Курсант: Назад в СССР 11
Шрифт:
— Да, сейчас, — девушка упорхнула, а я кинулся к кинжалу.
Спешно сдернул его со стены, вытащил из ножен, и только тут до меня дошло, что размеры я снять не смогу — штангенциркуль остался во внутреннем кармане пиджака. А его застирывала Варя. Вот черт! Как я про него забыл? Она наверняка его нашла, и что подумала? Хотя какая на фиг разница, подумаешь, штангель в кармане, может, я его купил только.
Нет… Разница все-таки есть. Советские люди со штангелями не ходят. Поздно, чего уж тут теперь голову ломать. Как вот теперь мне кинжал измерить?
Взгляд
Ну оно и правильно… На хрена писателю линейка? Она ему, как балалайка медведю. Что же делать?…
Вдруг мне в голову пришла простая, но гениальная мысль. Я положил кинжал на лист бумаги, сверху накрыл копиркой, потом еще листом бумаги — и стал растирать пальцами всю эту конструкцию. Особенно налегая ногтями на границы клинка. В результате таких манипуляций копирка окрасила нижний лист, за исключением места, где был приложен к бумаге клинок кинжала.
Я приподнял верхний листок и посмотрел на свои художества. Отлично! Четкие и точные очертания двухлезвийного клинка отпечатались на бумаге.
Из коридора послышались шаги. Я торопливо сунул листы и копирку в карман. Запихал как попало, смял, не церемонясь, потом расправлю. Кинжал вставил в ножны, но повесить на стену не успел. Вошла Варя с кружкой воды.
— Андрей? — уставилась она на меня удивленными глазами. — Ты зачем взял папин кинжал?
Глава 11
— Да так… взял посмотреть, — я с благоговением вертел кинжал в руках, будто это был бриллиант «Куллинан I» из британской короны. — люблю,знаешь ли подобные штуки. Ух, какой красивый! Старинный… Такой только в музее встретишь.
— Да, — понимающе закивала Варя, но лицо её всё-таки выглядело немного озабоченным. — Отец им очень дорожит и не разрешает никому снимать со стены. Как реликвию хранит.
— Да ничего реликвии не будет, — заявил я. — Это же холодное оружие для добивания врага в бою. Крепкое и вечное. Ну раз вы так над ним трясетесь, то повешу его на место…
— Прости, — Варя протянула мне кружку. — Просто отец очень щепетильно к нему относится.
Я повесил кинжал на гвоздик в стене, но про себя отметил, что на обоях за ним есть следы от пальцев. То есть, получается, что кинжальчик частенько снимают со стены. Лукавит Варя, что он тут безвылазно висит.
Вдруг из прихожей раздалось треньканье дверного звонка.
— Это отец! — Варя вздрогнула и потянула меня за руку из кабинета. — Я не думала, что он так рано придет! Скорее, нужно запереть кабинет!
Мы выскочили в коридор, Варя захлопнула дверь и провернула замок кончиком кухонного ножа. Звонок трезвонил и трезвонил.
Девушка запахнула поглубже халат, подтянула поясок и, спешно оглядев себя в зеркало, пригладила волосы и пробормотала:
— Пойду
Я посмотрел вниз — точно, верхние пуговицы расстегнуты. Исправил этот промах и уселся на диван, взяв в руку свой недопитый бокал с виски.
Щелкнул замок, послышались шаги в прихожей.
— Пап, привет! — щебетала Варя. — А ты чего так рано? Ты разве не с писателями на даче?
— Да ну их к черту! Старых пердунов. Снобизма в каждом из них больше, чем таланта у всех вместе взятых. А это чьи ботинки? Ты не одна?
— Да, ко мне коллега зашел. Андрей Григорьевич, ты его знаешь, вы виделись на юбилее Коровиной…
— Угу, — без особого энтузиазма отозвался папаша. — А по Коровиной, кстати, что нового? Не раскрыли?
— Нет пока…
Хозяева квартиры вошли в зал, я неспешно поднялся с дивана и протянул руку Светлицкому:
— Добрый вечер, Всеволод Харитонович.
— Добрый, молодой человек, — тот просканировал меня хмурым взглядом, но, наткнувшись на дружелюбную улыбку, ничего больше не предъявил, хотя видно было, что высказаться ему очень хотелось.
Он покосился на дочку в легкомысленном халатике и все понял. Вернее, додумал то, чего мы не успели сделать.
— Я так понимаю, вы уже уходите? — скосил на меня глаза писатель, увидев, как я снова сел на диван и взял в руки бокал с виски.
— Простите, если помешал, — голос мой звучал дружелюбно, я даже сарказм из него сумел убрать. — Да, конечно, уже почти ухожу, просто допью напиток быстренько… И еще хотелось всё-таки спросить вас о вашем творчестве.
— О моем творчестве? — Светлицкий вскинул черную с проседью бровь и уселся в кресло возле меня. — Вы читаете мои книги?
— Читает, — поспешила вмешаться Варя.
— Доченька, сделай мне травяного чаю, — Светлицкий спровадил ее на кухню, и мы остались одни.
— Ваши книги половина страны читает, — я не преминул кинуть леща мэтру. — Фактически, из писателей отечественных детективов только вы, Семенов и братья Вайнеры популярны.
Светлицкий довольно хмыкнул и смягчился:
— Они пишут про советскую действительность, это просто и банально, а мои детективы — в исторической обертке прошлых веков. Исторический детектив сложнее создать. Антураж эпохи и нравы ведь ещё достоверно передать надо. Какая из книг вам больше всего понравилась?
— «Записка с того света», — не моргнув глазом, ответил я.
— Странно, — немного скривился Всеволод Харитонович. — Я бы не причислил её к числу своих удачных творений.
— Читатели — и конкретно я — с вами не согласятся. Замечательная интрига, подача персонажей, и никто не мог предположить, что убийцей окажется муж покойной помещицы. Ведь он больше всех страдал от потери, всегда был на виду, и человек уважаемый.
— Да, — довольно кивнул писатель и, не дождавшись чая (Варя все еще гремела на кухне посудой), плеснул себе виски. — В этом-то и соль любой детективной интриги — убийца всегда должен быть на виду у читателя.