Курская битва, которую мы начали
Шрифт:
Таким образом, по плотности сил и средств обороны Воронежский фронт уступал Центральному в 1,4 раза по личному составу и в 1,8 раза по артиллерии и танкам. Участок наиболее вероятных ударов противника включал оборонительные полосы двух армий – 6-й и 7-й гвардейских, то есть достигал 114 км (46% длины фронта). Здесь плотность войск была несколько выше, поэтому в исследовании Генерального штаба Красной Армии отмечается [613] , что при оценке общей группировки войск Воронежского фронта требовалось учитывать следующие обстоятельства:
1) двадцать две из тридцати пяти стрелковых дивизий (63%), входивших в состав фронта, занимали оборону на наиболее вероятных направлениях ударов противника, поэтому если в среднем по фронту на одну стрелковую дивизию приходилось до 10 км, то на направлениях главного удара только 5,2 км;
2) сорок четыре из семидесяти (63%) артиллерийских полков усиления и восемь гвардейских минометных полков из одиннадцати (73%), входивших в состав фронта, были использованы в полосе 6-й и 7-й гвардейских армий;
3) для усиления 6-й и 7-й гвардейских армий была использована половина танковых частей из шести танковых бригад и десяти танковых полков, входивших в состав фронта.
Тем не менее, на наиболее угрожаемом участке фронта так и не удалось создать действительно высокой тактической плотности войск. В частности, степень насыщенности обороны полевой и противотанковой артиллерией составляла 10,3 орудий полевой артиллерии и 7,2 противотанковых орудий всех калибров, а также 27 минометов на километр линии фронта; в полосе 6-й и 7-й гвардейских армий плотность была выше, но незначительно – 14,2 полевых и 8,8 противотанковых орудий, 31 миномет на километр [614] . В связи с этим командованию фронта пришлось повышать устойчивость обороны за счет максимального увеличения ее глубины, доведенной до 60 км, где первые четыре оборонительных рубежа заняли войска первого фронтового эшелона и фронтовых резервов (69-я армия и 35-й гвардейский стрелковый корпус). В глубине фронта на этих же направлениях были сосредоточены основные подвижные ударные средства фронта: 1-я танковая армия, 5-й и 2-й гвардейские танковые корпуса и другие части, в общей сложности 14 танковых, 3 механизированные и 3 мотострелковые бригады; 11 истребительно-противотанковых артиллерийских полков и 8 батальонов противотанковых ружей; 3 гвардейских минометных и 6 армейских минометных полков [615] . Наиболее укреплено было направление Томаровка – Обоянь на участке 6-й гвардейской армии, однако как здесь, так и на правом фланге 7-й гвардейской армии оказалось недостаточно отсечных позиций [616] . Отсутствие отсечных позиций на правом фланге 7-й гвардейской армии позволило прорвавшейся из района Белгорода группировке противника
В общем, если на Центральном фронте глубина обороны на предполагаемом направлении главного удара противника создавалась за счет 13-й армии, то на Воронежском фронте это делалось путем выведения на тыловые оборонительные рубежи фронтовых резервов: 69-й и 1-й танковой армий, а также 2-го и 5-го танковых и 35-го стрелкового гвардейских корпусов. Поэтому при определении оперативной и тактической плотности обороны на Воронежском фронте следует принимать во внимание фронтовые резервы, с учетом которых, например, плотность бронетехники на участке 6-й гвардейской армии составляла 14-15 танков и САУ на километр фронта, то есть почти столько же, сколько и в полосе 13-й армии Центрального фронта.
Исходя из трех основных направлений ожидаемых ударов противника, командование фронта определило порядок использования указанных фронтовых резервов [617] . Первый вариант предусматривал удар противника из района Томаровка, Белгород в общем направлении на Обоянь, в случае чего прорвавшаяся через главную полосу обороны неприятельская группировка должна атаковаться: 1-й танковой армией из района Обоянь в общем направлении Вознесеновка, Белгород; 5-м гвардейским танковым корпусом из района Вышняя Ольшанка в общем направлении на Белгород; 2-м гвардейским танковым корпусом из района Бехтеевки в общем направлении на Гостищево; соединениями 69-й армии из района Александровки в общем направлении на Покровку.
