Курская битва, которую мы начали
Шрифт:
Планы огня и взаимодействие между пехотой и артиллерией тщательно разрабатывались с учетом данных аэрофотосъемки, в ходе которой была ориентировочно раскрыта общая глубина тактической зоны советской обороны (три полосы укреплений глубиной до 40 км), а также по возможности детализированы расположение и особенности оборонительных позиций на конкретных участках местности: позиции на обратных склонах, запасные позиции, ложные позиции, основные и запасные артиллерийские позиции, укрытые позиции бронетехники, минные поля [677] .
Генерал Теодор Буссе отмечает [678] , что за время до наступления уровень подготовки и морального духа войск, выбранных для участия в операции, а также их техническое оснащение достигли показателей, которых еще не было за всю кампанию в России.
Начальник штаба 4-й танковой армии генерал Фридрих Фангор указывает [679] , что в апреле танковые и моторизованные соединения 3-го и 48-го танковых корпусов и 2-го танкового корпуса СС были выведены в тыл, в районы севернее и южнее Харькова и юго-западнее Ахтырки, для переформирования и боевой подготовки. Благодаря этому опытные дивизии двух танковых корпусов, вошедших в состав 4-й танковой армии, снова были приведены в превосходное состояние в отношении укомплектованности личным составом, вооружением, боевой техникой и подготовленности к предстоящим действиям. Вместе с тем по состоянию боевого духа пехотинцы 52-го армейского корпуса, несомненно, уступали солдатам танковых войск. Постоянное пребывание 57-й, 255-й, 332-й и 167-й пехотных дивизий на линии фронта привело к острой необходимости в их отдыхе и пополнении, а переформирование пехоты по сравнению с танковыми корпусами оставалось на плохом, фрагментарном уровне. Состояние этих четырех пехотных дивизий непосредственно перед развертыванием войск для сражения было только «удовлетворительным».
Георг Гребен указывает [680] , что пехотные дивизии группы армий «Центр»,
Например, численность боевого состава 18-й танковой дивизии за время подготовки к наступлению была увеличена почти на треть, с 3 906 до 5 432 солдат и офицеров, которые участвовали в контрпартизанской операции «Цыганский барон», но командир дивизии генерал Карл Шлибен (Karl Schlieben) впоследствии отмечал, что при наступлении на Курск целые роты в панике бежали в тыл, услышав шум вражеских танков [681] .
С учетом оценки Фангора и приведенных выше сведений о боеготовности 9-й армии группы «Центр», состояние пехотных дивизий северной ударной группировки, по-видимому, было также только «удовлетворительным», причем они остались еще и недоукомплектованы личным составом. Касаясь бронетанковых соединений, каждая из танковых дивизий 9-й армии располагала только одним танковым батальоном, следовательно, по ударной силе эти соединения были эквивалентны моторизованным дивизиям [682] . Таким образом, приведенная выше оптимистическая оценка генерала Буссе по поводу подготовленности к наступлению, вероятно, относится исключительно к ударным танковым дивизиям группы армий «Юг».
Общая тактика прорыва обороны, которую использовали германские войска, в основном соответствовала хорошо известной русским схеме «блицкрига», эксплуатировавшейся немцами с самого начала войны на Востоке. Она состояла в первоначальной разведке обороны противника с целью выявления системы вражеского огня, нанесении артиллерийских и авиационных ударов по результатам разведки и последующей массированной атаке бронетехники, наступавшей на наиболее доступных и уязвимых участках при поддержке частей моторизованной пехоты на бронетранспортерах. Танковые боевые группы второго эшелона и резерва предназначались для развития инициативы и глубокого прорыва в оперативный тыл неприятеля, используя который танковые и моторизованные соединения могли выйти на оперативный простор для маневра на окружение крупных войсковых группировок противника и разгрома по частям его подходящих к полю боя резервов.
Разведка обороны проводилась небольшими боевыми группами, куда входили 3 – 5 тяжелых и средних танков, а также небольшие пехотные подразделения, в том числе разведывательные и штурмовые отряды, которые проводили пробные атаки, чтобы выявить количество и дислокацию сил и огневых средств противника. В соответствии с полученными данными, командованием определялся участок прорыва, и обнаруженные здесь цели подвергались артиллерийскому обстрелу и бомбоштурмовым ударам авиации. Далее следовала решительная атака крупных сил танков и моторизованной пехоты.
