Куриный бульон для души. Я решила – я смогу! 101 история о женщинах, для которых нет ничего невозможного
Шрифт:
– Спасибо, что приглашаешь ее, но сейчас не самый подходящий момент.
Сэнди настаивала:
– Мэри скучно. Почему бы тебе не прислать к нам Энджи, чтобы девочки поиграли вместе? Хотя бы немного!
– Ну, я не думаю…
Во мне живет этот абсурдный страх разочаровать людей.
Сэнди перебила меня:
– Девочки могут помочь мне испечь печенье. Спроси ее еще разок, пожа-а-алуйста!
– Хорошо.
Я прикрыла трубку ладонью и шепотом заговорила с дочкой, на сей раз подбавив в голос настойчивости.
– Сэнди говорит, что вы с Мэри
У дочки на глаза навернулись крупные слезы.
– Но я не хочу, мама!
– Ладно же, хорошо! – в сердцах рявкнула я.
Убрала ладонь от трубки и сказала:
– Мне жаль, но она сейчас не очень хорошо себя чувствует.
Такой вариант звучал чуть вежливее, чем «Она ни в какую не хочет идти к вам!».
Сэнди была недовольна. Это ясно слышалось в ее резком ответе:
– Что ж, ладно тогда. Пока.
Отключая телефон, я внутренне корчилась, как от пытки. Но почему?
Я опять стала приставать к своей малышке, и голос мой был напряженным и резким:
– Не понимаю, почему ты не могла просто пойти и поиграть с Мэри!
Энджи смотрела на меня своими огромными глазами, удивляясь, почему я принимаю сторону соседей, а не ее. Вдруг что-то во мне сломалось.
– Прости меня, Энджи! Ничего страшного, если ты не хочешь туда идти. Ты не обязана.
С этими словами я поспешила на кухню, и там плотину прорвало. Я знала, что мне самой трудно говорить другим «нет». Во мне живет этот абсурдный страх разочаровать людей. Но только что я взвалила это бремя угождать людям на плечи своего шестилетнего ребенка!
В том же году случился еще один трансформирующий момент. Моя сестра без предупреждения заглянула к нам со своими двумя маленькими детьми и с порога спросила, могу ли я посидеть с ними: ей нужно выйти на работу в вечернюю смену.
Я промямлила:
– Э-э, знаешь, мне вообще-то много чего нужно сегодня сделать…
Она на это ответила, что ее вызвали вместо заболевшей сменщицы, и лишние деньги ей совсем не помешают.
Я чувствовала нарастающий во мне гнев. У меня самой было двое маленьких детей, которых я никому не подбрасывала. Зато с ее детьми сидела регулярно – почти каждый раз вот так же, без предупреждения. И очень от этого устала.
Однако вопреки собственному желанию я вновь промямлила:
– Ну ладно…
Она задержалась у меня еще немного, прежде чем отправиться на работу. Я пыталась быть вежливой, но возмущение придавливало мои плечи, точно толстое тяжелое одеяло.
Сестра наконец спросила:
– Что-нибудь не так?
Я замешкалась, но потом правда сама вырвалась из моей груди:
– Ты постоянно так со мной поступаешь! Знаешь, было бы очень мило, если бы ты хотя бы предупреждала меня заранее.
Она посмотрела мне прямо в глаза.
– Ты сама виновата. Если не хотела, надо было так и сказать. Нечего соглашаться, а потом винить в этом меня! Вини саму себя!
Ого! Я просто рассвирепела на нее за эти слова, но в них была горькая истина, которую я должна была услышать. Это случилось много лет назад, и с тех пор я нередко напоминала себе об этом.
Как я могла быть так слепа?! Почему я почти всегда входила в режим автоматических «да» и «поддержания мира любой ценой»? Как научиться наконец отстаивать собственные интересы?
Я купила несколько книг на эту тему, а позже начала ходить на психотерапию. Это был долгий путь непрерывных открытий, который во многих отношениях сделал меня сильнее. Я научилась поддерживать честные отношения с другими людьми и самой собой.
Сейчас мое «да» означает да, а мое «нет» означает нет – без внутреннего бунта, возмущения или ложного чувства вины. В этом заключается моя сила и свобода.
Харассмент в бухгалтерии
Женщина, у которой есть голос, – это по определению сильная женщина.
Пол нанял меня на должность бухгалтера сразу, прямо во время собеседования. И предложил выйти со следующего дня. Он представил меня женщинам, с которыми предстояло работать, – своему секретарю Сюзан, чей стол стоял прямо перед его кабинетом, и моим непосредственным коллегам: двум молодым девушкам (им было чуть за двадцать, как и мне) и Элене, которая через два месяца уходила на пенсию (ее работой мне и предстояло заниматься). Все будущие коллеги показались мне довольно дружелюбными.
Вернувшись в кабинет Пола, мы завершили собеседование. Поднявшись с места и собираясь уйти, я протянула ему руку для рукопожатия. Другой рукой он на мгновение придержал меня за предплечье… а потом она начала скользить вверх-вниз, поглаживая меня интимнее, чем мне хотелось бы.
– Вы идеально впишетесь в наш коллектив, – промурлыкал он, подступая ко мне. Я попятилась.
Скомканно поблагодарив его, я как можно вежливее отстранилась и ушла. Дома я решила просто забыть об этом инциденте. На дворе было начало 70-х, и такого рода поведение со стороны мужчин считалось вполне обычным. Не думаю, что тогда кто-то использовал термин «харассмент», но начиная с подросткового возраста я периодически с этим явлением сталкивалась. Однако еще никогда ко мне не приставал человек, стоящий выше меня на служебной лестнице.
Первая пара недель пролетела в один миг. Все были терпеливы, пока я осваивала новую должность. Не прошло и месяца, как я уже успокоилась и эффективно выполняла свою работу, но тут начала замечать, что атмосфера в нашем отделе какая-то более унылая, чем в других. Не считая Элены, которая с энтузиазмом вела обратный отсчет до пенсии, рисуя яркие красные крестики на своем настольном календаре, никто из моих коллег-бухгалтеров не казался особенно счастливым.
Причина стала кристально ясна однажды утром, когда Пол вернул мне одну из моих бухгалтерских книг. Он наклонился надо мной, чтобы положить ее на стол, и, когда убирал руку, его пальцы намеренно мазнули по моей груди, а другой рукой он интимно пожал мое плечо.