Курсантка с фермы. Адаптация к хитрости
Шрифт:
Я надела тпт на ухо, и браслет на руку. Он сел плотно, но кожу не пережал. Моя фамилия красиво загорелась белым на черном браслете. Андроид достал с выдвинувшейся панели коричневый костюм, из другой панели выбрал нижнее белье, носки, а с третьей взял ботинки.
— Переодевайтесь, — сказала строго женщина.
— Полностью? Даже белье поменять?
— Полностью. Белье поменять.
Я взяла предложенные вещи и замялась. Как-то не приходилось мне раздеваться перед незнакомцами.
— Быстро раздеться, Ветрова! — гаркнула военная.
Чтоб вас! Я торопливо разделась и взяла
Андроид взял мои вещи и, аккуратно сложив, поставил на полочку. Полочка алчно поглотила мои вещи, умыкнув их куда-то за стену, и появилась вновь — пустая.
Открылась дверь в длинный коридор, браслет на запястье мигнул новым знаком. Ненавидящая женщина ненавидяще на меня глянула, и я поспешила уйти.
Еще один переход. Я свернула, куда было указано, и оказалась в огромном зале со стеклянными потолком и стенами. Зал был заполнен абитуриентами в коричневых костюмах. Мне на ум пришла аналогия абитуриентов с муравьями. Маленькими, копошащимися, коричневыми…
Хмыкнув, я пошла через толпу и скоро поняла, что попала не в муравейник, а в серпентарий. Как много центавриан! И все, как на подбор — высокие, мускулистые, красивые. Даже девушки выглядят «сильно». Абитуриенты уже разбились по группкам по расам и обменивались впечатлениями.
Я не увидела очевидных землян и растерялась, не зная, к кому примкнуть. Одна девушка-орионка показала на меня пальцем и громко рассмеялась: парни рядом с ней тоже засмеялись. Я не обратила на это ребячество внимания.
Какой-то веганец шлепнул меня пониже спины и послал воздушный поцелуй. Я бы тоже его отправила в увлекательное путешествие, но промолчала, как подобает воспитанной девушке. Впрочем, вряд ли меня можно было принять за воспитанную девушку с таким синяком под глазом! Виноваты военные на входе в центр: заметили, что у меня на лице много косметики и потребовали ее смыть. Так мой синяк воссиял аки звезда под глазом. Да, выгляжу я точно так, как, по мнению местных, и должна выглядеть не особо развитая беженка. Сказать, что мне стало неудобно, это значит, ничего не сказать. Но не бегать же с плакатом «Люди! Я прожила здесь двадцать лет! Я ваша, горундская!».
Когда в зале собралось человек сто пятьдесят, прозвучало приветственное сообщение. Я ожидала, что явится военный и заверит нас в величественности момента. Но вместо того нас сухо поздравили через динамик и объяснили, что поступающих ждут две недели сдачи нормативов и экзаменов, что номера объектов и аудиторий, а также время экзаменов и тестов будут сообщаться посредством инфо-браслетов. После этого мужчина коротко зачитал основные положения Устава Военной академии и пожелал нам удачи.
На браслете высветилась белым цифра три. Началось…
Абитуриенты сплошным потоком «потекли» к лифтам. Забившись кое-как внутрь, я начала разглядывать открывшийся вид на территорию. Увидела казармы — приземистые
Оказавшись на улице, я зажмурилась от яркого света и последовала за теми, у кого на браслетах сияла тройка. Мы пошли по пыльной дороге и начали глазеть по сторонам. Учебный центр казался обветшалым и неказистым, в пределах видимости ни роботов-уборщиков, ни автоматов с напитками (при такой-то жаре!), ни даже дорожек. Только утоптанная почва под ногами, и никаких технических наворотов. Мне это уже не нравилось. Раз нет уборщиков, значит, убирать придется нам.
А вот и третий корпус, к которому нам было велено идти.
У входа нас ожидал военный, по отрастающим вихрам и типичным «круглым» глазам я узнала в нем апранца. Разделив, он отправил нас по пяти кабинетам на первом этаже здания. Войдя в кабинет, я увидела десять табуреток. Абитуриенты, вошедшие за мной, начали обсуждать, что это может значить. Через некоторое время апранец зашел к нам:
— Сесть, товарищи абитуриенты. Не двигаться и дышать скованно. Тот, кто двинется без разрешения — вылетит пулей из центра.
Потрясающе. У меня как раз дико зачесался глаз. И что значит «дышать скованно»? Я, как и остальные, уселась, попыталась принять удобное положение и замерла. Апранец оглядел нас с каким-то свирепым выражением, затем порывисто вышел из кабинета.
Время пошло.
Табуреты были расставлены в ряд, в комнате, кроме нас, никого и ничего не было, и мы не имели возможности развлечься рассматриванием друг друга. Оставалось только пялиться в стену. Поначалу сидеть не было тяжело, и я витала в своих мыслях насчет Темы, фермы, Гаррисона. Но когда все мало-мальски важное было уже обдумано, начался ад.
Прошло, по меньшей мере, три часа, и у меня уже начала каменеть задница. Как это часто бывает при вынужденной неподвижности, зачесалось и заболело все то, что обычно не чешется и не болит. Кого-то начало пучить, одна девушка тихонько вздохнула. Она, наверное, полагала, что ее вздох не будет услышан, но он прозвучал в полнейшей тишине так же громко, как и пушечный залп.
А еще было жарко. Управляющая зданием система потихоньку увеличивала температуру, и к пятому часу сидения я уже была вся мокрая, в горле пересохло, и меня начало подташнивать от духоты.
Раздался булькающий звук, потом брезгливый возглас и скрип табурета — кого-то стошнило. Я чуть было не оглянулась, чтобы посмотреть на несчастного, которого начало мучительно выворачивать наизнанку. По комнате пополз неприятный запах. Кажется, в помещение пустили какой-то газ, оттого и началась тошнота. Или поиграли с освещением, отчего тоже бывает плохо.
Вошел апранец.
— Вы двое можете быть свободны.
Парень, которого стошнило, изрядно позеленел, и, кажется, был рад выйти из комнаты, несмотря на то, что провалил первый же экзамен. За ним последовала девушка, которая сидела рядом и шевельнулась, когда ему стало плохо.