Курьер из Гамбурга
Шрифт:
– Ни в малейшей степени, – отозвался Бакунин, он все еще не мог понять, серьезен Шлос или шутит, играя многозначительность. – И перестаньте говорить загадками. Что значит – уполномочен? Кем?
Глафира одернула камзол, распрямила плечи, даже напряглась слегка, как перед прыжком. Нечего размазывать, надо сразу брать быка за рога!
– Я знаю, что в столице имеет место быть заговор в пользу великого князя Павла Петровича. Знаю, что вы имеете к этому заговору прямое отношение. Пославшие меня – трезвые люди. От их имени я предлагаю вам денежную помощь
Бакунин смотрел на Глафиру в крайнем изумлении, лицо его побледнело, и крапинки, оставшиеся от оспы, проступили вдруг ярко. «Красив, подлец!» – отметила Глафира, – но тут же, тряхнув для убедительности головой, отогнала от себя крамольные мысли.
– Чушь какая! С чего это вам взбрело в голову? Вот ведь глупости, – сказал наконец он с усилием в голосе.
– Меня уполномочили, – во второй раз повторила Глафира, – передать вам наше предложение. Деньги вам предоставят, как только получат ваше принципиальное согласие. Сам я всего лишь чистый лист бумаги, на котором писала другая рука. Мне велено всего лишь прочитать текст.
– Какой-то заговор дурацкий… И с чего вы взяли, что я имею к этому отношение?
– Не только вы. Нам известны и другие имена. Я сам видел, как вы поехали на тайное собрание к капитану Наумову. Это вы не будете отрицать.
Глафира играла ва-банк. Уж про собрание она ничего толком не знала, и скажи ей Бакунин, де, мы в карты играли, ей нечего было бы на это возразить. Но собеседник молчал, и она приободрилась.
– И то, что капитан Наумов заговорщик, мне точно известно, и рыжий Григорий, фамилию запамятовал…
– Вернов, – машинально бросил Бакунин.
– Правильно, Вернов, – ей вспомнился список. – Вольные каменщики есть всемирные братья. Мы рыцари Востока и Иерусалима. Мы есть неустрашимые, ревностные, огненные борцы за справедливость! (Господи, что я несу?» – пронеслось в голове.) – Поверьте, мы хотим помочь России в этом благородном предприятии.
Бакунин был мрачен. В речах безусого юнца ему слышался разбойничий посвист. Вот ведь пригрел гадюку на груди! Но можно ли ему верить? Может, все кончится обычным шантажом? Надо бы расспросить Елагина про этого Шлоса. А скорей всего – не надо.
– Россия не нуждается в лишних помощниках, – бросил он с раздражением, потом замолчал надолго, прошелся по комнате. – И как вы все это будете осуществлять? Вы приходите ко мне завтра с корзиной золота, вываливаете его на стол, и на этом мы расстаемся?
– Не-е-т. Мы может дать деньг только в обмен.
– В обмен на что?
– Вы должны доказать, что деньги пойдут на дело, а не на пустые траты.
– Доказать? Это кому я буду доказывать? Вы забываетесь, сударь!
– Боже избавь, я совсем не забываюсь. Предложение о сотрудничестве исходит от могущественных людей. И поверьте мне, Федор Георгиевич, мне неприятно говорить вам все это, но сии важные особы располагают векселем на ваше имя. В нем указана значительная сумма. Я уполномочен
Бакунин не дал Глафире закончить ее пространную речь. Он побагровел вдруг, театрально взмахнул рукой и завопил пронзительно:
– Вон из моего дома! Мальчишка, щенок гамбургский…
Глафира вцепилась в подлокотники кресла.
– Далась вам моя молодость. Поверьте, я гораздо старше, чем выгляжу. И давайте говорить о деле. Я думаю, что в делах заговорщиков вы тоже не более, чем чистый лист бумаги и не вам решать…
– Трезвые люди поручили вам разговаривать именно со мной?
– В моем распоряжении есть и другие имена.
– Почему вы выбрали именно меня?
– Вы мне нравитесь, Федор Георгиевич. Я вам доверяю.
Здесь Глафира сделала явный промах. Она была уверена, что своим ответом польстила Бакунину, доверие всегда приятно, но он набычился, сжал кулаки и прошипел в лицо Глафире:
– А вот вы мне не нравитесь. Возьмите в доверенные лица кого-нибудь другого. Капитан-поручик Наумов вас устроит?
– Но почему?
Бакунин вдруг расхохотался. Весь его вид говорил, ну не дурак ли я, что влип в эту историю. И еще веду глупейший разговор. И с кем? Отсмеявшись, он сказал вполне миролюбиво:
– Я сам в некотором роде сбоку припеку, а с Андреем Ивановичем вы быстро найдете общий язык. А сейчас позвольте откланяться, – он решительно направился к двери, словно не Глафира была у него в гостях, а он сам нанес ей визит и теперь, кончив дела, оставлял ее дом.
Глафира бросилась следом.
– Но вы должны упредить капитана Наумова о нашем разговоре.
– Я ничего вам не должен, – дверь в гостиную захлопнулась перед ее носом. Далее явился лакей и вежливо проводил ее до выхода.
Бакунин отправился в библиотеку, сел к столу и принялся читать первую попавшуюся книгу. Через десять минут он отложил ее в сторону и принялся обдумывать ситуацию. Он уже ругал себя за несдержанность. И что он так обозлился на Шлоса? В масонских шли толки, де, немецкие господа хотят погреть руки на неурядицах вокруг русского трона. Но он не ожидал, что это будет сделано так грубо. Черт, и откуда они знают подробности? Масоны всегда суют нос в чужие дела. Деньги они, вишь, предлагают, да еще в оскорбительной форме требуют отчета за посул. А его самого так просто хотят купить!
Но и это было не главным. В конце концов деньги всегда нужны. Солдатам надо платить, караул подкупить, и вообще возникнет куча непредвиденных обстоятельств. Возмутительным было то, что посредником в столь важном деле был выбран неоперившийся птенец фон Шлос. «Я гораздо старше, чем выгляжу» – фраза эта выводила Бакунина из себя. Сплетня о размытом возрасте немца не только раздражала, но вызывала брезгливость. Какое-то бесполое существо, не мужчина, не женщина, фантом! И то, что эти самые трезвые люди выбрали в качестве посланника Шлоса, придавала всей операции, включая сам заговор, несерьезный, почти водевильный характер.