Купленная. Игра вслепую
Шрифт:
— За всю свою прожитую до этого жизнь я впервые всерьез задумался о женитьбе только после того, как встретил тебя. Даже когда меня ломало и рвало на части, когда я узнал, что ты работаешь в эскорт-агентстве и мой отец купил тебя для себя. Для меня это было чистейшим безумием, но я действительно позволил своим мыслям коснуться этой темы, какой бы болезненной она тогда для меня не выглядела. Меня в жизни так не бомбило и не выворачивало на изнанку. Я и сейчас готов вцепиться зубами в глотку отцу только за то, что он к тебе прикасался… Пожалуйста… Не позволяй ему больше этого делать. — мой голос снова надломился от пережавшей горло асфиксии. — Я постараюсь его найти или завтра, или в понедельник
Я прижался губами к ее влажному от легкой испарины лбу, зажурившись что дури, чтобы переждать этот ненормальный приступ с помощью физической близости моей девочки на моих руках и вкусовых рецепторах. Мое хроническое безумие и спасительное от него лекарство, без которого я едва не сдох буквально и без которого едва ли теперь протяну хоть еще одни сутки. Понимала ли она хоть немного, что она для меня значила на самом деле и кем теперь была?
— А сейчас переоденься, сними эти дурацкие побрякушки и поехали ко мне. Не могу тут долго находиться. Все время кажется, что он где-то рядом…
Честно говоря, не думала я, что после всего того, что нам пришлось пережить, у меня останутся хоть какие-то силы на чтобы то ни было еще. Мне вообще больше не хотелось куда-то отходить от Кира, как и отпускать даже на несколько мгновений. Сама мысль, потерять ощущение живительного жара его тела, поддерживающую опору таких сильных рук (улавливающих абсолютно все происходящие во мне перемены), а, главное, всю его окутывающую с головы до ног физическую близость — казалась в те минуты едва не убийственной. На грани жизни и смерти.
Мне до сих пор не верилось в то, что я тогда от него услышала. Но одно дело, когда что-то внимаешь через слух, пропуская услышанное через скептически упрямый разум, и совсем другое — доверять своим чувствам и не на шутку взволновавшейся интуиции. Хотя, возможно, это было нечто иное. Что-то более сильное, просыпающееся как раз в момент слишком обостренной слабости. Когда хочется довериться именно тому, кого ощущаешь в эти секунды чуть ли единственным во всем белом свете близким для себя человеком. Единственным, кто способен защитить и закрыть собой от любых жизненных невзгод, от сумасшедшей боли и прячущихся за этими стенами жутких монстров. И, возможно, даже от смерти…
Ехать куда-то посреди глубокой ночи — не самая лучшая идея, но оставаться здесь вдвоем, наверное, еще хуже. К тому же, я сейчас в таком состоянии, в котором в принципе невозможно принимать какие бы то ни было здравые решения. Да и не смотря на все мои зашкаливающие страхи с разгулявшимся по телу нервным ознобом, Кир и не думал все это время отходить от меня ни на шаг. Даже помог переодеться, при чем без какого-либо сексуального подтекста. Похоже, нам обоим было сейчас не до того. Но не чувствовать при этом успокаивающих объятий Кирилла было еще труднее. В его руках мой озноб существенно спадал и практически сходил на нет, будто он забирал большую часть моей убийственной слабости себе или просто гасил ее своим защитным коконом. Жаль, что нельзя было просто и сразу там спрятаться, свернувшись на его груди беспомощным котенком и греться до тех пор, пока мое сознание окончательно не разорвет связь с окружающей реальностью, пусть мне и казалось, что я уже не смогу сегодня заснуть вообще.
Мне будто специально дали эти несколько часов, чтобы я отвлекалась на все что угодно, но лишь бы не возвращалась мысленно к высказанным Киром признаниям. К тем наслоившимся друг на друга событиям, что пронеслись бешеным ураганом в нашей жизни за последние дни и в особенности за этот вечер. К тем воспоминаниям, которые, в конечном счете, и привели нас обоих к настоящему, к неизбежным последствиям и к едва не свершившейся роковой ошибке. По-другому, как чистейшим безумием, это и не назовешь.
А если бы он так и не вернулся? Если бы все-таки ушел, а я и дальше бы верила в версию Глеба о безответственном Кирилле Стрельникове, планирующего женитьбу на другой?
Стать банальной жертвой вопиющего вранья от принципиального приверженца голой правды и только исключительной честности, это во истину надо постараться. А ведь это, если так подумать, самая глупая и едва не безобидная выходка, на которую не всякий способен купиться прямо с ходу. Видимо, мы были с Киром настолько дезориентированы в пространстве и ослеплены происходящим (впрочем, как и бушующими в нас эмоциями), что напрочь изначально упустили из виду один из немаловажных фактов. Глеб все о нас знал. И давал это понять уже не раз и не два, пусть и в очень завуалированном контексте. Но тут, как говорится, виновата только сама жертва, намеренно выискивающая любые доказательства тому, что все на деле совсем не так, как кажется на первый взгляд. Раз он не говорил ни мне, ни Кириллу о своей осведомленности открытым текстом, значит, существует, пусть и ничтожнейшая вероятность, что он может знать отнюдь не все. И конечно же, жертве ничего не остается делать, как вестись на столь примитивную уловку от устроившего на нее западню охотника. Самой, добровольно, по собственному на то наитию двигаться в сторону ловушки, наивно полагая, что там ничего такого страшного ее не ждет. Если сумела избежать наказания за первую ошибку, значит, можно с таким же успехом миновать и следующие.
Вот так оно и вышло. Или, скорее, так устроена наша психика. Пока нам не объявили во всеуслышание о нашем разоблачении и не вычитали длинный монолог по нашему вопиющему поведению, мы будем и дальше с завидным упрямством лезть в чужой сад за чужими яблоками, тайно надеясь или уверовав в сопутствующую удачу, что нас опять никто там не поймает на горячем.
Жаль, что до дома Кира было не очень-то и близко, и сидя у него в машине, о многом в таком состоянии не поговоришь. Хоть он и пытался меня отвлечь какими-то пространными темами ни о чем. Но чаще молчал, сосредоточенно глядя на дорогу, а я, глядела почти все это время на него и мучилась от дичайшего дискомфорта, что не могу к нему прижаться или просто обнять.
Что самое странное, он даже не поднимал вопроса о том, как же я отреагировала на его признание и ни разу не спросил, что я чувствую к нему. Словно ему хватило и моего безропотного согласия поехать на его квартиру. Раз не стала отнекиваться и переспрашивать, насколько он всерьез все говорил, значит, ответ напрашивается сам за себя. Пусть я и ведать не ведаю, что в действительности к нему испытываю. И можно ли назвать эти чувства именно тем, что он возможно от меня сейчас и ждет? Поэтому и не спрашивает прямо. Ждет, когда я сама для этого созрею. Или попытаюсь разобраться в том, что чувствую.
Слишком много всего навалилось за раз. И перебирать в памяти накопившиеся залежи прошедших за последние недели безумных событий, для этого нескольких минут очень и очень мало. Хотя я и пыталась. Связать то, что испытывала сейчас с тем, что пережила не так уж и давно. Может еще просто не была к этому готова (как и Кир, кстати, тоже). Спросить себя честно прямо в лоб. Насколько крепко я подсела на это безумие, так и не заметив, когда же и как я умудрилась это сделать? Или здесь не имеет значения ни время и ни место? Оно всегда в нас было, изначально, с первых дней нашего рождения. Просто ждало своего часа… как я ждала твоего появления в своей жизни, даже не догадываясь, что это будешь именно ты.