При этом единственной тактической новинкой со стороны немцев должны были стать особые формы массированного применения тяжелых танков для прорыва глубоко эшелонированной обороны противника. В операции «Цитадель» немецкие танковые части действовали так же, как тевтонские рыцари на озере Пейпус, имея боевой порядок «клином» (нем. «Panzerkeil»), причем, по мнению начальника штаба 48-го танкового корпуса генерала Фридриха Меллентина, такой порядок себя оправдывал. По свидетельству Меллентина и советских источников [683] , острие клина образовывали самые тяжелые танки – «Тигры», которые успешно боролись с глубокой противотанковой обороной русских, подавляя их артиллерийские средства, укрытые на заранее подготовленных позициях: противотанковую артиллерию, самоходные установки, танки. Помимо «клина», для борьбы с широким фронтом огня противника применялась такая тактическая схема, как построение «колоколом» (нем. «Panzerglocke»), когда те же тяжелые танки образовывали центр построения (группами по 10 – 15 машин), легкие и средние дугой разворачивались за ними (по 50 – 60 машин), а внутри и позади такого «колокола» двигались на бронетранспортерах пехота и саперы, готовые к расчистке встречающихся минных полей. Соответственно, с учетом специфики боевого применения танков «Тигр», этими машинами комплектовались специально формируемые тяжелотанковые батальоны, каждый из которых представлял самостоятельную тактическую единицу – часть корпусного или дивизионного подчинения. Тем не менее, участник операции «Цитадель» Меллентин подчеркивает, что успешность прорыва русской обороны с помощью боевых порядков «клином» и «колоколом» полностью зависела от эффективности взаимодействия между наступающими танками, поддерживающей их моторизованной пехотой, артиллерией и штурмовой авиацией .
По поводу пехоты и артиллерии, на основном, южном участке наступления, фельдмаршал Манштейн отметил недостаточное количество пехотных частей – прорыв вражеской обороны практически полностью ложился на танковые дивизии, а также слабость артиллерии сопровождения наступления, хотя вся артиллерия РГК, которую получила группа армий «Юг», была отдана для проведения операции «Цитадель» [684] . Генерал Эрхард Раус также сообщает [685] , что из-за нехватки средней артиллерии, к огневой поддержке наступления на южном фасе Курского выступа в секторе 11-го армейского корпуса были привлечены три зенитных полка, а в секторе 3-го танкового корпуса – два зенитных полка, которые должны были подавлять огневые точки противника, участвовать в отражении танковых и пехотных атак, вести контрбатарейный огонь, обеспечить противовоздушную оборону района.
Американский историк С. Ньютон отмечает как удивительный факт то, что при подготовке операции «Цитадель» и сосредоточении войск для наступления на главных направлениях положение с артиллерией у немцев оказалось хуже, чем с численностью личного состава, количеством танков и самолетов [686] .
С одной стороны, частично это объясняется тем, что поражение под Сталинградом и последующее развитие советского наступления на этом и соседних участках фронта привело к очень большим потерям материальной части армейской артиллерии [687] . Действительно, за время с ноября 1942 до марта 1943 гг. германские войска и их союзники потеряли на Восточном фронте около 24 тыс. орудий (по советским данным [688] ); в частности, к 19 ноября 1942 года на фронте советского контрнаступления против сталинградской группировки противника, немцы и их союзники имели 10 290 орудий и минометов; к 10 января 1943 года в составе группировки, окруженной в районе Сталинграда, насчитывалось 4 130 орудий и минометов (по утверждению фельдмаршала Фридриха Паулюса [689] , окруженные под Сталинградом войска располагали артиллерией в количестве около 3 200 орудий, включая противотанковые пушки и минометы). Как видно, количество утраченной германскими войсками артиллерии было эквивалентно указанным выше артиллерийским средствам групп армий «Центр» или «Юг», привлеченным к проведению операции «Цитадель».
С другой стороны, Красная Армия в 1942 году утратила огромное количество артиллерийских средств – 107,6 тыс. орудий и минометов [690] , однако советское военно-политическое руководство обратило особое внимание на наращивание выпуска данного вида вооружений и компенсировало потери. Согласно данным различных источников [691] , в 1941 – 1945 гг. Германией было произведено всего 65,5 тыс. артиллерийских орудий и 73 тыс. минометов всех видов и калибров (без учета зенитной и реактивной артиллерии), в то время как в советские войска за этот же период поступило 344 тыс. минометов и 143,8 тыс. орудий всех типов (также без учета зенитной и реактивной артиллерии). В 1941 – 1944 гг. Германия производила в среднем 17 тыс. минометов и 25,5 тыс. орудий в год, тогда как СССР – 86,9 тыс. минометов и 47 тыс. орудий, так что практически трехкратное отставание Германии от СССР по среднему ежегодному выпуску артиллерийских средств было значительнее отставания в области производства бронетехники (в 1,8 раза) и самолетов (в 1,4 раза) [692] . Причем в 1943 году немецкая промышленность произвела лишь около 7,8 тыс. орудий, которые принадлежали к основным типам полевой
По данным, которые приводит генерал Мюллер-Гиллебранд [695] , если вооруженность германской армии по бронетехнике в целом возрастала (общее количество танков и САУ за время с июля 1943 до июня 1944 гг. увеличилось почти на 4 тыс. машин), то общее количество полевой артиллерии (за исключением минометов) в период с июня 1941 до октября 1944 гг. уменьшилось более чем на 2 тыс. стволов (в частности, число легких пехотных орудий калибром 75 мм уменьшилось в полтора раза), составив немногим более 13,4 тыс. орудий. Для сравнения, в войсках Красной Армии к началу 1943 года состояло на вооружении 36,7 тыс. орудий полевой артиллерии калибром 76 мм и выше, а к началу 1944 года – 53,1 тыс. таких орудий [696] .
