Кураж. В родном городе. Рецепт убийства
Шрифт:
День тянулся медленно. Противно было стоять и наблюдать за скачками. Особенно после столь убедительного выступления на Ботве. Но пользуясь своим собственным советом, я старался выглядеть повеселее. И был вознагражден. В отношении ко мне наметилось явное потепление. Жить становится куда легче, когда люди вокруг уже не стесняются заговаривать с тобой. Хотя большинство и воздерживается от выводов до окончания скачек с участием Образца. Я ничего не имел против. Образец — боец настоящий, и потом я помнил обещание Джеймса, что его будут охранять, не спуская глаз.
После окончания я еще поболтался
— Вы были у нас в передаче. Нет, не подсказывайте… — Он наморщил лоб, потом щелкнул пальцами. — Финн, точно, Финн! — Но торжествующая улыбка тут же стала сползать, он припомнил, что говорилось обо мне позже.
— Да, я Финн, — как бы ничего не замечая, ответил я. — К завтрашнему дню все готово?
— Э-э, да, да. Предстоит трудный денек. Извините, мне надо бежать. Я должен успеть в студию, Морис давно уехал.
Он взглянул на часы, улыбнулся небрежно и удалился.
Я наблюдал, как он выруливал в «форде» новейшей модели, и представил себе студию, ряды камер, слепящий свет, блюда с бутербродами. Будет все то же. А кто, интересно, окажется жертвой этой гильотины, для кого приготовлен топор, для кого наготове лживое обаяние Кемп-Лора?
Как мало мог я противодействовать ему! Подобрать осколочки, пустить контрслухи. Попытаться подорвать его влияние… Нет, у меня не было ни его власти, ни его престижа, ни его безжалостности.
Сунув руки в карманы, я зашагал к «мини-куперу» и отправился на встречу с Тик-Током. На темной стоянке у «Белого медведя», кроме моей, еще лишь одна машина. Это был один из баров, вызывающих уныние, — кирпичные стены, холодный свет, у стойки — пусто. В зале лишь старик с обвисшими усами тянул свои первые полпинты пива. Я подошел к стойке и заказал виски. Тик-Тока нет. Взглянул на часы: без двадцати семь.
— Вы не ждете ли кого-нибудь, сэр? — спросил невыразительного вида бармен.
— Да, жду.
— Может быть, вы — мистер Финн? (Я кивнул). Вам просили передать, сэр. Мистер Ингерсол звонил, что не сможет встретиться с вами здесь, сэр. Он очень извиняется, но не могли бы вы встретить его на станции в шесть пятьдесят пять. Станция тут недалеко — прямо вниз по шоссе…
Допив свой стаканчик, я поблагодарил бармена. В машине влез на сиденье и протянул руку, чтобы включить зажигание. Руку я протянул, но… так и не успел повернуть ключ.
Резким рывком меня схватили сзади за горло. Когда цепкие руки изменили положение, чтобы сжать меня сильнее, кто-то зашевелился на заднем сиденье.
Я выбросил
У меня не оставалось ни шанса. Мешало рулевое колесо, и попытка сопротивляться не давала ничего. И тех секунд, пока ревущая мгла поглотила мое сознание, хватило всего на две мысли. Во-первых: мне следовало сообразить, Тик-Ток никогда бы не назначил встречу в таком паршивом баре. А во-вторых: я умираю…
…Я не мог долго быть в обмороке, но, похоже, прошло немало времени. И когда постепенно вернулось затуманенное сознание, я обнаружил, что не могу открыть ни глаза, ни рот: все было залеплено клейким пластырем. А руки связаны в запястьях. И, когда я попробовал шевельнуть ногами, то выяснилось, что я могу раздвинуть их лишь на ширину шага — спутаны, как у цыганской лошади.
Я лежал, неудобно сложенный вдвое, на полу в заднем отсеке машины. Судя по всему, это наш «мини-купер». Было страшно холодно. И я сообразил, что на мне нет ни пальто, ни пиджака. Я остался в рубашке с короткими рукавами, а руки мои просунуты между двумя передними сиденьями так, чтобы я не мог сорвать пластырь. Лежать в такой позе было чудовищно трудно. Я попытался освободить руки — приподнял их и изо всех сил дернул. Но они были крепко привязаны. И на них с такой зверской силой обрушился кулак (так мне показалось), что больше я и не пробовал. Видеть, кто ведет машину и гонит ее изо всех сил, я не мог. Но в том не было надобности.
Лишь один человек на свете мог придумать такую ловушку — сложную, но хитрую, вроде «ягуара», поставленного поперек дороги. Лишь у одного человека мог быть повод, пусть совершенно безумный, чтобы похитить меня. Никаких иллюзий у меня не было: Морис Кемп-Лор не желал, чтобы я выиграл Зимний Кубок, и принял меры.
«Знал ли он, — беспомощно размышлял я, — что Ботва не случайно не съела отравленный сахар? Догадался ли, что я разузнал все о его деятельности против жокеев? Может, услыхал о том, что я объехал все конюшни, или о том, как я наводил справки насчет „ягуара“? Если все это так — что он собирается со мной сделать?». Но я не спешил выяснять ответ на этот последний, довольно-таки мрачный вопрос.
Мы ехали долго, потом вдруг машина свернула влево и затряслась по неровной дороге. Мне стало еще хуже. Через некоторое время пошла медленнее, снова повернула и остановилась.
Кемп-Лор вышел из машины, опустил спинку водительского сиденья и выволок меня за запястья. Я не смог подобрать под себя связанные ноги и упал на спину. Земля была жесткой, усыпанной гравием. Рубашка порвалась, и острые камни разодрали кожу.
Он рывком поставил меня на ноги. И я стоял, покачиваясь, ослепший из-за пластыря и лишенный возможности убежать, даже если бы удалось вырваться. Он стал тащить меня вперед, дергая за веревку. Я все время спотыкался и падал.