Курша-2. Чёрное солнце

Гусев Роман Витальевич

Дверь домика со скрипом открылась, оттуда вышла женщина среднего возраста и стремительно направилась к только что прибывшему поезду. Несмотря на изнуряющую жару, поверх белой блузки на ней был надет строгого покроя приталенный синий пиджак, и такого цвета юбка длины ниже колен.

– Уже заждались вас! – с ходу бросила женщина в синем пиджаке.

– Лидия Петровна, так мы это… – попытался оправдаться пожилой машинист, но растерялся с ответом. Несмотря на то, что Лидия Петровна годилась ему в дочери, он старался держаться от неё подальше и при всяком удобном случае обходил стороной.

Лидия Петровна имела должность диспетчера станции, одновременно являясь официальным представителем власти в посёлке, и стояла на хорошем счету

у партийного руководства. Она росла старшим ребёнком в многодетной бедной семье, с ранних лет ощутив всю безысходность и трудность крестьянской жизни. Рано выйдя замуж и так же рано овдовев в период гражданской войны, одна воспитывала дочь, а когда та, повзрослев, сочеталась браком, родила первенца и переехала молодой семьёй в большой город, – осталась в полном одиночестве. Всё это только закалило и без того волевой характер русской женщины, поэтому за глаза многие называли её «железной бабой», а в лицо уважительно обращались – Лидия Петровна.

– Ну чего ждешь, Фомич? Поехали! – просверлив взглядом смущённого машиниста, она первой забралась в будку паровоза. – А ты почему один? Разгильдяй твой где?

– Освежиться от-отошёл… Скоро будет… – сконфуженно ответил Иван Фомич и втянул голову в плечи. И если бы не крепкий загар на лице, да въевшаяся в кожу сажа, Лидия Петровна заметила бы, что машинист покраснел.

– Ну-ну. – неодобрительно произнесла «железная баба». – Совсем распустились!

* * *

Железнодорожный состав зашёл в тупик, предназначенный для погрузки леса. Лидия Петровна уверенно шагнула с подножки паровоза и направилась к группе рабочих в одинаковых тёмно-серых спецодеждах, которые расположились под тенью вековых сосен, что-то активно обсуждая.

– Где бригадир? – командный голос диспетчера прервал их оживлённый разговор.

Отряхиваясь, рабочие поспешили подняться на ноги.

– В курилке он… – развязно произнёс за всех неприятного вида человек, – единственный, кто не отреагировал на появление начальства и так и остался сидеть на корточках. Косящий на один глаз, с надменным выражением лица и синими татуировками на руках, подчёркивающими криминальное прошлое их обладателя, он всем своим видом излучал враждебность.

Неприязненно поморщившись, диспетчер посмотрела в сторону курилки, откуда бежали, делая последние затяжки на ходу, двое мужчин с голыми, цвета тёмной бронзы, торсами.

– Здра-а-а-сьте… – выдыхая остатки папиросного дыма через плечо, поздоровался один из подбежавших – высокий жилистый парень лет тридцати-тридцати пяти с тонкой полоской шрама, пересекавшего верхнюю губу. Ещё тлеющий окурок папиросы как бы случайно выпал из его руки на землю, и втирающим движением он затушил его пыльным сапогом.

– Петя, я уже говорила тебе и всем остальным, что курить можно только в специально отведённом для этого месте – то есть в курилке! Говорила? – тон диспетчера не предвещал ничего хорошего.

– Да, говорили. – с показательным спокойствием и уверенностью ответил Пётр. Иначе он вести себя не мог – ведь за происходящим внимательно наблюдали его подчинённые.

Словно уловив это, диспетчер обвела взглядом присутствующих и снова задержалась на бригадире: низко надвинутая кепка; чёрные «цыганские» глаза с наглецой; чуть загнутый, с небольшой горбинкой нос, чем-то походивший на клюв хищной птицы; шрам по верхней губе. «А коли так, – после короткой заминки произнесла она, – если увижу ещё раз – будешь не грузить лес, а валить. Но не здесь, а в Сибири! Надеюсь, ты всё понял?!» – обожгла взглядом диспетчер и, не дожидаясь подтверждения, продолжила: «Никаких больше перекуров пока состав не загрузите, времени у вас в обрез! Да, и вот ещё что, после работы зайдёшь ко мне, разговор есть», – бросила «железная баба», развернулась и зашагала в направлении станции.

