Курьер из Страны Советов
Шрифт:
Если вошедший был художником, Ирина направляла его в самую светлую и просторную комнату в особняке – с витражами, бронзовыми ручками на дверях и старинными светильниками. Вошедший тут же проникался удивительной атмосферой места, потому что в других столичных редакциях, как правило, стояли дешевые канцелярские столы, пишущие машинки «Ятрань» и стулья с протертыми до дыр сиденьями.
Лишь одного посетителя Степаныч и Петрова никогда не пропускали через свой кордон. Это был муж Киры Ястребовой Вильям Пивзнер, которого главный редактор Груздачев ненавидел всей душой и подвергал репрессиям как классово чуждый элемент. Безошибочная интуиция, выработанная годами номенклатурных сражений, подсказывала Груздачеву, что от таких, с позволения сказать, «американистов», вскоре все в стране начнет рушиться, и понятная, десятилетиями выстроенная система, полетит в топку истории. Как ни странно, в этот раз «сталинский сокол» не ошибся.
Аэропорт Шереметьево,
Середина восьмидесятых
Вспоминая годы работы в «Стране Советов», Лина извлекла и памяти случайную встречу, произошедшую лет тридцать назад.
В тот раз она уже прошла и пограничный контроль, и таможню и теперь дремала в кресле, которое удалось занять в зале ожидания. А что еще было делать? До посадки минут сорок, денег на дорогой парфюм в дьюти фри нет, впрочем, как и на кофе в баре. Лучше обменять в Берлине жалкие командировочные рубли на гэдээровские марки и купить себе какую-нибудь модную шмотку. На Родине было время тотального дефицита, за всем приходилось толкаться в бесконечных очередях. В подарок немецким коллегам-журналистам Лина везла, по их просьбе, советскую «злую» горчицу. Немцам, попробовавшим эту нашу фирменную специю, европейская сладкая приправа разонравилась. То ли дело горчица из Советского Союза! Слезу вышибает! Недаром советские домохозяйки ей посуду моют! А уж если употребить ее с баварскими сосисками, да под немецкое пиво!..
За этими размышлениями Лина не заметила, как задремала. Разбудило объявление:
«Граждане пассажиры, заканчивается посадка на рейс номер такой-то, вылетающий в Париж. Пассажир Кузнецов срочно пройдите на посадку».
«Какой-то Кузнецов в Париж летит, счастливый!» – подумала Лина, до конца не проснувшись. Внезапно в голове эхом отозвалась знакомая фамилия, и она открыла глаза. Мужчина в темных очках и джинсовом костюме почти бегом проследовал к выходу на посадку.
«Это же наш Кузнецов! – оторопела Лина. – Шеф журнальных фотографов! Вот кто, оказывается, неизвестный счастливец! Через три часа увидит Париж. А Париж увидит его – такого модного, современного и успешного. Кто клевещет, что в СССР тотальный дефицит? По Кузнецову этого не скажешь. Стоп! А причем тут Париж? В «Стране Советов» говорили, будто Кузнецов в Прагу полетел. Какой резон ему так шифроваться?».
Лина заметила, что руку Кузнецова оттягивает тяжелый портфель-«дипломат».
«Небось, армянский коньяк, водку и черную икру везет французам в подарок», – пронеслось в голове, и, внезапно испытав классовую ненависть к советскому «буржуа», она вновь погрузилась в неглубокую дорожную дрему.
В те далекие времена в самолет еще можно было брать напитки и продукты, чем советские командированные активно пользовались. Лина тоже тащила в ручной клади пару бутылок водки для гэдээровских коллег и две банки красной икры, потому как денег на обмен валюты в редакции выдали позорно мало. Предполагалось, что кормить и развлекать командированную журналистку из «Хоровода» будет принимающая сторона за свой счет.
За Берлинской стеной,
конец восьмидесятых
– Интересно, а что говорит товарищ Груздачев о фильме Тенгиза Абуладзе «Покаяние»?
Замглавного гэдээровского иллюстрированного журнала «NBI» геноссе Мюнх, рыжий немец с конопушками на круглой физиономии, уставился на Лину выжидательно и насмешливо. В глазах его блеснуло ехидство. Ну-ка, бойкая журналистка эпохи Perestrojka, давай-ка выкручивайся, посмотрим, чего ты стоишь. Лина почувствовала, как на нее с любопытством взглянули две фрау, сопровождавшие ее в командировке. Журналистка «NBI» Бербела Веллер и элегантная переводчица Лариса Лемпке. Несколько лет назад Лариса встретила в тамбовском инъязе гэдээровского студента-русиста, выскочила за него замуж и приехала в ГДР дипломированным переводчиком. В этот раз редакция NBI наняла ее, чтобы помогать Лине собирать в Берлине материал для репортажей о школах и детских сада- Берлина. Одним словом, редакционное задание «Хоровода» выглядело в глазах Лины приятной прогулкой. Тот факт, что на официальном приеме ее будут «гонять» по политическим вопросам, стал неприятной новостью.
