Куплю твою любовь
Шрифт:
Он говорит что-то еще, а мне до ошизения плевать на все эти склоки и закулисные игры богатых наследников. Папаша привык играть в шахматы, а я люблю стрельбу по мишеням. Просто, четко, когда цель находится на линии выстрела.
Должно быть, я дерьмово играю в покер, если меня вздули, как обоссавшегося щенка, и поставили в угол.
— Я хочу поговорить с Мари и убедиться, что с ней все в порядке, — требует.
Только на этой фразе меня снова втащило в смысл сказанного отцом.
— Нет.
— Нет?! — переспрашивает он. — Послушай, Глеб!
— Сплотимся? Вот так просто? После того, как пролилась кровь, ты решил раскурить трубку мира?!
— Империя Бекетовых развалится, если продолжить в том же духе.
— Мне плевать на твою империю. Пусть разваливается. Причина всегда в том, что рыба гниет с головы. Ты никогда не получишь мою Анну-Марию и детей тоже не получишь. Никогда не сможешь втянуть их в свои игры. Никогда. Я об этом позаботился!
Глава 16
Бекетов
— Глеб, я надеюсь, что ты одумаешься, — хмурится отец. — Сейчас нет нужды воевать. Поверь мне.
— Не могу. После всего, что ты сделал и, уверен, еще планируешь сделать, не могу тебе поверить. Оставь меня.
— Оставить так просто? Мальчик мой, если бы я тебя оставил, ты уже был бы мертв!
— Хочешь сказать, что я задолжал тебе? Я верну тебе этот долг. Позднее. Уверен, ты еще не раз выбесишь кого-то, и придется спасать твою шкуру. Если смогу ходить к тому времени, обязательно спасу твою никчемную жизнь! — скалюсь, открыто сдирая пластырь с раны.
— Как раз об этом я хотел поговорить. Я пригласил к тебе лучшего специалиста!
— Оставь лучшего при себе. Я связался со своими людьми. Меня перевезут в другое место уже сегодня.
— Это самый опрометчивый шаг, который ты делал. Разумовский — лучший в области нейрохирургии!
— Опрометчиво я поступил, когда поставил принципы на первое место и не плюнул тебе в лицо, а надо было это сделать. Оставь меня одного. Немедленно.
Отец не спешит уходить, делает несколько шагов по палате, перебирая пальцами на набалдашнике трости. Впервые вижу, как его пальцы беспокойно постукивают по предмету, словно он не может найти себе место.
— Ты ищешь способ продолжить разговор и задержать меня? Дам подсказку, его нет.
— Бумаги на развод готовы. Большакова все подписала.
— Не твоя заслуга, отец. Освободи палату, меня будут готовить к транспортировке.
— Поговори с Максом, — просит он. — Разногласия перешли в военные действия. Ты перегнул палку! Но еще не поздно помириться.
—
Он словно меня не слышит, следом выдвигает еще одно требование.
— Я хочу участвовать в жизни внуков.
— Ты хочешь управлять их жизнями. Этому не бывать…
— Хочешь, чтобы Марианна всегда пряталась, переезжала с места на место?! Не губи жизнь девочке из-за своего упрямства!
— Другую тему найди. Здесь тебе светит только хрен без масла.
— Дай мне поговорить с Марианной! — повышает голос.
— Не раньше, чем ты будешь лежать на кладбище и кормить червей. Может быть, потом я позволю ей прийти на твою могилу и потоптаться там.
— Я… Ты хочешь сделать мою старость бездетной?! Хочешь, чтобы я умер в одиночестве и сожалел о том, как все обернулось? Так вот, я уже сожалею об этом.
Устало машу в сторону двери.
— Пошел вон.
Отец сердито уходит, громко и невпопад стуча тростью. Обычно она отмеряла его шаги, придавала степенности, теперь звучит помехой и подчеркивает слабость.
У меня остается немного времени в запасе. Мне нужно немедленно позвонить Адвокату. До зуда хочется выяснить подробности и успокоить дельца, объяснить ситуацию, в которой я оказался, будучи неспособным выходить на связь некоторое время из-за сложностей.
Но я не решаюсь сделать этого в стенах больницы, которая по счастливой случайности, разумеется, так или иначе подконтрольна моему отцу. Тот самый Разумовский — не только блестящий нейрохирург, но и должник моего отца.
Не хочу давать отцу хотя бы один повод управлять мной, в особенности, сейчас, когда я ограничен в передвижениях и едва не схожу с ума, чувствуя себя слабым и непригодным ни к чему. Это ощущение беспомощности сжирает меня изнутри. Еще немного — и все мозги оплавятся к чертям.
Я реалист и трезво смотрю на вещи, отдавая себе отчет, что, возможно, больше никогда не смогу ходить.
Овощем в инвалидной коляске я не стану. Ни за что.
Лучше застрелиться. Но перед этим я хочу убедиться, что жертвы были не напрасны.
— Ты готов?
— И тебе привет, Хан, — приветствую здоровяка, протиснувшегося в палату.
Даже просторное помещение стало казаться меньше с его появлением.
— У меня все готово. Тебя уже ждут в другом центре. Только предупреждаю, что условия там уступают тем, что тебя окружают сейчас. Палаты не такие роскошные. Если хочешь, чтобы твой зад нежился на шелковых простынях, лучше остаться здесь.
— Комфорт меня интересует в последнюю очередь.
— Что ж, если палаты размером в половину этой тебя не смущают, поговорим о плюсах. Хирург опытный, привык иметь дело с боевыми ранениями и осложнениями после них. Персонал трудится по призванию, не только за валюту. Ходят слухи, что старик практикует последний год, потом уходит на пенсию. Хотя я такие разговоры еще десять лет назад слышал, — друг подходит к кровати и останавливается рядом. — Он ставил на ноги и не таких, как ты.