Курсант: Назад в СССР 10
Шрифт:
Вот так заявленьице!
— Тебе-то откуда знать? Шерлок комнатный! — отреагировал я.
— Понимаешь, Андрей, чуйка у меня. Сам не знаю откуда. Будто в прошлой жизни я был как ты. Милиционером.
Я хрипло рассмеялся. Получилось вымученно.
— Это в какой еще прошлой? — я ошарашенно посмотрел на парня, борясь с мурашками на спине, а про себя подумал, что не в прошлой ты был опером, а в будущем, которое, мать его, еще не наступило.
Что за черт? Такое ощущение, что парень чувствует, как поменяли его судьбу. Что отправили учиться на врача, а не на мента? Как вообще такое может быть? Я ведь изменил его прошлое. Он вырос нормальным человеком, в хорошей семье. И впереди его ждет спокойная размеренная жизнь, его не будет надламывать система, не будут мучить воспоминания из трудного детства. Его не пнут раньше времени на пенсию, он не станет маньяком, перенося обиды со Зверевой на своих задушенных жертв, повязывая им красный поясок, с которым ассоциировалась у него деспот-мать.
Я все исправил… Или нет? Судьбу вообще можно изменить?
Я сжал руку в кулак. Определенно можно. Ведь я обезвредил многих маньяков, они не убили людей, которые должны были стать их жертвами. Даже пресловутый Чикатило погиб несколько лет назад в автокатастрофе, так и не начав убивать.
Нет, конечно, это не моя работа. Я наводил справки о нем, все ждал, когда нашу группу направят в Ростов, но нет. Чикатило не дожил до начала своей кровавой «карьеры». В этой реальности он давно кормит червей. Эффект бабочки, мать его. Я меняю реальность, и она отзывается изменениями в таких гранях и аспектах, к которым, казалось бы, я даже не прикасался. Которые вообще происходят на другом конце страны.
Благодаря моему вмешательству в работе МВД чуть раньше были внедрены на широкий поток методы субъективного портрета и метод исследования запаховых следов человека. Раньше начала свою деятельность ведомственная газета «Щит и меч». Наработки нашей спецгруппы по поимке маньяков вошли в обзоры и методические пособия по передовому опыту.
В СССР моего прошлого маньяков, чего греха таить, ловить не особо умели. Не признавали власти серийность. За преступления того же витебского душителя Михасевича осудили, помнится, аж 14 человек. Но в этой реальности Михасевича взяли еще в семьдесят восьмом, на семь лет раньше — благодаря одной анонимке, направленной на имя начальника УВД Витебского облисполкома. Да, тут я не молчал. В анонимке подробно изложил всю информацию, которую помнил по душителю. Его взяли, провели обыски и нашли улики.
Или этого мало? Ведь дальше-то тоже пошло-поехало. Похождения нашей группы власти не смогли скрывать. Да и наличие такого подразделения, как наш отдел, в СССР поднимало престиж правоохранительной системы в целом. Мы всегда справлялись с поставленной задачей, принцип неотвратимости наказания за уголовное деяние воочию могли лицезреть миллионы граждан. И сильным мира сего пришлось признать, что в СССР маньяки все же существуют. Кроме того, во всесоюзном НИИ МВД создали специальный научно-исследовательский отдел, который стал заниматься изучением, анализом, разработкой и внедрением методов по поимке серийных убийц. Основной практический материал для работы отдела поставляла, конечно же, наша группа.
В результате многих маньяков обезвредили коллеги из областей и республик на местном уровне — буквально после пары-тройки эпизодов, сохранив десятки жизней. Удалось избежать ошибок прошлого, когда ни в прокуратуре, ни в МВД не было преемственности по делам данной категории. Да и маньяков не было… На бумаге, то есть, не было. Не признавали их и сразу старались избавиться от серийников. Казнили буквально сразу после поимки, как это было с Ионесяном по прозвищу Мосгаз.
Почему изначально так сложилось? Да потому что в процветающей стране не должно быть преступлений. Ведь идеология гласила, что криминал порождают плохие социальные условия, которых в советском обществе просто нет и быть не может. Так пишут на плакатах, а плакаты не врут.
Между тем, начиная с 1960-х годов, преступность в Союзе из года в год только росла. Но такую неудобную статистику в массы никто не афишировал.
Я поменял прошлое. Наша группа сработала лакмусовой бумажкой в назревающем конфликте правоохранительной структуры и общества. Советские граждане привыкли чувствовать себя защищенными от преступных посягательств. И высокие чины решили, что им выгоднее нас продвигать и декларировать наши успехи, показывая совершенность правоохранительной системы СССР, нежели замалчивать и искажать статистику. Тем более, что шило в мешке прятать становилось все сложнее и сложнее.
Теперь цель моего попадания сюда стала прорисовываться куда яснее. Я не изменил мир, никогда не стремился к этому. Но я делал его безопаснее, делал его лучше.
Возможно, в этом и есть моя миссия — всё это только мои догадки. Но поначалу своим предназначением я считал изменение судьбы моего убийцы Олега. А теперь я стоял и чувствовал, что ничего не понимаю. Так смог ли я ее изменить? Если парень опять просится работать в милиции… Вот какого черта теперь с ним делать?
Я посмотрел в его скуластое лицо, на позу, с которой он прислонился к стене и цеплял пальцем за вбитые в стену крючки для курток — мол, разговор вовсе не окончен. Он упертый, если даже откажу, найдет способ добиться своего. Еще и институт может бросить. Уж лучше покажу ему все «прелести» милицейской службы, а там видно будет…
— Ладно, — кивнул я, отмерев. — Будут тебе корочки. Только в кадры надо будет сходить, анкету подробную заполнить. Потом запросы на тебя направят, по информационному центру пробьют. Не быстрая это петрушка, сам понимаешь.
— Так ты пошевели их, — глаза Олега горели. — Я знаю, ты можешь. Пусть корки прямо сейчас выпишут, а проверки потом дойдут. Так можно?
— Если осторожно, — хмыкнул я.
— Вот и договорились, чаем напоишь? А то с утра не успел позавтракать. Сразу к тебе пошел.
— Из-за корочек внештатника? Тебе так приспичило? Ты и без них можешь с нами карманным понятым болтаться. Тут они роли не играют.
— Дело совсем не в них, понимаешь, мне кажется, что я что-то упустил. Не туда пошел.
Он поводил рукой в воздухе, худые пальцы чуть дрогнули, и от этого меня передернуло.
— В смысле, не туда?! — я грозно зыркнул на него. — Ничего не знаю, маленько с нами потрешься и поедешь в Москву на врача учиться.
— Ну, дядя Андрей, тебе не кажется, что это мне решать?
— Опять дядькаешь?
— Тогда выключи «батю», сам же говорил, что мы друзья.
Я аккуратно выдохнул.
— Друзья, — я кивнул. — Только, Олежка, трупы смотреть — это не журналы читать. Там и пахнет, и кровь рекой бывает. Или вовсе все сгнило и опарыши.
— Пф-ф, — скривил губы Олег. — Ты разве забыл, что я будущий хирург? Это почти как мент, только милиционер стреляет, а хирург режет. И у каждого из них есть свое маленькое кладбище…
— Не мели ерунды!
— Да? А сколько человек ты убил?