Курлышка
Шрифт:
— А этот провод куда? А этот? — спрашивали Павла Ефимовича.
— Этот — в Тополиный, этот — в Опытное хозяйство, а этот — на Птицефабрику.
И, мысленно проследив путь проводов, ребята представили, как растут на току пшеничные горы, как текут по трубам на ферме молочные реки, увидели и кран-великан, который работал на стройке новой школы, и светящиеся экраны телевизоров.
— Как у вас тут всё здорово, какой у тебя папа хороший, — вполголоса сказала Сауле, и другие ребята посмотрели на Дашу, будто в первый раз её увидели.
А Даша не знала, как и вести
Би-у-у… Это Даша попросила папу «понарошку» включить аварийный сигнал.
— И часто у вас так воет? — спросила Галя.
— Да не очень.
— Страшно, как на войне… А вот что мне нравится — это соседей у вас нет. Никто через забор не дразнится.
Чудачка эта Галя, нашла чему завидовать. Даше так хотелось, чтоб соседи были, она ведь всю жизнь без соседей жила.
Айдос уезжает
Кончилась золотая осень, началась мокрая. Дорогу развезло, и теперь папа чаще отвозил Дашу в школу и заезжал за нею. В субботу, прежде чем ехать домой, они завернули в магазин, купили масла, круп, сахару, три булки хлеба, несколько баночек сгущённого молока: Рыжуха-то совсем перестала доиться, телёнка ждала. Сумку с продуктами папа поставил в коляску к ногам Даши, а потом велел ей надеть стёганый ватник: в селе было потише, а в степи ветер так и пронизывал.
— Похоже, отъездили мы с тобой на «Урале» до весны, — сказал папа. — Теперь определим его в гараж, пусть отдыхает.
— Папа, — спохватилась Даша, — а соли-то мы и не взяли. Мама просила, капусту же завтра солить.
— И в самом деле! — хлопнул себя по лбу отец. — Посиди, я сейчас.
— Развесную покупай, в пачках не бери!
Появилась группа девочек, Дашиных одноклассниц.
Они всё ещё брели из школы, хотя вышли с Дашей в одно время: остановятся, поговорят о чём-то, размахивая руками, дальше пойдут… Галя попрощалась с девочками и подбежала к Даше. Ей не надо было дальше идти, она жила возле магазина.
— Дай, пожалуйста, каску примерить! — попросила Галя.
Каска была красная с белыми пятнышками, как у божьей коровки. Галя повертелась перед зеркальцем, зачем-то показала язык.
— А у Лёши Зырянова на мотоцикле тоже такое зеркальце. Только у него «Юпитер». Он нас с Клавой катал и ещё покатает… Да, а ты знаешь, что Айдос уезжает?
— Как уезжает?
— А вот так. Пришла в школу Алтынай и говорит Анне Матвеевне: «Дайте Айдосовы документы».
Так, значит, Алтынай всё-таки отправляет брата, значит, не сдержала своего слова… И тут Даша увидела на другой стороне улицы Алтынай и Айдоса. Она сбросила ватник и выскочила из коляски, оставив Галю с раскрытым на полуслове ртом.
— Айдос! — окликнула Даша. — Погоди!
С Алтынай Даше даже здороваться не хотелось, но та остановилась и тоже её ждала.
— А, Даша, здравствуй. Вот видишь, уезжаем мы с Айдосом.
— Как? Вы вдвоём уезжаете? — оторопела Даша.
— Втроём. С маленьким. К дяде в аул Аксуат. Школа там есть, Айдос учиться будет, и мне трактор дают. Старой марки, не такой, как здесь, но что поделаешь…
Алтынай зябко куталась в серую пуховую шаль, и улыбка у неё была вымученная, жалобная.
— Вы тут поговорите с Айдосом, а я в магазин зайду.
Берёзовые листья качались в лужицах, как грустные кораблики, отплывающие неизвестно куда.
Айдос молчал, глядя исподлобья на Дашу.
— Когда вы уезжаете?
— Завтра.
— Погоди… — Даша побежала к мотоциклу и, стараясь не глядеть на Галю, достала из портфеля коробку с фломастерами.
— Неужели подаришь? — испугалась Галя. — С ума сошла! А чем мы будем рисовать?
Айдос спрятал руки в карманы, мотал головой.
— Не надо. Не возьму.
Но Даша сунула коробку ему под мышку и убежала. Гали уже не было, а папа заводил мотор.
— Молодец, что про соль напомнила. Я и позабыл, пришлось бы ещё раз ехать.
Даше вдруг захотелось плакать. Она задрала голову и часто-часто задышала носом.
Курлышка теперь жил в тёплой мастерской: журавли ведь не любят холодов, не зря они улетают на зиму в Индию. Журавлёнок уже не шарахался, когда к нему входили, понемногу привыкал к людям. Стоя на одной ноге, он терпеливо ждал, пока Даша сделает уборку, сменит воду в плошке. Потом подошёл к корытцу и стал неторопливо клевать мочёный хлеб.
— Курлышка, Курлышка, — сказала Даша, — Айдос-то уезжает… Ну, что же ты молчишь, Курлышка?
Вытянув шею, журавлёнок смотрел в окно. Там меж дождевых капель всё чаще пролетали незнакомые ему большие белые мухи…
Семь погод на дворе
Даша катала Николку на санках и жалела, что снегу ещё мало — чуть-чуть землю прикрыл, — санки подпрыгивали на мёрзлых комьях земли. Но к вечеру наползли тучи и повалили густые хлопья.
Утром Даша вышла на крыльцо и ничего не узнала. На дом, на сарай, на столбы зима нахлобучила голубоватые снежные шапки. Провода стали белые, толстые, пушистые. От крыльца к трансформаторам была прочищена тропа. Даша ступила на неё, и снег оказался ей выше пояса. Папа и мама обметали трансформаторы, очищали площадку. Даша знала: нельзя, чтобы на трансформаторах и возле них оставался снег. Если начнётся оттепель и потечёт вода, может выйти из строя всё оборудование. Вот почему Дашины родители почти не спали в эту ночь.
— Ты уж, Дашутка, там сама позавтракай, — сказала мама. — Чайник я вскипятила, вареники вчерашние разогрей.
До школы Даша в то утро добиралась в кабине трактора с бульдозером, который проложил дорогу до подстанции.
— Наделал делов этот снегопад, — говорил бульдозерист. — С трёх ночи дороги к фермам расчищаем. Ну ничего, зато для будущего урожая полезно.
На поля уже двигались тракторы — прокладывать борозды, насыпать снежные валы. Весной талая вода не сбежит просто так, в овраги, а впитается в землю, вспоит пшеничные тучные колосья. «Где-то, наверно, и тётя Алтынай сейчас выводит свой трактор, — подумала Даша. — Как-то им с Айдосом живётся на новом месте?..»