Куплю тебя за миллион
Шрифт:
— Разумеется, фон барон.
— Никакой я не фон. Но кровь голубая, из древнего дворянского рода. Отец этим невероятно гордится. Разумеется, есть чем щегольнуть перед не менее именитыми соседями.
— У вас есть соседи? На расстоянии нескольких гектаров, наверное? — уточняю с улыбкой.
— Есть. Фон Бергеры. И это как заноза. Двойная заноза в заднице! — цедит сквозь зубы мужчины.
— Ну и фиг с ними, с вашими фонами… — переключаю внимание помрачневшего Глеба на себя. — Лучше скажи, что мне делать?!
Бекетов
— Можешь разложить вот здесь.
Глеб указывает на самую ровную площадку, довольно близко к краю возвышенности, на которой мы сейчас находимся.
Дальше — обрыв, и вся низина видна, как на ладони…
Дождавшись, когда я расстелю плед, Бекетов переставляет на него корзину и укладывается на плед.
— Дальше дело за тобой. Расставляй наш завтрак.
— Там же нет ничего запрещённого?
— Обижаешь, Анна-Мария. Эдгар приготовил всё из списка разрешённых продуктов и исполнил по высшему разряду.
Я с любопытством открываю корзину и сразу же засовываю свой любопытный носик всюду.
— Блинчики!
— Так и знал, что ты на них набросишься…
— Ох, чёрт, здесь ещё и вафли. И как выбрать?!
— Ни в чём себе не отказывай, маленький троглодит.
— Какой же ты гад, Бекетов!
Наклоняюсь, якобы за поцелуем, вижу, как его губы приоткрываются, а ресницы, позолоченные солнцем, медленно опускаются. Такой соблазн, перед которым трудно устоять! Но в последний миг успеваю просунуть между губ Бекетова вафлю.
— Вот тебе.
— Проказничаешь? Хочешь ремня?
— У тебя при себе нет ремня! Впервые вижу тебя в таком образе, спортивном…
— Хочешь, чтобы я был при параде и галстуке-бабочке на пикнике?
— Нет, я вообще удивлена, что ты меня позвал на пикник. Это так необычно.
Бекетов пересаживается, ближе ко мне, со спины, разводит ноги и вынуждает меня сесть в аккурат между них, прижавшись спиной к его каменной, широкой груди. Приобнимает одной рукой и коротко целует в шею:
— Ешь, ты, наверное, очень голодна. Я заметил, что ты мало ела вчера за ужином. Но за ночь сожгла дохрена калорий.
Перестаю препираться с ним, тем более, так сложно быть колючкой, когда Глеб так близко, согревает теплом тела и держит в кольце сильных рук.
— Я чувствую себя защищенной с тобой. С самого первого дня, — роняю едва слышно.
— Не болтай, ешь лучше.
Бекетов подносит к моему рту вафлю, обмакнув её перед этим в абрикосовый джем.
— Почему ты так стремишься заткнуть мой ротик, стоит мне заговорить о чувствах? — спрашиваю перед тем, как откусить кусочек.
— Сейчас рассветёт. Смотри вон туда.
Опять ушёл от ответа.
Кажется, говорить с Бекетовым о чувствах вообще пропащее дело.
А пока решаю насладиться завтраком, тем более, что от аромата вафлей мой желудок прилипает к спине и булькает.
— Знакомые трели… — не удержался от короткого смешка Бекетов.
— Не порть момент! — отвечаю с набитым ртом, наблюдая, как серый горизонт окрашивается нежно-розовым золотом и освещается низина.
Момент по-настоящему красивый и очень трогательный. Даже утренняя прохлада ничуть его не портит, но лишь заставляет протрезветь на миг, а через секунду я снова проваливаюсь в горячий жар тела Бекетова, напитываясь его теплом и уверенностью.
Наверное, с полчаса мы молчим, просто наслаждаясь тишиной раннего утра и поглощая завтрак, от которого не остаётся ни крошки, потому что аппетит после ночи у обоих зверский, а на свежем воздухе все ощущается ещё вкуснее!
— Зачем ты взял с собой стулья?
— Боялся, что земля слишком холодная и не хотел тебя застудить. Но кажется, вполне ничего. Ты не замёрзла?
— Нет, с тобой очень тепло…
Ёрзаю в его руках, желая получить не только вкусный завтрак, но и не менее вкусный поцелуй. Глеб упрямо отводит губы в сторону.
— Не нарывайся, Анна-Мария. Сегодня у нас с тобой по расписанию клиника и посещение гинеколога. Не стоит ехать к нему с влагалищем, полным моей спермы.
— Пошляк! — пихаю мужчину локтем, устраиваюсь поудобнее и чувствую попкой его крепкий стояк. — Сможешь потерпеть?
— Нам назначено на одиннадцать. Да, смогу, — ведёт колкой щетиной по шее. — Потом затащу тебя в укромный уголок и…
— И что?!
— Займусь с тобой сексом.
Сжимаю бёдра крепче, но между ними всё равно разливается порочный жар.
Бекетов не видит моего лица, и я набираюсь смелости тонко намекнуть мужчине, что такие обещания меня заводят:
— У меня намокли трусики…
От откровенного признания даже кончики ушей становятся пунцовыми, а сердце в груди стрекочет, как сумасшедшее, бьётся то вверх, то вниз!
Ещё быстрее оно начинает биться, когда я слышу, как густеет и наливается жаром мужское дыхание возле моего уха и крепче сжимаются пальцы на талии.
Глава 18
Бекетов
— У меня намокли трусики… — шепчет Марианна.
Всего четыре долбаных слова, а мой член становится ещё твёрже! До болезненной рези.
Где-то в голове перекрывает клапан, регулирующий свободный ход разумных мыслей, и не остаётся ничего логичного и правильного. Голова за миг пустеет, становясь словно шар из сухих веток, которые гоняют ветер в пустыне. Так и я — пни этот пустой котелок на плечах, он отвалится, а я и не замечу, ведь всё главное сейчас висит на конце члена.