Согласно некоторым сведениям [697] , с учетом всех резервов в частях полевой артиллерии 9-й армии группы «Центр» к началу операции «Цитадель» насчитывалось около 1 100 полевых орудий, причем такое количество удалось собрать за счет изъятия части артиллерии 2-й танковой армии. Если исключить из этого числа 161 полевое орудие, находившееся в распоряжении 20-го армейского корпуса 9-й армии (корпус фактически не участвовал в наступлении), то приведенные сведения вполне согласуются с данными Генерального штаба Красной Армии и маршала Рокоссовского, согласно которым к артиллерийской поддержке немецких войск, наступавших на северном фасе Курского выступа, привлекалось от 3 до 3,5 тыс. орудий и минометов (учитывая структуру немецких пехотных и танковых дивизий в 1943 году, полевая артиллерия составляла 1/4 часть от общего количества дивизионной артиллерии, включая минометы) [698] . Следовательно, реальная плотность полевой артиллерии германской ударной группировки, развернутой на северном фасе выступа, достигала от 20 до 21 орудия на километр фронта наступления (45 км), а общая плотность артиллерии – 80 – 84 ствола, что совпадает с предыдущими оценками (см. выше). При этом плотность полевой артиллерии в полосе противостоявшей здесь немцам 13-й армии Центрального фронта составляла 25,2 стволов на километр [699] .
По сведениям Николая Попеля [700] , относящимся к обороне 1-й танковой армии на южном фасе Курского выступа, на километр фронта прорыва южной ударной группировки немцев приходилось около 48 орудий и минометов, что также совпадает с предыдущей оценкой – 50 стволов. Приняв аналогичное соотношение между полевой артиллерией и общим количеством орудий и минометов (1:4), легко рассчитать, что плотность германских полевых орудий на южном фасе выступа составляла 12,5 стволов на километр фронта. С другой стороны, плотность полевой артиллерии в полосе 6-й и 7-й гвардейских армий Воронежского фронта достигала 16,7 орудий на километр фронта (с учетом артиллерии соединений второго эшелона – 1-я танковая армия, 69-я армия, 2-й гвардейский танковый корпус, 35-й стрелковый корпус, располагавшихся в полосе 6-й и 7-й гвардейских армий) [701] .
Для сравнения, при наступлении советских войск в период 1943 – 1944 гг., в ходе Орловской и Белгородско-Харьковской операций, плотность артиллерии на участках прорыва достигала 200 – 260 орудий и минометов на километр фронта; в Белорусской операции – 210 – 226; в Ясско-Кишиневской операции – 240 – 280; в Висло-Одерской операции – 250 – 280 [702] . В последние дни войны, во время проведения Берлинской наступательной операции Красной Армии, немцам удалось добиться на кюстринском направлении максимальной плотности войск и наиболее глубокого эшелонирования за всю войну, однако средняя плотность их артиллерии здесь составляла только 60 орудий и минометов на километр фронта (согласно германским источникам [703] , плотность артиллерии на участке фронта 9-й армии Вермахта, занимавшей оборону на кюстринском направлении, была в действительности в 10 раз меньше – в среднем около 6 орудий на километр фронта), в то время как у русских на участках прорыва – 270 стволов, а на 1-м Белорусском фронте – 300 (по другим данным, 280 – 320 стволов на километр) [704] . По некоторым данным [705] , количество полевой артиллерии войск Центрального, Воронежского, Западного и Брянского фронтов в ходе Курской битвы составляло от 25 до 36% общего числа орудий и минометов (в среднем – 30%). Если руководствоваться данным соотношением, то плотность полевой артиллерии в ходе указанных выше наступательных операций Красной Армии оказывается равной 60 – 90 орудий на километр фронта – в два-три раза больше, чем сосредоточили немцы для операции «Цитадель».
