Курьер запаздывает
Шрифт:
Фон Кольвиц, СС-оберфюрер.
3. ИЮЛЬ, 1942. ТРИЕСТ, ПОГРАНИЧНЫЙ КОНТРОЛЬ И ТАМОЖНЯ
– Я не против сюрпризов, товарищ полковник, - спокойно ответил он.
– Даже когда они неприятные?
Андрей Гуляшки ,
Приключения
Аввакума Захова
Солнце. Здесь его сколько
Мы стоим уже больше часа, и опять никто ничего не знает. Пассажирам приказано не покидать перрона до особого распоряжения. Мы гуляем и ждем. Ждем и гуляем, каждый сам по себе. Хуже всех себя чувствует оберфюрер. Он возмущен нерасторопностью итальянцев и скверной выправкой карабинеров [2] , занявших посты у выхода с перрона. Магические документы фон Кольвица утратили в Триесте силу, о чем ему дали понять еще в вагоне. Пограничники не посчитались с желанием Вешалки остаться в купе и, игнорируя его командный тон, проводили до двери.
Фон Кольвицу явно претит прогулка по перрону. Краем глаза наблюдаю, как он ведет переговоры с карабинерами. Похоже, они договорились; во всяком случае, Вешалка уже миновал турникет и скрывается в вокзале. Его сопровождает малосимпатичная личность в черной форме.
Раскрываю детектив, сдвигаю шляпу на лоб, чтобы не мешало солнце, и пытаюсь увлечься похождениями благородного сыщика. Толстый роман - отрада путешествующего. Его друг и спутник стоимостью двадцать марок и пятьдесят пфеннигов. Он куплен, судя по пометке, до войны у известного берлинского букиниста - довольно редкое издание “Мании старого Деррика” Эдгара Уоллеса в переводе на немецкий.
Скучно. Одиноко. Плиты на перроне излучают жар адского котла. Между ними растет трава, украшенная мусором и конфетными бумажками. Изучаю ее с обстоятельностью человека, не знающего, куда девать свободное время.
– Чем это вы заняты, Слави?
Синьора Ферраччи с Чиной на руках и в обществе римского патриция в шикарной фашистской форме. У патриция гордый нос и масса золота во рту.
– Мой кузен, - говорит Дина и склоняет голову набок, словно любуясь нами.
– Вы что-нибудь потеряли?
– Только терпение, синьора. И надежду увидеть вас.
Обмениваемся с патрицием пожатиями, и я получаю возможность целую минуту любоваться ослепительным рядом золотых коронок. Кузена Дины зовут Альберто Фожолли, и, если верить прононсу, он сицилиец. Перестав улыбаться, он выпячивает нижнюю челюсть - модное для Италии движение, введенное в фашистский обиход синьором дуче.
Легким зонтиком из китайского шелка Дина пытается спасти меня от солнца, но зонт слишком мал, и тени хватает только на болонку. Мило улыбаясь, Дина вовлекает меня в разговор.
– Я так люблю тепло… А вы?
– Разумеется.
– Если поезд задержится, Альберто свезет нас на набережную. О мадонна, есть ли что-нибудь изумительнее пальм и моря?
– Придется вызвать машину из квестуры [3] , - говорит Альберто и солидно вздергивает плечи.
– К сожалению, я, как и ты, приехал поездом.
– Это так мило - встретить меня здесь. Я не особенно рассчитывала.
Дальше разговор скачет, как козлик по горной тропке. Намеки, понятные Дине и Альберто и недоступные мне, сыплются камешками, не задевая моего внимания. Из них я улавливаю только одно: кузен Дины - важная шишка в фашистской партии.
Я не видел Дину с ночи. Фон Кольвиц гипнотизировал меня до утра, и я уснул перед самой границей. Осмотр при переезде был поверхностным и формальным, югославская стража, усиленная пожилым лейтенантом вермахта, откровенно тяготилась своими обязанностями, и проводник, еще с вечера собравший наши анкетки и паспорта, быстро увел ее в свое купе пить кофе. Пробудившись на время осмотра, я тут же вновь принялся досматривать отложенный сон, а фон Кольвиц остался бдеть, как на карауле.
Окончательно я проснулся в Триесте, когда поезд уже стоял и чернорубашечники очищали вагоны от пассажиров. Проходя мимо первого купе, я заглянул в него, но ни не было ни Дины, ни ее вещей. Наши чемоданы - в том числе и кофр фон Кольвица - стались на местах: проводник объявил, что досмотр начнется позже.
Об исчезновении синьоры Ферраччи и ее багажа я думал не больше секунды, поглощенный наблюдением за фон Кольвицем и его маневрами. Но сейчас я искренне рад обществу Дины, а еще больше приятному знакомству с ее кузеном.
– Я умираю от жажды, - говорит Дина.
– И Чина тоже.
Альберто делает приглашающий жест.
– Ресторан к твоим услугам.
– Вы с нами, Слави?
– Увы, - отвечаю я и указываю на карабинеров у турникета.
– Италия взяла меня в плен.
Альберто пожимает плечами.
– у вас будет повод оценить итальянское гостеприимство. Обещаю вам… А эти - что ж?
– они выполняют приказ. Потерпите немного, формальности не длятся долго.
– Бедняжка, - говорит Дина.
– Я принесу вам воды. Самой холодной. Что вы предпочитаете - “Карлсбад” или “Виши”?
Мне ровным счетом все равно, но я тяну с выбором, ибо вижу, как из дверей вокзала выходят двое штатских с очень характерными напряженными лицами. Лавируя в толпе, они идут в нашу сторону. Карабинеры возле турникета подтягиваются и замирают в стойке пойнтеров.
Дина удаляется, а я стыну столбом, охваченный дурными предчувствиями.
Предчувствия, как правило, редко обманывают меня. Эти - тоже. Штатские, держа правые руки в карманах, подходят ко мне. Бесполезно делать вид, что беззаботно лорнируешь публику.
– Синьор прибыл с этим поездом?
– Да, конечно…
– Ваше имя?
– Багрянов Слави, коммерсант из Софии.
– Следуйте за нами.
Пересиливая внезапную немоту, задаю положенный вопрос:
– Кто вы такие?
– Там узнаете…