Курьер (фрагмент)
Шрифт:
– Значит, вас будет двое? Хорошо, жду вас к четырем часам.
Мы проводили её взглядами. Я метнул взгляд на Мики. Глаза парня остекленели, а нижняя челюсть отвисла.
– Расслабься, Мики.
Он шумно выдохнул.
– Черт побери, приятель, я в жизни ещё так не заводился. Чего бы я только не отдал, чтобы запрыгнуть в постель к этой кошечке.
– А что бы ты сделал, если бы тебе представилась такая возможность?
Все ещё глядя ей вслед, Мики пробормотал:
– Я бы привязал её к кровати с раздвинутыми ногами, а потом
– Нет, Мики, эта женщина не про тебя. Она из тебя котлету сделает.
Он кивнул, по-прежнему не в силах оторвать взгляд от удаляющейся фигурки.
– Возможно. Но ради неё я готов принять столь мученическую кончину. Что за женщина! Всю жизнь о такой мечтал.
– О какой? Которая старше тебя?
– Угу. Я ничего не имею против молоденьких вертихвосток, но уж больно мне надоело обучать их всех, как это делается. А вот такую кралю обучать не придется. Она ещё сама научит тебя уму-разуму.
– Да, возможно, ты прав. Что ж, хочешь рискнуть? Она, похоже, положила на тебя глаз.
Мики метнул на меня подозрительный взгляд.
– Ну да! Брось, ты меня разыгрываешь.
– Ничего подобного. Только что при мне она так и пожирала тебя глазами.
– Ну тогда...
Большую часть дня я даже не вспоминал про Джеки Мэнделл. Правда, вспоминать мне было некогда - я брал одно интервью за другим. Особенно запомнилось одно - с матерью четырех малолетних детишек, оказавшейся на редкость дружелюбной и разговорчивой. Мы уговорились сегодня же вечером приехать к ней и встретиться с её мужем, водителем грузовика.
В отличие от меня, Мики не забывал о Джеки Мэнделл ни на секунду. Несколько раз я замечал, как он тупо таращится перед собой невидящим взором. Даже Берт Форд пару раз крепко отчитал его за рассеянность. Мики в ответ смущенно улыбался и послушно кивал. Похоже, парень не верил, что доживет до четырех.
Небо начало мрачнеть и в половине четвертого наш режиссер Пол Уорд, выбравшись из автобуса, крикнул нам:
– Сворачивайте манатки, ребята, и катитесь домой.
Понукать нас ему не пришлось. Десять минут спустя весь реквизит был собран, а ещё через пять - наш микроавтобус растворился в гуще запрудивших улицу автомобилей.
Мы с Мики припустили по обледенелому тротуару, выдыхая из ноздрей клубы пара, подобно сказочным драконам.
– Интересно, где она играла?
– мечтательно произнес Мики.
– Жаль, что я её прежде не видел.
– Дело в том, Мики, - сказал я, - что под словом "актриса", как и под профессией "модель" могут скрываться самые разнообразные занятия. Я не говорю, что она не выступала на сцене, но она вполне могла быть стриптизершей или певичкой. Все они зовут себя актрисами.
– Н-да, - задумчиво протянул Мики.
– Ничего, в любом случае, опыт у неё наверняка немалый.
– Да, Мики, боюсь, что тебе вряд ли выпадет счастье лишить её девственности.
– Это точно. Занятно, из некоторых женщин секс так и прет. При этом, если разобраться - что в ней особенного? Здесь, на Кингз-роуд, мы с тобой видели десятки хорошеньких девиц, даже настоящих красавиц, но по части сексуальности ни одна из них ей даже в подметки не годится. Удивительное дело...
Обогнув угол, мы повернули на Блейкли-роуд, довольно мрачную улочку, обставленную безжизненными викторианскими домами с мансардами. Горящие уличные фонари только подчеркивали унылую январскую сумеречность.
Найдя дом под номером сорок три, мы поднялись по каменным ступенькам к застекленной парадной двери. Постучав молоточком, я услышал, как в пустом вестибюле гулко аукнулось эхо. Терпеть не могу такие дома. Я был готов заранее представить, как он выглядит изнутри. Джеки Мэнделл, должно быть, занимает первый этаж, на котором также размещаются две гостиные, кухня и туалет. Три спальни на втором этаже, и ещё три - на третьем; в мансарде хранится всякий хлам. Комнаты мрачные, как гостиничные номера, плохо обставленные и обклеенные нагоняющими зубную боль обоями. Унылое pied-a-terre*, постояльцы которого долгими зимними вечерами тоскуют по родному дому, недоумевая, какой черт их дернул сменить домашний уют на эту дыру.
В вестибюле вспыхнул свет. Дверь отомкнула сама Джеки Мэнделл, одетая в синее шерстяное платье, которое облегало её манящую фигуру как вторая кожа.
– Как вы пунктуальны! Заходите.
Она провела нас в гостиную, располагавшуюся, как я и ожидал в глубине дома. Судя по обстановке, особого достатка хозяйка от сдачи стольких комнат внаем пока не имела. Более того, она, похоже, отчаянно сражалась, чтобы свести концы с концами.
Однако с точки зрения рекламы, её гостиная подходила идеально. Чувствовалось, что хозяйка умело экономит на всем, а это только дополнительно подчеркивало, насколько выгоден именно "Уайт-Марвел".
– Вот так я живу, - развела руками Джеки.
– Не царский чертог, но меня устраивает.
– У вас очень мило, - улыбнулся я.
– И обставлено со вкусом.
Джеки пожала плечами.
– Что ещё нужно одинокой женщине? Хотите посмотреть кухню?
Мы прошли по узкому коридору на кухню, при первом взгляде на которую, мне показалось, что я попал в какую-то пещеру. Выложенный кафельными плитами пол, стены заставлены упирающимися в потолок старинными буфетами. Громоздившаяся в углу моечно-сушильная машина выглядела анахронизмом посреди стольких реликтов викторианской эпохи.
– Это мой потогонный цех, - пояснила Джеки.
– К счастью, о погоде я могу не беспокоиться. Этот автомат высушивает все, что мне нужно гладить.
– И вы все делаете сами?
– А кто же еще. Здесь у меня стоит гладильная машина...
– она нагнулась, пытаясь открыть дверцу.
– Ой, черт бы её побрал!
– Позвольте мне!
– подскочил Мики.
– А то вы все ногти переломаете.
Даже мускулистому Мики пришлось попыхтеть, прежде чем ему удалось открыть непослушную дверцу.