Курьер из Гамбурга
Шрифт:
– Вас хотели отравить? – пошептал с ужасом Разумовский.
Павел пожал плечами, и тут сердечный друг схватил его за руку и произнес срывающимся от волнения голосом:
– Государыня короновалась, я знаю. Но тогда она объяснила свою коронацию вашим малолетством. Это было давно. Вы выросли. Народ вас любит. Когда год назад вы сильно простудились и были опасения за вашу жизнь, в Петербурге говорили: «Павла отравили, потому что он честный и добрый». Я сам слышал.
– Оставим этот разговор, – резко сказал Павел. – Уйдите, прошу вас. Я должен остаться один.
Сейчас эту болезнь называют манией
Сейчас мать отобрала у него Панина. Никита Иванович был отставлен от должности обер-гофмейстера наследника еще до венчания. Екатерина отблагодарила его более чем щедрыми подарками, но настоятельно приказала подыскать себе жилье вне дворца. И вообще чем меньше вы, Никита Иванович, будете видеться с их высочеством, тем лучше будет и для вас, и для него. Сентенция эта не была высказана прямо, но этого и не надо было. Императрица и Панин отлично понимали друг друга.
Екатерина в это время была очень ласкова с сыном, но Павлу в каждом слове ее, в каждом жесте чудилась неискренность. Напугана она злодеем Пугачевым? Или ей и сейчас море по колено? Не угадаешь. Счастье великое, Гришка Орлов получил отставку. Правда, есть новый фаворит, без мужчин в спальне матушка ни одну ночь не может обходиться, но слуги шепчут, что отношения государыни с Васильчиковым нерадостные. Слышали даже, как Их Величество плакали в своих спальных покоях. Отчего плачет? Боится за трон или любовник недодал ласк пресыщенной куртизанке?
Надо, однако, согласиться, что с государством матушка управляется умело. Недаром подхалимы всех мастей называют ее правление благодетельным. Павел должен доказать этой гордой женщине, что тоже способен мыслить по-государственному. У него есть своя программа.
И вот в тайне от всех он сочинил записку, короткую, но выразительную. Этот труд уже ничем не походил на детские «Размышления о принципах правительства». Там он высказывал чужие мысли, которые кто-то «звонил ему в уши». Теперь он решил думать сам. Его новая «записка» касалась в основном армии, но в ней просматривалась и главная мысль: не гоже России пухнуть, как на дрожжах, бесконечно расширяя свои пределы. Земли и пространств у нас более, чем достаточно, вот только порядка на этой земле нет. Дворянство ведет расточительную жизнь, ему до нужд отечества и дела нет. А что касаемо армии, так каждому здравомыслящему человеку должно быть ясно – мы должны вести не наступательную, а оборонительную политику. Рекрутские поборы вредны крестьянам. Армию надо сократить и ввести в ней строгую регламентацию.
Любопытно, да? Понимал ли Павел, что это бунт? Более того, записка выглядела как объявление войны. Екатерина была готова бесконечно расширять свою империю. Еще первая война с турками была не окончена, а в голове уже зрела идея о второй победоносной турецкой войне! Мысль о завоевании Константинополя рассматривалась как вполне реальная. Со временем она назовет второго внука Константином, дабы посадить его на константинопольский трон вместо убитого турками в 1453 году Константина XI Палеолога. Во как! Измученное рекрутскими поборами крестьянство ее вообще не интересовало, а «расточительное дворянство» была главным союзником.
Записка была еще «в деле», когда Павел рассказал о ней жене и даже прочитал кой-какие выдержки. Юная Наталья Алексеевна поняла великого князя с полуслова. Хорошенькая головка ее вздернулась горделиво, ноздри затрепетала от слишком глубокого вздоха. Она во всем поддержала мужа. На вид совсем девочка, но так же, как Павел, она жаждала власти и почета.
Павел сделал еще одну редакцию записок. Он должен изложить материал хорошим, внятным языком и собственноручно поднести ее императрице. Заглавие было вынесено на титульный лист: «Рассуждения о государстве вообще, относительно числа войск, потребного для защиты оного, и касательно обороны всех пределов». Теперь надо было только дождаться подходящего случая для вручения труда государыни.
И случай представился. Во дворец пришла депеша с Яицких степей. В депеше значилось, что 22 марта сего года, а именно 1744-го, три полка регулярной армии, присоединившиеся к уже имеющимся на месте, нанесли сокрушительное поражение армии Пугачева. Далее подробно рассказывалось, что шайка воров и убийц засела в крепости Татищей. Все было чин-чином, вначале артиллерийская перестрелка, причем повстанцы тоже палили со стен крепости почем зря, а потом приступ, рукопашная и… победа! Тогда во дворце все поверили, что это был конец пугачевскому ужасу.
Может быть, и шевельнулась в груди у Павла жалость к злодею, цесаревич верил, что Пугачев и для него старался, но об этом не хотелось думать. Главное, у матери хорошее настроение, и она будет благосклонная к труду сына.
Победа над Пугачевым совпала с еще одной победой, которую одержал прибывший с турецкой кампании одноглазый волк, бывший камергер двора, а теперь генерал Потемкин. Горячий, словно прямо с поля битвы прискакал, он явился в приемную императрицы. Двор не успел опомниться, а наш герой уже переместился в спальню Екатерины, выкинув оттуда неудачника Васильчикова. Потемкин был высок, красив, громок и необычайно развязан. Павлу казалось, что никого в своей жизни он ненавидел так, как этого победителя.
Но мать была само милосердие. С улыбкой она приняла из рук сына его труд и прочитала «Рассуждения о государстве», причем на удивление быстро. Потемкин тоже сунул в записку нос. Боевой генерал добровольно пошел на турецкую войну, он отличился при штурме Хотина, он брал Фокшаны, а потому считал себя чуть ли не полководцем всей баталии, а потому отнесся к «рассуждениям» великого князя иронически.
А вот императрица пришла в бешенство. Словно маска слетела с ее улыбчивого лица. Она не постеснялась топнуть ногой, даже бранные слова произносила:
– Вы ничего не понимаете в управлении государством. Вы неуч, мальчишка, а беретесь рассуждать на столь серьезные темы!
Далее пошел высокопарный бред о величии России, о великой миссии православного государства в деле освобождения христиан от мусульманского ига, об обязанностях перед Европой и «моим народом». Только и дело народу российскому турок сокрушать, спят и видят. У Павла тряслась челюсть, но он старался выглядеть достойно, поэтому был безукоризненно вежлив.
– Но я тоже хочу быть полезным России.