Курьезы холодной войны. Записки дипломата
Шрифт:
Перед допросом его сытно накормили и затем привели в комнату, где его ждал немецкий полковник. При виде вошедшего военнопленного на лице полковника неожиданно вспыхнула радостная улыбка, и, направляясь к нашему лётчику с протянутой для пожатия рукой, немец на чистом русском языке обратился к нему со словами дружеского приветствия по имени и отчеству. Муж Марины, глядя на немца в форме полковника, обращающегося к нему по имени и отчеству по-русски без всякого акцента, пережил настоящий шок и не удержался спросить его, откуда ему известно, как его звать. Немец искренне расхохотался, довольный неожиданной встречей и тем эффектом, который он произвёл на советского военнопленного.
Приветливо пригласив его сесть, полковник предложил ему вспомнить московский Клуб лётчиков имени Чкалова предвоенных лет, где советский пилот вместе со своими друзьями
Теперь, когда они оба узнали друг друга, полковник предложил допрашиваемому изложить всю интересующую его информацию, обещая за это, как старому знакомому, самые благоприятные условия нахождения в плену. Однако в ходе допроса наш пленный отказался давать какие-либо существенные сведения, и был посажен до следующего вызова к полковнику в сарай, превращённый в импровизированную камеру задержания. Посаженный в сарай лётчик сразу же стал обдумывать возможности побега, изучая его строение, крепость стен, доски пола и всё остальное, что могло послужить этой цели. Старушка, приносившая для него еду в сопровождении солдата, ему сообщила, что полковник уехал куда-то по делам и вернётся только через несколько дней. Кормили его пока не так плохо, и он стал откладывать и припрятывать кое-что из еды на случай побега. Сам он видел ещё раньше, что весь посёлок находится рядом с лесом, и что от сарая было совсем недалеко до первых кустов. Но никакой возможности скрытно выбраться из сарая он пока не находил.
После ряда последующих допросов, на которых военнопленный по-прежнему отказывался давать нужные немцу сведения, условия его содержания резко ухудшились, а полковник стал намекать на возможное применение более эффективных методов допроса. Но однажды вечером нашему лётчику удалось без шума обезоружить привыкшего к нему конвоира, воспользовавшись его оплошностью, связать его, завязать ему рот и бежать в лес.
Побег под покровом наступившей ночи оказался успешным, и через несколько недель муж Марины наткнулся в лесу на партизанский отряд. Переполненный радостью выхода к своим и спасения, он бросился навстречу партизанам, которые тут же взяли его под арест. После многих допросов они сочли, что рассказы пришедшего к ним человека о том, кто он и как попал к ним, представляют собой выдумку, в которую никто не может поверить, сочли его за подосланного немцами предателя и приговорили к расстрелу. В ответ на это решение наш лётчик, пришедший в отчаянье от такого оборота дела, попросил начальника отряда дать ему ещё одну возможность подтвердить достоверность его личности. Если он в этом случае окажется не прав, то они могут успеть его расстрелять на несколько дней позже, но если он говорит правду, то, расстреляв его, не дав ему этой последней возможности, они могут лишить жизни невинного человека, который столько пережил, чтобы выйти к своим, и в результате был убит их руками по спешной ошибке.
Партизаны, как лётчику было известно, поддерживали регулярную радиосвязь с центром. Он попросил начальника отряда передать данные о его личности в Москву на имя своего друга, служившего в то время в Генеральном штабе нашего Верховного командования, с просьбой их подтвердить.
Данные были переданы в ходе очередного сеанса связи адресату, который, будучи другом просителя, подобно остальным, считал его давно погибшим. Но поскольку у него тоже возникли сомнения относительно подлинности личности человека, утверждавшего среди прочего, что они друзья, офицер Генерального штаба решил в свою очередь убедиться в достоверности таких утверждений. С этой целью он направил в партизанский отряд своё сообщение с единственным вопросом просителю: ответить, где и с кем он был 14 июня 1938 года. Офицер считал, что на этот вопрос мог ответить только его считавшийся пропавшим друг, так как он был единственный человек, который в тот день в Баку сопровождал его с невестой в местный загс для регистрации их брака, после чего они втроём отмечали это событие в центральном ресторане города.