Позади послышались сдержанно-недовольные голоса рабочих, но диспетчер уже не обращала внимания на возникшие за её спиной перемолвки.

– Ну что, мужики, за работу. – без энтузиазма скомандовал Пётр и демонстративно сплюнул себе под ноги.

Нехотя, подчинённые направилась к ожидавшим погрузку брёвнам, уложенным в штабеля.

– Это всех касается! – заметил Пётр, обращаясь к неприятному человеку с татуировками, который по-прежнему сидел на корточках.

– От работы лошади дохнут! Уже как коней до пены загоняли, совсем за людей не принимаете… – всё также развязно произнёс татуированный. – Правильно я говорю, мужики? – громко обратился он за поддержкой к остальным.

Рабочие остановились и напряжённо переглянулись.

– Ах да, понимаю… – издевательски произнёс Пётр. – Ну что ж, если ты так устал – отдыхай, пожалуйста! А работать за тебя будут другие. Мы же не устали!

– А ты за всех не говори! – оскалился татуированный.

– Ну ведь ты же, Косой, за всех говоришь!

Лицо татуированного побагровело и скривилось от злости, но противопоставить в ответ он ничего не смог. Стоит добавить, что человек этот появился в посёлке совсем недавно – в начале весны. Был замкнут, нелюдим, ничего о себе не рассказывал, да и вообще первое время предпочитал молчать, больше присматриваясь к окружающим. Опыт неоднократного пребывания в «местах не столь отдалённых», что ни говори, накладывает свой отпечаток на любого человека, прошедшего столь суровую школу жизни.

– Значит так, – воспользовавшись замешательством, перехватил инициативу Пётр, – мы здесь не за пайку [6] вкалываем, и я хочу, чтобы все это понимали. А если кому-нибудь что-то не нравится – то я не держу. Можете идти на все четыре стороны. Хоть в работники посольства… Если, конечно, возьмут с такой биографией.

Все присутствующие обидно расхохотались и посмотрели на татуированного. Тот побагровел ещё больше. На этом возражения закончились. С торжественным выражением лица Пётр наблюдал, как рабочие отправились на погрузку, – своё главенство он в очередной раз доказал! Замелькали мышиного цвета спецовки. Дело пошло… Он окинул взглядом состав, совершая привычные расчеты в голове, и боковым зрением заметил приближающуюся к нему одну из серых фигур.

6

Пайка (жаргон) – казённые продукты питания, выдаваемые заключённым.

– Зря ты так с Косым, – негромко произнёс подошедший, – чувствуется мне, он такого не простит.

– А я в его прощении и не нуждаюсь! – огрызнулся Пётр, а про себя подумал: «Свалился этот Косой на мою голову. Чем дальше – тем всё наглее и наглее. Вот уже и на меня хвост поднимать стал. Нехорошо это. Не-хо-ро-шо…»

Пока рабочие грузили платформы, Иван Фомич решил передохнуть в курилке, сделанной в виде беседки с двумя деревянными скамейками, расположенными по бокам сбитого из нескольких широких досок столика. Крыша беседки спасала от палящего солнца, а повсюду чувствовался запах свежеспиленного хвойного леса. Усевшись на одну из скамеек, он расстегнул верхнюю пуговицу выцветшей гимнастёрки, достал из кармана галифе сложенную до размера кармана старую газету, вместе с ней – маленький мешочек, сшитый из плотной однотонной ткани, а также измятый коробок спичек, на котором красовалась этикетка с изображением затёртого льдами судна «Челюскин» и самолёта, летящего над ним. Оторвав от газеты небольшой кусочек, умело скрутил его в лодочку, затем раскрыл мешочек и тремя пальцами, стараясь не рассыпать, извлёк из него щепотку махорки, которую также аккуратно выложил в лодочку. Края бумаги свернул, поднёс к губам и склеил слюной. Затем поджёг самокрутку, затянулся и глухо откашлялся в кулак… Через минуту мыслями он уже был далеко от этого места…