Курлышка
Шрифт:
— Ну, о моей тогдашней работе лучше не вспоминать. Птицы по старой памяти в степи гнёзда вили. Увижу гнездо куропатки — бегу к трактористу. «Остановись, — кричу, — надо гнездо перенести». А он ругается: «С такой дурочкой много не насеешь…» Возвращаюсь как-то с поля, а мне подружки кричат: «Анюта, твои ученики приехали, целых трое!» — «Где?» — «Вон в той палатке». Побежала я туда. «Где ребята?» — спрашиваю. «Да и сами не знаем, по палаткам растащили. А вам они зачем?» — «Да я же учительница, это мои первые ученики!» У меня классный
Все посмотрели на Тараса. Ведь это его отец был — Григорий Фёдорович Бахтюк, он теперь трактористом работал в совхозе. Тарасик сиял, поправляя новенькую будёновку с красной звездой.
— Будёновка-то у тебя славная, — сказал Лёша Зырянов, — и отец знатный. А сам ты чем отличился?
— Ничего, время придёт — отличится, — вступилась за Тараса Анна Матвеевна.
А Даша вдруг хватилась: где Аля? Она отыскала сестру в вагончике красного уголка перед телевизором. Аля медленно вращала рычажок, шумел птичий базар на скалистых островах, всадники мчались по степи, аксакал играл на домбре.
Даша обняла её за шею:
— Ты почему ушла?
— Так… — Аля повернула рычажок, и снова загорланил птичий базар.
— Тебе не нравится здесь?
— Нет, почему же… Ребята хорошие. Только видишь, Даша, тебе ещё, может, не понять… Вот у вас у всех любимая учительница есть, а у меня нет. Слишком часто мы переезжаем, ни одна школа толком не запомнилась.
— Ничего, — утешила её Даша. — В «Тополином» вам хорошо, вот и будете жить.
— Ты думаешь, мы здесь задержимся?
— А разве нет? — испугалась Даша.
— У мамы-то опять давление скачет… Ты ей ничего не говори, что я телят упустила, а то она расстроится.
— Ой, чуть не забыла! — спохватилась Даша. — Дядя Сеня путёвки достал в «Золотой бор»!
— Ну вот… — опустила голову Аля. — Опять скандал будет. Не поеду я никуда, ну как они не поймут!
В дверях показалась высокая фигура.
— Так вот ты где! — раздался басок Лёши Зырянова. — А там уже танцы начались. Идём, Аля!
— Не хочется…
— Идём, идём… — Лёша взял её за руку и потянул к выходу.
Даша проснулась от птичьего гама. Её подружки ещё крепко спали. Кричали скворцы, над каждым вагончиком на шесте был свой скворечник. «Это у нас вместо будильников», — шутили девятиклассники. Солнечные лучи пронизывали клейкую берёзовую листву, золотили песчаные дорожки. На мачте развевался флаг, а под ним стояли на линейке старшеклассники. Даша уловила Алину фамилию и прислушалась.
— Ей телят больше доверять нельзя! — громко говорила Клава Сивцова. — Вчера всю люцерну истоптали, пока за ними гонялись. Огрела бы как следует Бурана кнутом, он и отстал бы от Вислоухого, а она ещё — нате вам! — электропастух отключила.
— Не могу я кнутом, — виновато возразила Аля.
— Значит, не берись телят пасти!
— Может, тебе лучше на кухне будет? — нерешительно обратился Лёша к Але.
— Я готовить не умею…
— В подсобные пусть идёт! — вмешалась Клава. — Картошку чистить, посуду мыть.
— Уж и на кухню, — вмешался Иван Филимонович, до этого времени стоявший в стороне. — Что ж так сразу…
— Нет, почему же, я согласна, — быстро сказала Аля и стала пристально разглядывать ближайший скворечник.
Лёша потоптался, вздохнул:
— Ну что ж, переходим к следующему вопросу…
В траве под берёзами несмело белели цветы земляники, покачивались тёмно-лиловые колокольчики. Даша нарвала большой букет, а когда вернулась из рощи, все её одноклассники уже встали.
— Где ты пропадаешь? — встретила её Галя. — Ага, колокольчики рвёшь, а твою сестричку на кухню разжаловали, картошку чистить.
— За что ты её так не любишь?
— А за то, что она шибко нежная. Постельку дай ей мягкую, кашку сладкую…
— Это Клава твоя говорит?
— Все говорят, не одна Клава!
Даша отдала букет Але.
— Вот спасибо! — обрадовалась та. — Я цветы в стаканчиках на столы поставлю, красиво будет.
— Ты не расстраивайся, Аля, — сказала Даша.
— Да я и не расстраиваюсь! — тряхнула головой Аля и обняла Дашу. — Курлышке привет передай, уж так я по нему соскучилась! Как-нибудь на выходной вырвусь.
Когда ехали обратно, небо было ясное и глубокое. Поля парили под горячим солнцем. Между сеялками сновали зернозаправщики с хоботами, обмотанными синей материей.
— Остановитесь, дяденька! — вдруг закричал Тарас шофёру.
— Что такое?
— Кто-то пшеницу просыпал.
В самом деле, на обочине дороги золотилась кучка семян. Ребята собрали всё, до единого зернышка, и бросили в дымящиеся борозды.
— Расти, пшеничка, — сказала Сауле. — Осенью приедем урожай собирать.
А Тарас гордо поправил будёновку: ведь это он первый заметил, что зерно просыпано.
Радуга над школой
Папа надел парадный костюм, повязал галстук.
Даша вертелась возле него:
— Папа, возьми меня с собой!
В «Тополином» принимали от строителей новую школу, и папу, как электрика, тоже пригласили в комиссию.
— Куда же ты, Дашутка, поедешь? Там одни взрослые.
— А я в сторонке, я мешаться не буду.
Возле ограды, в тени тополей, выстроились легковые автомашины, и папа тут же поставил свой мотоцикл.
— Побудь здесь, Даша.
Члены комиссии кого-то ждали и в школу не заходили.
Были тут и Анна Матвеевна, и Иван Филимонович. И дядя Сеня прыгал с фотоаппаратом вокруг школы — то на лавочку встанет, то, наоборот, на одно колено опустится. Даша осмелилась и бочком подобралась к папе.