лесу расползался дым.
— Такой же дым, как у нас, под Лугой, — умиленно сказала мама.
— Такой, да не совсем, — с сомнением возразил Койкин. — Что-то как будто этот жженой пробкой больше отдает…
От времени до времени огромная летучая мышь врывалась на освещенную полянку и, резко изломив полет, снова уносилась в темноту. Однако мама и ухом не вела при этом. Койкин не мог упустить случая поддразнить ее.
— Мама, мама, что же ты не пугаешься? Почему не визжишь-то? Вон, смотри, мышь, мышь полетела. Визжи!
Но мама только пожимала плечами.
— Ну вот еще, буду я такой громадины бояться, — презрительно говорила она. — Какая это мышь? Сен-бернар целый. Вот маленьких мышей, тех я до-смерти боюсь. Таких пищащих, с хвостиками… Бррр!..
И капитан Койкин гоготал на весь архипелаг Устрицына:
— Ух, мама, золотое ты мое создание! Ну и чудачка же ты, а?
Словом, все шло превосходно примерно до 12 часов. А в 12 часов внезапно страшным звуком заныла тревожная сирена на борту «Купипа-01», покачивавшегося на якоре поодаль за деревьями. Тотчас команда дирижабля, вскочив с земли, бросилась туда на вызов дежурного: сирена тревоги должна была подаваться лишь в самых крайних случаях.
Минуту спустя командир возвратился. Лицо его даже в смутном свете костра казалось озабоченным и бледным.
— Товарищ председатель, — торопливо проговорил он. — Барометр резко упал. Неслыханно упал. Дежурный принял призыв о помощи с судна неподалеку к востоку. Оно терпит бедствие. Идет страшной силы тайфун. Через десяток-другой минут он может быть здесь… Надо немедленно грузиться и взлетать. Единственное спасение — в воздухе.
— Тайфун? — удивилась мама. — Да полноте. Смотрите, какая тишь кругом.
— Вот это-то и страшно, — сказал командир. — Профессор Бабер! медлить нельзя. Прикажите собирать все и спешить на дирижабль. Я не могу задерживать судно на причале.
Тотчас же поднялась неистовая суматоха. Все хватали вещи, свертывали палатки. Мама разволновалась.
— А виноград-то? — ахала она. — А бананы? Вот еще два пакетика… Еще три!
Люся помогала ей, как могла. Лева и Устрицын задыхались от страха и восторга! Тайфун! Настоящий! Тайфунище! Идет!
Как ни спешно делалось все это, однако последние тюки еще поднимались по лесенке в кабину дирижабля, когда звезды вдруг исчезли на половине неба. Сразу стало темно и жутко. Сделалось трудно дышать. Потом издалека с юга донеслось что-то вроде отдаленного гула бешено несущегося поезда. Этот гул становился все сильнее и сильнее. Он перешел в тяжелый грохот, в ни на минуту не прекращающийся раскат орудийной пальбы. Первые струи ветра зашелестели в ветках деревьев и улеглись. Дирижабль, отделясь от земли, медленно поднимался над лесом. Ребята внутри кабины прижались носами к темному окну.
Командир быстро захлопнул дверь и пошел в рубку.
— Да, мама, да! — резко ответил он на какой-то вопрос. — Да… Если только он выдержит первую минуту…
Он не успел договорить этих слов, как ужасающий, нестерпимый блеск залил все внутри кабинки. Удар грома, такой удар, какого никто из членов Купипа, кроме профессора Бабера, наверняка не слыхал никогда, заставил отшатнуться от окна даже смелого Устрицына…
И все же дирижабль «Купип-01» выдержал-таки первый страшный напор тайфуна, одного из самых чудовищных ураганов юга. Такие тайфуны то и дело рождаются в тропическом поясе, над волнами океана, неведомо за какие достоинства названного «Тихим».
Командир дирижабля был прав. В первый миг, когда гигантский поток закрученного циклоном воздуха обрушился на купипское судно, опасность была чрезвычайно велика. Она, пожалуй, была не намного меньше той, которую испытали бы вы, сидя на дрезине в момент, когда на нее налетает несущийся по тем же рельсам со скоростью ста миль в час экспресс. Скорость тайфуна не ниже, а даже выше скорости наших поездов, кроме, разве, самых быстроходных. Сила удара несущейся воздушной стены не поддается описанию.
Но командир «Купипа» не только высказывал верные идеи. Он совершал также и верные действия. В те несколько секунд, которые оставались до критического момента, он успел поставить свой дирижабль кормовым оперением к ветру и дал полный газ моторам. Тайфун поэтому не просто налетел на неподвижно висящий в воздухе корабль, — он догнал его сзади и, перегнав, в следующий миг охватил его со всех стороны. Теперь пассажирам «Купипа-01» не угрожала прямая гибель.
Все же толчок первого шквала был поистине ужасен. Цельнометаллический дирижабль сразу удвоил, если не утроил свою скорость. Устрицын кубарем покатился по полу каюты маме под ноги; Люся вцепилась с криком в какую-то алюминиевую планку, а Бабер и Койкин вдруг, к общему ужасу, стали рядышком на четвереньки и, взбрыкивая ногами, мотая головами, помчались друг за другом по главному коридору к его корме, точно соревнующиеся по беговой дорожке пони. Что-то зазвенело, что-то покатилось. Мама ахнула.