Симпатичный ресторанчик на Александр плац внезапно показался неуютным и каким-то холодным. Дома она бы отшутилась или рассказала пару баек про Груздачева, над которым на излете советской власти подшучивали за спиной даже его замы. Не стеснялись пинать мертвого льва и в литературных кругах. Василий Аксенов даже посвятил ему несколько строк в своем романе, написанном уже в эмиграции, где описывал лысину Груздачева, синевшую «в моменты интеллектуальных оргазмов». Однако здесь и сейчас было не до шуток. Немец задал конкретный вопрос и ожидал на него откровенный ответ. Лина поежилась, глотнула шнапсу из крошечной стопки и стала осторожно подбирать слова…
Беда была в том, что главный редактор журнала «Страна Советов», лауреат Сталинской и Ленинской премий, председатель Верховного Совета РСФСР Николай Евгеньевич Груздачев о «Покаянии» ничего, разумеется, не говорил, потому что картину не смотрел и, более того, не собирался. Ему и без фильма Абуладзе вся эта гласность стояла поперек горла. Груздачев чувствовал, что очень скоро грядут новые времена, в которых ему не останется места. Но пока еще он был главным начальником Лины, и отзываться о нем следовало с уважением. В особенности здесь, в стране народной демократии.
– Николай Евгеньевич, конечно, приветствует эээ перестройку, эээ гласность, эээ смелые решения Горбачева и…, – заблеяла Лина что-то невнятное, но не успела додумать, что еще приветствует Груздачев, как Лариса уже все перевела. В общем, пришлось скомкать разговор на тему «Груздачев и фильм «Покаяние»» и срочно перевести беседу на громкие литературные новинки, которые в то время появлялись, как грибы после дождя. Конечно, немцы ждали от Лины откровений и свежих новостей из перестроечного Советского Союза, однако возвращаться ей предстояло в редакцию «Страны Советов», и не факт, что до начальства не дошло бы содержание этой застольной беседы. Да и с немцами надо было держать ухо востро. Бербела говорила, что с началом перестройки в Советском Союзе немецкие спецслужбы – Штази – активизировались и доносили даже на тех, кто вел самые невинные разговоры.
Кстати сказать, через несколько лет после падения Берлинской стены к Бербеле домой явились три бывших сотрудника «NBI» и сообщили, что работали на Штази.
–Зачем вы решили рассказать мне об этом теперь, когда подобные тайны уже ничего не стоят? – удивилась Бербела.
Гости пояснили:
– Имена всех сексотов Штази рассекречены и преданы огласке. Мы хотим, чтобы ты узнала именно от нас: мы на тебя никогда не стучали.
– А что вы могли обо мне доносить? Я всегда говорила то, что думала, – сказала Бербела и легкомысленно махнула рукой, – отпускаю вам все грехи, ступайте с миром. Полагаю, вас на чем-то подловили, и вы не могли отказать Штази в сотрудничестве.
Этот разговор случился через несколько лет, а тогда, во время официального обеда в ресторане, Лине надо было держать ухо востро. Впрочем, и дома все было не просто. Если начальству не понравится, как она вела себя в командировке и что говорила немецким партнерам, придется надолго забыть о загранкомандировках. Этого очень не хотелось бы. В то время загранкомандировки были уделом избранных и считались серьезной привилегией.
В журнале «Страна Советов» сотрудники выезжали за рубеж гораздо чаще рядовых советских граждан, и выездная комиссия старых большевиков в райкоме партии, пугавшая других счастливчиков вопросами о секретарях компартий Монголии и Китая, была для них рутинным мероприятием. В советское время поездки в капстраны считались самыми престижными и доставались, разумеется, начальству, а в страны «социалистического лагеря» – например, в ГДР, Венгрию и Чехословакию – могли отправить и рядового сотрудника «Страны Советов». Лине с командировкой подфартило случайно. В 1987 году ответственному редактору журнала «Хоровод» Михаилу Шпонькину предложили поехать в ГДР. Шефа детского журнала эта заманчивая перспектива не обрадовала, а, напротив, смертельно оскорбила. «Хоровод» успешно продавался по всему миру, приносил государству твердую валюту, так какого же черта его посылают в убогую Восточную Германию, а заместители Груздачева чуть ли не каждый месяц представляют «Хоровод» по парижам и миланам?