Второй вариант учитывал возможность того, что противник будет наносить главный удар из района Белгорода в общем направлении на Корочу, и тогда его группировка должна атаковаться: 1-й танковой армией из района Обоянь в общем направлении на Корочу; 5-м гвардейским танковым корпусом из района Вышняя Ольшанка на Корочу; 2-м гвардейским танковым корпусом из района Бехтеевки на Белгород; соединениями 69-й армии из района Алексеевки на Белгород.
Согласно третьему варианту , при ударе противника из района Муром, Терновой в общем направлении Волчанск, Волоконовка по стыку Воронежского и Юго-Западного фронтов, его группировка должна быть атакована: 5-м гвардейским танковым корпусом из района Вышняя Ольшанка в общем направлении на Короча, Волчанск; 2-м гвардейским танковым корпусом из района Бехтеевки на Волчанск; соединениями 69-й армии из района Алексеевки на Волчанск.
Кроме этих основных направлений, учитывалась возможность ударов противника из района Сумы в общем направлении Суджа, Курск, а также из района Становое в общем направлении на Ракитное, Обоянь по стыку 40-й и 6-й гвардейской армий. Предусматривалась также возможность наступления противника одновременно на двух указанных направлениях. В первом случае противник контратакуется 1-й танковой армией и 5-м гвардейским танковым корпусом из района Обояни в общем направлении на Суджу; во втором случае 1-й танковой армией из района Обояни на Ракитное.
По основанию Курского выступа, в тылу Центрального и Воронежского фронтов был развернут Степной военный округ, впоследствии преобразованный в Степной фронт.
Для большего усиления обороны Курского выступа и надежного прикрытия направлений на Курск и Воронеж 8 мая 1943 года Ставка Верховного Главнокомандования приказала войскам Степного военного округа к 10 – 12 мая занять оборонительный рубеж Россошное, Белый Колодезь (частью проходящий по восточному берегу реки Кшень), общей протяженностью около 250 км. Одновременно этим войскам была поставлена задача подготовить контрудары в направлениях на Малоархангельск, Курск и Обоянь. На основе этих указаний к 16 мая рубеж по восточному берегу реки Кшень был занят 27-й, 53-й и 5-й гвардейской (бывшей 66-й) армиями Степного военного округа, войска которых приступили здесь к интенсивным оборонительным работам.
К началу июля 1943 года состав и группировка войск Степного военного округа были следующими [618] .
В состав округа входили: 5-я гвардейская армия с 10-м танковым корпусом; 27-я армия с 4-м гвардейским танковым корпусом; 53-я армия с 1-м механизированным корпусом; 47-я армия с 3-м гвардейским механизированным корпусом; 4-я гвардейская армия с 3-м гвардейским танковым корпусом; 52-я армия; 5-я гвардейская танковая армия; 18-й танковый корпус; 3-й, 5-й и 7-й гвардейские кавалерийские корпуса; 5-я воздушная армия, которые насчитывали 573,2 тыс. солдат и офицеров (в том числе свыше 449 тыс. – в боевых войсках), 9 200 орудий и минометов (4 230 орудий всех калибров и 4 790 минометов калибров 82 и 120 мм), 1 640 танков и САУ, 550 боевых самолетов [619] .
27-я, 53-я и 5-я гвардейская армии со средствами усиления и приданными силами занимали оборонительный рубеж Россошное, Круты, Коротыш, восточный берег реки Кшень, Крестище, далее Рогозцы, Николаева, Масловка, Белый Колодезь: 27-я армия (шесть стрелковых дивизий и отдельная танковая бригада) – Россошное, Никольское; 53-я армия (семь гвардейских стрелковых дивизий и 1-й механизированный корпус) – Никольское (исключительно), Прилепы; 5-я гвардейская армия (пять гвардейских стрелковых и две воздушно-десантные гвардейские стрелковые дивизии) – Прилепы (исключительно), Белый Колодезь; 4-й гвардейский Кантемировский танковый корпус располагался в районе Старая Ведуга; 10-й танковый корпус – в районе Старого Оскола.