В связи с изложенным можно согласиться с точкой зрения историка В. Суворова (В. Резуна) [706] , что при подготовке войны немецкое военное руководство не уделило достаточно внимания такой важной составляющей, как разработка методов прорыва глубоко эшелонированной обороны противника, предшествующего действиям подвижных соединений по разгрому подходящих резервов, блокированию коммуникаций и дезорганизации управления войсками в глубине его оперативных порядков.
Генерал Мюллер-Гиллебранд указывает [707] , что быстрому и неуклонному росту боевой мощи танковых войск способствовало предпочтение, которое отдавалось им перед другими родами сухопутных войск по воле Гитлера, предоставившего танковому командованию исключительно широкие полномочия, еще более увеличившиеся после учреждения должности генерал-инспектора танковых войск (которую немедленно занял генерал Гейнц Гудериан. – П. Б. ). Франц Гальдер упоминает о мнении, распространенном в немецких военных кругах (ошибочном и вредном с его точки зрения), что современная война ведется не артиллерией, а танками [708] . Одним из последствий этого мнения, по-видимому, тесно связанного с внедрением в сознание военно-политического руководства Германии концепции бронетанковой «молниеносной» войны, стало недостаточное развитие и совершенствование полевой артиллерии. Относительно низкий количественный и качественный уровень немецкой артиллерии отразился и на организационных формах ее боевого применения.
Так, за весь период войны в Германии было сформировано только пять артиллерийских дивизий, четыре из которых принимали участие в боевых действиях на Восточном фронте в составе группы армий «Юг», но только одна из них, а именно 18-я, по своему штату соответствовала артиллерийской дивизии (в штатном составе трех артиллерийских полков 18-й дивизии насчитывалось 155 орудий: 60 гаубиц, 21 пушка, 9 мортир, 35 зенитных орудий и 30 САУ, включая две зенитные самоходные установки и 10 штурмовых орудий, однако в декабре 1943 года дивизия фактически располагала 100 орудиями и 24 САУ) [709] .
18-я артиллерийская дивизия, образованная по особому указанию Гитлера от 7 сентября 1943 года на базе утратившей боеспособность 18-й танковой дивизии, участвовала в боевых действиях на Восточном фронте под командованием генерала Карла Тохольте (Karl Thoholte), была разгромлена в конце декабря 1943 года в районе Житомир, Бердичев, Казатин, когда русские прорвали фронт 4-й танковой армии, и затем, в связи с большими потерями, расформирована весной 1944 года. По воспоминаниям генерала Меллентина [710] , указанная артиллерийская дивизия имела в своем составе несколько артиллерийских полков, подразделение самоходных орудий и дивизион тяжелых орудий, но организация дивизии была настолько неудачна, что она лишь загромождала дороги и теряла свои орудия, не оправдала себя ни в обороне, ни в наступлении, и оказалась совершенно неспособной удержать Житомир. В боях под Казатином 18-я артиллерийская дивизия выдвигалась на угрожаемое направление по той же дороге Житомир – Казатин, что и 48-й танковый корпус, начальником штаба которого являлся в то время Меллентин, и хотя командующий 4-й танковой армией генерал Раус утверждает [711] , что великолепное состояние асфальтовой дороги и умелое руководство генерала Тохольте позволили перебросить в Казатин достаточно подкреплений, но затем Раус вынужден констатировать, что 48-й танковый корпус прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть, как русские ворвались в город. Данный эпизод отчасти характеризует реальные возможности немецких войск вести маневренные действия на Восточном фронте в 1943 – 1944 гг.Как отмечает генерал Мюллер-Гиллебранд [712] , недостаток материальной части артиллерии не позволил в дальнейшем восстановить или сформировать новые артиллерийские соединения дивизионного уровня. Оставшиеся четыре дивизии фактически представляли специализированные штабы, которые принимали на себя управление временно создаваемыми в силу оперативной необходимости артиллерийскими группировками, и были расформированы в августе 1944 года. Во второй половине 1944 года германское командование предприняло попытку образования артиллерийских бригад и так называемых «народных» артиллерийских корпусов, создаваемых путем переформирования частей резерва Генерального штаба сухопутных войск (всего было создано десять таких артиллерийских корпусов, получивших нумерацию, начиная с 401-го. – П. Б. ). Однако ударная сила этих бригад и корпусов оказалась эквивалентна артиллерийскому полку пехотной дивизии (в 1944 году штатная артиллерия немецкой пехотной дивизии включала 104 орудия): по штатам в бригаде насчитывалось 36 орудий, а в корпусе – от 72 до 87 орудий [713] . Генерал Мюллер-Гиллебранд указывает [714] , что в связи с имевшимися в 1944 году проблемами в отношении укомплектования личным составом и боевой техникой, а также трудностями осуществления боевой подготовки, «народные» артиллерийские корпуса достигли весьма ограниченной боеспособности.