Курсант: назад в СССР
Шрифт:
Он рассказывал, что раньше в СССР все карты были типовыми. Как близнецы. С одинаковыми рубашками. Только в зависимости от масти рубашка маленько отличается. До этого допетрил один из старожилов бизнеса. Через старый советский диапроектор карты просветил. На стену изображение вывел и нашел там микроотличия. Этим потом каталы и пользовались. Даже когда людей на пляже или в поездах обували, вместе с терпилами покупали в ларьке новую колоду и естественно выигрывали. Если глаза не из задницы растут и опыт имеется, то ты видишь все карты сидящего напротив тебя игрока. А дальше уже наступает
Первый банк я забрал без труда, собрав невеликую комбинацию из двух пар. Стопочка фишек в моей части стола немного выросла. Второй раз тоже “повезло”. Старичок вздыхал, а ботаник морщился. Дружно изображали расстроенных игроков.
В третий раз интеллигент пошел по-крупному. Думал, я поведусь и отвечу тем же. Но я слился, лишившись только одной фишки, выставленной на анте.
В четвертый раз я опять выиграл. Ну а как же иначе. Чтобы желание у меня не пропало, мне дали это сделать. Начало “большой” игре положено. Больше выиграть, скорее всего, мне не дадут. Выманить у меня изначальную двадцать пятку, это для них слишком легко и неинтересно. Им надо, чтобы я в азарт вошел и в долг залез. Наверняка сердобольный “профессор” или кто другой сможет фишки одолжить. Но одержимости от игры у меня в глазах они так и не увидели.
Мои сотоварищи незаметно переглянулись. Задумали что-то серьезное. Или наоборот — решили, что студент сидит с каменным лицом памятника Пушкину и никак не входит в раж. Пора, значит его “кончать”. Только время со студентом теряют. Вон сколько “жирных” коммунистов пришло (в зал зашли презентабельного вида новенькие, с красными разгоряченными мордами и немного сбитыми прицелами). Те хоть побогаче выглядят и явно подшофе. Самая что ни на есть излюбленная и сладкая добыча. Такие обычно после пятого кона идут ва-банк, а потом еще часики импортные или зажигалки с позолотой заграничные ставят. А тут студентик сидит и нос воротит. По-крупному не хочет играть. Осторожничает, как Штирлиц в кабинете у Мюллера.
Я прикинул свои фишки, долг отдать уже хватит. Нужно сливаться. Грамотно как-то. С концертом по заявкам. Прокурорский мне в помощь.
Я встал и громко проговорил:
— Позвольте! А карты-то крапленые!
— Что вы такое говорите, молодой человек? — воскликнул интеллигент.
— Ну как же? Посмотрите сами. Я взял колоду и согнув ее пролистнул быстрыми щелчками. Карты вроде все одинаковые, но рисунок рубашки в левом верхнем углу отличался при быстром пролистывании нанесенными на нем почти незаметными точками. Словно иголочкой прокололи и затерли. Точки расположены на разных картах в разных местах по условному циферблату. То есть, если туз на двенадцать часов, то король на час, и так далее. Ботаник решил молчать и не встревать. Профессор заохал и сделал вид, что тоже ужасно удивлен и расстроен. Ко мне повернулся Дубов:
— Парень, подойди. Что не так с картами?
Я с возмущенным видом подошел к его столику и показал “фокус” с колодой, при котором крап виден сразу.
Дубов нахмурился и сгреб свою колоду. Проделал с ней то же самое. Все те же “наколки” мелькали на рубашке левого угла. Он непонимающе пригладил усы. Только сейчас до него стал доходить секрет
Глеб Львович отшвырнул колоду и уничтожительно глянул на своих соперников. Те лишь хлопали глазами и пожимали плечами, мол, ничего не знали, сами вот проигрались.
Дубов решительным шагом направился к барной стойке и хлопнул об нее фишки.
— Обменяй по курсу, — небрежно кивнул он официанту.
— И мои тоже, — я положил рядом стопку своих фишек.
Официант с заискивающей мордой нашкодившего барсука мигом сосчитал номинал и выдал нам родные деревянные.
Дубов направился к выходу, я шмыгнул за ним. Прошли через двойное отсечение тамбура (наружную дверь нам открыл охранник, когда запер за собой внутреннюю) и очутились на улице. Я с удовольствием вдохнул влажность свежего воздуха. Даже вблизи кочегарки он казался необычайно чистым со вкусом свободы.
— Подвезти? — буркнул Дубов, мельком глянув на меня.
— Спасибо, не откажусь, — кивнул я.
Мы вышли через проходную, и откуда-то из темноты выкатила служебная черная волга с лупатыми фарами и серебристым частоколом решетки почти на всю ширину морды.
Водитель остановился возле нас. Его сонная морда светилась радостью. Наконец-то он поедет домой к семье. Шеф сегодня что-то раньше обычного управился.
Дубов сел на заднее сиденье, я залез рядом
— Тебе куда? — спросил он.
— Литейная сорок шесть, — назвал я свой домашний адрес.
— Знакомый адресок, — оживился Дубов. — Живешь там?
— Ага.
— У меня там тетка во втором подъезде живет. Тетя Клава. Знаешь такую.
— Конечно, соседка моя.
Дубов повернулся и уже с нескрываемым интересом разглядывал меня:
— Тетка мне рассказывала, что в соседях у нее паренек есть твоего возраста примерно, про которого в газетах писали. Медаль он получил от МВД за задержание валютчиков. Иванов кажется. Не ты ли тот самый сосед?
— Было дело, — сказал я. — Только фамилия моя Петров. Андрей Петров меня зовут.
— А точно! — Глеб Львович хлопнул себя по лбу широкой как лопата ладонью. — Вспомнил. В газетах писали еще, что ты в школу милиции хотел поступать. Курсантом стало быть хочешь. И как же ты такой сознательный комсомолец и будущий курсант в обитель порока и азарта попал?
— Я первый и последний раз там, честно, — улыбнулся я.
— В первый? — кустистые брови прокурорского встали домиком. — И сразу крапленые карты распознал? Да еще и выиграл. Сколько там у тебя навар составил?
— Двадцать пять было, сто восемьдесят стало, — ответил я без утайки. — А в карты я умел играть, не отрицаю.
— Ладно, — кивнул Дубов. — Дело твое. У каждого свои скелеты в шкафу. Вот и приехали. Ну бывай, Петров.
— До свидания, Глеб Львович, — я распахнул дверь и вылез из машины.
Дубов застыл от удивления, через несколько секунд пришел в себя и вышел вслед за мной.
Он прокашлялся и проговорил вполголоса, чтобы не слышал водитель:
— Ты меня откуда знаешь?