47-я армия (пять стрелковых дивизий) была сосредоточена в районе Ольховатка, Кривоноговка, Каменка, а 3-й гвардейский Сталинградский механизированный корпус располагался в районе Кузменков.
5-я гвардейская танковая армия сосредоточилась: 29-м танковым корпусом в лесах западнее Острогожска; 5-м гвардейским Зимовниковским механизированным корпусом в районе Каменки.
18-й танковый корпус находился в районе Николаевки. Кавалерийские соединения располагались: 7-й гвардейский кавалерийский корпус в районе Белогорье, Павловск; 3-й гвардейский кавалерийский корпус в районе Старая и Новая Калитва; 5-й гвардейский кавалерийский корпус в районе Ново-Марковка, Кирово, Никольское.
С 23 июня округом командовал генерал Иван Конев (Иван Степанович Конев, начальник штаба генерал Матвей Захаров). Впоследствии маршал СССР Конев отметил [620] , что в истории войн почти не было случая создания таких мощных стратегических резервов, объединенных общим командованием, как войска Степного фронта, поэтому данное решение Ставки Верховного Главнокомандования можно считать принципиально новым в области организации стратегического резерва. По плану Ставки, основное назначение Степного военного округа (фронта) заключалось не столько в страховании Центрального и Воронежского фронтов на случай успешного прорыва немцев, сколько в решении наступательных задач [621] . Расположение войск фронта на значительном удалении от противника обеспечивало ему свободный маневр силами и средствами.
Вместе с тем в течение апреля – мая главными задачами командования Степного военного округа были комплектование и подготовка соединений 27-й, 53-й, 52-й, 47-й армий, дивизии которых насчитывали по 1-1,5 тыс. человек боевого состава, довооружение их артиллерией и оснащение транспортом [622] .
Генерал Попель свидетельствует [623] , что необходимость создать и сохранить стратегические резервы для организации последующего крупномасштабного наступления на территории Украины постоянно фигурировала среди тезисов, которые использовал при ведении пропаганды в частях 1-й танковой армии член Военного совета Воронежского фронта Никита Хрущев.
В связи с этим, говоря по поводу организации оборонительных действий советских войск под Курском, маршал Рокоссовский отмечает [624] , что его Центральному фронту не пришлось прибегать к усилению с помощью резервов Ставки, поскольку здесь, в отличие от Воронежского фронта, были правильнее расставлены силы. Командующий Воронежским фронтом Ватутин распределил свои силы почти равномерно по всей полосе обороны, а на Центральном фронте они были сконцентрированы на одном направлении. Поэтому немцам удалось добиться больших успехов в полосе Воронежского фронта, и для укрепления его обороны потребовалось привлечь предназначенные для контрнаступления стратегические резервы Степного военного округа.Николай Ватутин был одним из тех участвовавших в Курской битве советских военачальников, от решений и действий которого во многом зависели ход и результаты битвы. Поэтому особый интерес представляют сведения маршала Рокоссовского и генерала Штеменко, характеризующие некоторые индивидуально-психологические особенности Ватутина и его качества как военачальника, а также отношение к Ватутину со стороны командования.
В частности, воспоминания Константина Рокоссовского обнаруживают некоторую предвзятость автора по отношению к генералу Ватутину, хотя и маскируемую неоднократными упоминаниями о дружеских отношениях. Так, Рокоссовский вспоминает о поездке в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандования в штаб 1-го Украинского фронта (переименован из Воронежского в 1-й Украинский фронт с 20 октября 1943 года. – П. Б. ), связанную с наступлением немцев под Житомиром [625] . Рокоссовский отмечает, что командующий фронтом генерал Ватутин располагал в районе Киева двумя танковыми армиями, не считая находившихся в резерве общевойсковых армий, отдельных танковых корпусов и артиллерии РГК, но действовал пассивно, опасаясь противника, и вместо нанесения сильного контрудара предпочитал обороняться. Здесь же Рокоссовский характеризует Ватутина как военачальника, показывая его стремление к всеобъемлющему контролю, вплоть до личного ведения всех телефонных переговоров с армиями и штабами, а также редактирования всех распоряжений и приказов штаба фронта.
