Куплю чужое лицо
Шрифт:
Груда Мяса призадумался. А «Справочник» перекочевал к Циферблату.
– Почитай там про фетишизм, – посоветовал Серега Феде.
– «Фетишизм (идолизм, символизм) – возведение в культ определенного предмета и половое влечение к нему», – прочел Циферблат.
– Вот видишь, – оживился Груда Мяса. – Оказывается, и ты непрост. Расскажи нам, как вступал в половую связь с будильником.
– Тогда уже с кукушкой! – вступил в разговор Губошлеп.
– Оживился, мурик, – сурово осадил Циферблат. – Ну-ка, говори, по какой статье идешь?
– Такой
– Дурбас захарчеванный, кому беса гонишь! – совсем осерчал Федя.
Губошлеп пожал плечами:
– А какой мне смысл врать?
– На испуг берет! – заметил Груда Мяса. – Думает, теперь мы ночью плохо спать будем!
– Тебя пока высосешь, скорей сам лопнешь! – включился я в интеллектуальную беседу.
Груда Мяса расплылся: моя реплика пришлась ему по нраву.
Мы стали искать в справочнике вампиризм. Но не нашли.
Губошлеп почему-то обрадовался:
– Вот видите, я же говорил, что у меня очень редкая… специализация.
– Ну, и кого ты высасываешь? – спросил Циферблат.
– В основном домашних животных. Ну, там еще одну, было дело…
– Померла? – уточнил Серега.
– Да. Я слишком увлекся.
– Известное дело, – согласился Груда Мяса.
Наконец соседи из чувства вежливости поинтересовались, за что же я угодил в эти скорбные стены. И я поведал о своем особом случае. Такого они еще не слышали: обвинить человека в убийстве самого себя. По общему мнению палаты, я «катил» по всем параметрам на шизофреника: типичное раздвоение личности.
Шизофрении в «Справочнике по психиатрии» было отведено изрядное место. Из всего многообразия разновидностей этой болезни мне надо было отыскать то, что касалось моего случая.
«Моему» недугу были посвящены теплые строки…
«Соседи» попросили меня читать вслух.
– Да тут такое наворочено! – заметил я, но отказать им в этом удовольствии не смог. – «На высоте приступа развиваются иллюзорно-фантастическая дереализация и деперсонализация – прежнее представление о собственной личности заменяется фантастическим перевоплощением. Больной живет в фантастическом мире…»
– В фантастическом мире? – заинтересовался автор «Диктатора Вселенной».
– Угу, – подтвердил я. – У нас смело можно создавать общество фантастов. «Дереализационное общество фантастов».
До самого вечера мы усиленно изучали справочник, каждый выписал для себя много полезного. А потом Груда Мяса неожиданно предложил послушать его роман. Никто возражать не посмел. И мы узнали много интересного про астральные дали, ужасного Диктатора Вселенной, киберофицеров, которые беспощадно наказывали провинившихся космонавтов, сбрасывая их в Межрегиональный Отстойник, а также что произошло с бывшим начальником космопорта Мэмсом после сканирования его мозга. Ничего хорошего, кстати, не произошло: в обществе будущего, которое изобразил Серега, все неудачники, тем паче больные, умственно ущербные должны были подлежать реинкарнации. С последующим возрождением на качественно новом уровне.
Груда Мяса читал с вдохновением, подвывая в тех местах, где космические корабли, пронзавшие Вселенную, преодолевали барьер скорости света.
Как распорядиться обрушившейся на меня информацией, я не представлял. Чтение Серега закончил уже глубоко за полночь. По его словам, самое интересное было впереди. Санитары нас не тревожили.
Утром после завтрака я предложил написать коллективное продолжение «Диктатора Вселенной». Серега ухмыльнулся, с прищуром посмотрел на меня – и согласился.
Когда через пару часов в нашу палату вошла делегация в белых халатах, мы наперебой и с упоением сочиняли эпизод, в котором дочь Диктатора Эльза сошлась с роботом и тут же нарожала ему кучу железных человечков.
Пятеро молодых людей в свите профессора Житейского оказались практикантами.
Арнольд Анатольевич поздоровался и подошел к кровати Сереги. Тот, сложив руки на огромном брюхе, с хитринкой поглядывал на вошедших.
– Рыльковский Сергей Николаевич, 33 года, – представил его профессор. – Инкриминируются девятнадцать убийств на сексуальной почве. Свои деяния оправдывал необходимостью очищения населения от гомосексуалистов и проституток. По мнению испытуемого, все они подлежали реинкарнации.
– В этом, господа, я вижу свое высшее предназначение в создании нового общества, – отреагировал Рыльковский. – Не желаете, кстати, взглянуть на мои записи? Я буквально вчера вернулся из экспедиции в соседнюю Галактику.
И он протянул ближайшей практикантке «Диктатора Вселенной». Девушка машинально взяла.
Вот это был ход!
– Паранойяльная шизофрения! – прокомментировал я. – Монотематический бред реформаторства и изобретательства…
Все тут же посмотрели на меня.
– В экспансивной форме…
– Конфуцианство! – добавил Циферблат.
Житейский строго посмотрел на меня и спросил практикантов:
– Что прежде всего необходимо установить для определения паранойяльной шизофрении?
– Можно я? – нетерпеливо тряся рукой, попросил я. И, не дожидаясь разрешения, выпалил заученную цитату из справочника: – Важно установить не только бредовые расстройства, но и их сочетание с эмоциональным оскудением, аутизацией, нарушениями мышления личности.
Житейский изменился в лице и после паузы вынужден был признать:
– Отчасти верно.
– Откуда вы это все знаете? – не удержался от вопроса практикант-очкарик.
Я подавил глубокий вздох.
– Милые мои мальчишки и девчоночки… Я ведь тоже когда-то был врачом-психиатром. Но враги, украв мои передовые разработки лечения, обвинили меня в лженаучности, шарлатанстве, начетничестве, а потом и упрятали в этих стенах.
Практиканты ошеломленно уставились на меня.
– Кузнецов! Прекратите юродствовать, мы до вас еще не дошли, – не выдержал профессор.