Через несколько дней в Москву пришло сообщение из партизанского отряда, в котором ожидавший расстрела лётчик во всех необходимых подробностях ответил на вопрос своего друга. Он был освобождён и несколько недель воевал вместе с партизанами, пока самолёт, доставивший партизанам очередную партию продуктов и военного снаряжения, не увёз лётчика-героя в столицу к Марине, которой уже успели сообщить о возвращении её мужа из мёртвых. Однако их брак вскоре распался, и Марина снова осталась одна.
В последние годы войны она особенно тесно дружила с нашей талантливой актрисой, композитором и певицей Юлией Запольской, целый ряд песен которой в исполнении Леонида Утёсова приобрели широкую популярность. В это же время Юлия, Марина и ещё несколько молодых привлекательных женщин их круга, в том числе и Зоя Фёдорова, тогда сблизились с работавшими в Москве молодыми американскими корреспондентами, офицерами и сотрудниками посольства США, которые проводили с ними свободные часы без видимых или ощутимых препятствий со стороны наших служб: американцы и русские ещё вели войну с общим врагом. У некоторых из них сложились самые серьёзные отношения, и эти пары официально зарегистрировали свои американо-советские браки. Со стороны американцев это сделали корреспонденты Шапиро, Гилмор, Стайгер и сотрудник американского посольства Том Уитни, работавший с 1944 года советником посла Аверелла Гарримана.
Том Уитни, сын очень богатых родителей из города Толедо в штате Огайо на Среднем Западе США, женился на Юлии За-польской, которую он безумно полюбил. Однако никто из русских жён выехать со своими мужьями-иностранцами за границу не мог, так как советские власти не давали им выездных виз. Более того, никто из этих мужей, желая сохранить свои браки и свободу своих жён, сами тоже не могли выезжать из СССР, так как по известным им примерам в таких случаях советские женщины подвергались аресту и высылке в лагеря. Положение в этом смысле значительно усугубилось после завершения войны, когда за связь с иностранцами у нас отправляли в лагеря даже известных звёзд театра и кино, о чём мы знаем на примере Зои Фёдоровой и других.
Марина Фигнер стала одной из таких жертв, и главным образом из-за того, что она была близкой подругой вышедшей за американца Юлии Запольской. Её арестовали и отправили в лагеря в Караганду, где она провела семь тяжелейших, мучительных лет. За всё это время из-за страха перед властями никто из её друзей, а близких родственников тогда у неё уже не было, не приезжал её навещать. Единственным исключением из них был её старый и верный друг композитор Никита Богословский, который приезжал навещать Марину каждый год.
Срок работы Тома Уитни в качестве экономического советника американского посольства подошёл к концу, и ему надлежало возвращаться в Вашингтон. Прекрасно сознавая, что его отъезд повлечёт за собой арест и ссылку любимой им Юлии, он добился продления своего пребывания в Москве путём перехода на работу в качестве московского корреспондента агентства «Ассошиэйтед пресс». Том и Юлия теперь были вынуждены поселиться в маленькой квартире обычного советского и довольно запущенного дома в переулке около театра имени Вахтангова. На летний сезон они вместе с другим американским корреспондентом и их очень близким другом Харрисоном Солсбери, получившим впоследствии всемирную известность, снимали дачу в подмосковной Салтыковке. Так чета Уитни продолжала жить до лета 1953 года, когда после смерти Сталина новые власти разрешили наконец выезд советским жёнам иностранцев. Том и Юлия уехали в Америку и поселились на большой ферме в штате Коннектикут. За годы жизни в США Юлия смогла выпустить несколько пластинок с записью собственных и других русских песен в её исполнении, которые мы с моей Наташей купили вскоре после нашего приезда в Нью-Йорк. Не прожив в Америке и десяти лет, Юлия Запольская умерла от неизлечимой болезни, так никогда снова и не увидев свою самую близкую подругу Марину, которая вернулась из лагерей чуть позже отъезда супругов Уитни в США. Однако вплоть до самой смерти Юлии им удавалось поддерживать связь через работавшего в Москве или часто в неё приезжавшего их общего друга Харрисона Солсбери.