Рассказывая о своей поездке на командный пункт Юго-Западного фронта в период Сталинградской битвы, Рокоссовский отмечает [626] , что кроме командующего фронтом генерала Ватутина там же находился и начальник Генерального штаба Василевский. Рокоссовскому показалось странным поведение обоих, поскольку создавалось впечатление, что в роли командующего фронтом находится Василевский, который решал ряд серьезных вопросов, связанных с предстоящими действиями войск этого фронта, часто не советуясь с командующим. Ватутин же фактически выполнял роль даже не начальника штаба: ходил на телеграф, вел переговоры по телеграфу и телефону, собирал сводки, докладывал о них Василевскому. Все те вопросы, которые предполагалось обсудить с Ватутиным, пришлось обговаривать с Василевским.
По-видимому, причиной скрытой неприязни со стороны Рокоссовского был характер отношений Ватутина с представителями высшего военно-политического руководства страны. Как следует из воспоминаний [627] , Рокоссовский, по всей вероятности, считал, что благодаря таким отношениям советское военное руководство (в лице Сталина, Жукова, который координировал действия Воронежского и Юго-Западного фронтов, а также члена Военного совета Воронежского фронта Хрущева. – П. Б. ) фактически помогло фельдмаршалу Манштейну отвести войска группы армий «Юг» за Днепр и организовать оборону Киева в начале октября 1943 года, поскольку произвольно перенесло разграничительную линию между Центральным и Воронежским фронтами, расширив зону ответственности последнего.
Манштейн указывает [628] , что в конце сентября 1943 года на левом фланге группы армий «Юг» в полосе 4-й танковой армии существовала серьезная опасность, связанная с развитием событий на южном фланге группы армий «Центр», вследствие которых танковая армия вообще могла быть отрезана от Киева.
Однако из-за перенесения разграничительной линии командование Центрального фронта (генерал Рокоссовский) должно было отказаться использовать нависающее положение частей 60-й армии генерала Ивана Черняховского, чтобы нанести удар во фланг и тыл немецкой 4-й танковой армии. Честь захватить столицу Украины была отдана фронту Ватутина, который в результате с 12 октября до 3 ноября 1943 года безуспешно пытался отбросить немецкие войска в районе Киева, проведя Лютежскую и Букринскую фронтовые наступательные операции.
Эти воспоминания маршала Рокоссовского приоткрывают нюансы психологических отношений между военачальниками и при соотнесении с фактической стороной событий показывают огромную степень влияния межличностных отношений внутри высшего командования и политического руководства на ход и исход военных действий. Однако подавляющая часть такой информации сначала была скрыта, а с течением времени утрачена, сделавшись практически недоступной, что существенно ограничивает полноту большей части исторических исследований и заставляет сомневаться в обоснованности многих выводов и гипотез.
Генерал Сергей Штеменко, в свою очередь, также интересно характеризует Ватутина как личность и военачальника, анализируя боевые действия на южном крыле советско-германского фронта в феврале – марте 1943 года (этот анализ согласуется с воспоминаниями и оценками маршала
С выходом советских войск в район Старобельска, Лисичанска, Ворошиловграда генерал Ватутин был захвачен идеей использования их нависающего положения над Донбассом и ослабления старобельского участка неприятельского фронта. Через Старобельск он намеревался направить сильную подвижную группу в направлении Мариуполя, отсекая врагу все пути отхода из Донбасса, а на других направлениях продолжать преследование. Свои соображения Ватутин доложил в Ставку, и 19 января ему дали разрешение проводить по своему замыслу наступательную операцию в Донбассе, которая получила условное наименование «Скачок». Задача и способы выполнения операции формулировались следующим образом: «Армии Юго-Западного фронта, нанося главный удар с фронта Покровское, Старобельск на фронт Краматорская, Артемовск и далее в направлении Сталино (Донецк), Волноваха, Мариуполь, а также нанося мощный удар из района юго-западнее Каменска в направлении Сталино, отрезают всю группировку противника, находящегося на территории Донбасса и в районе Ростова, окружают ее и уничтожают, не допуская выхода ее на запад и вывоза какого бы то ни было имущества». В район Мариуполя предполагалось выйти уже на седьмой день наступления. Одновременно намечалось силами подвижных фронтовых резервов захватить основные переправы через Днепр. Операция проводилась во взаимодействии с Южным фронтом, который должен был наступать вдоль побережья Азовского моря.
Данный замысел, возникший на основе неправильной оценки действий противника, имел только видимость соответствия реальной обстановке. Даже если не принимать во внимание ошибочность оценок намерений и действий противника, одно только состояние войск Юго-Западного фронта и организация их наступления уже не отвечали требованиям проведения такой сложной операции, результатом которой должно было стать окружение в Донбассе еще более крупной вражеской группировки, чем под Сталинградом. Во-первых, Юго-Западный фронт все больше и больше отрывался от своих баз, расстояние между войсками и станциями снабжения в некоторых случаях превышало 300 километров, причем грузы приходилось подвозить автотранспортом, который был сильно изношен и немногочислен (в наличии имелось только 1 300 бортовых автомашин и 380 автоцистерн, обеспечивавших подвоз 900 тонн горючего вместо необходимых 2 000 тонн). Во-вторых, по всем предположениям командования фронта им предстояло лишь преследовать противника, поэтому существенных перегруппировок войск не производилось: армии продолжали действовать в прежних полосах, в прежнем оперативном построении, преимущественно линейном. Второго эшелона не сформировал и Юго-Западный фронт в целом, его резерв составляли только два танковых корпуса, сосредоточившиеся за правым флангом. Авиации было недостаточно, и действовала она с очень удаленных аэродромов. Для нанесения глубокого удара на Мариуполь была создана подвижная группа во главе с заместителем командующего фронтом генералом Маркианом Поповым, штаб группы был сформирован 27 января, а через два дня уже началась операция. В состав подвижной группы входили три стрелковые дивизии (57-я гвардейская, 38-я, 52-я) и четыре танковых корпуса (3-й и 4-й гвардейские, 10-й, 18-й), в которых насчитывалось около 180 боеготовых танков, обеспеченных в среднем одной заправкой горючего и одним-двумя комплектами боеприпасов. В стрелковых дивизиях обеспеченность боеприпасами и горючим была еще меньше. Командующий фронтом надеялся наладить снабжение по ходу операции, однако это не получилось.
В связи с изложенным операция «Скачок», план которой разрабатывался на основе предвзятой оценки обстановки, развивалась неблагоприятно. Подвижная группа наступала медленно, танковые корпуса двигались по разобщенным маршрутам, на значительном удалении друг от друга, временами останавливаясь из-за нехватки горючего и подвергаясь ударам господствовавшей в воздухе германской авиации, которая действовала вблизи от своих баз и аэродромов. Ограниченный успех имели и общевойсковые армии, поскольку им пришлось столкнуться с прочной, хорошо подготовленной обороной противника, а некоторым советским дивизиям и корпусам, вклинившимся в нее на ряде направлений, затем пришлось вести бои в окружении (в частности, 11 февраля были окружены 4-й гвардейский Кантемировский танковый корпус и 9-я гвардейская танковая бригада, прорвавшиеся к важному узлу коммуникаций Красноармейское). Среди всех армий Юго-Западного фронта продвинулась вперед только 6-я армия, наступавшая на правом фланге южнее Харькова, поскольку она развивала успех Воронежского фронта, овладевшего Харьковом 16 февраля.
Однако Ватутин явно переоценивал ограниченные успехи 6-й армии, считал, что сопротивление врага скоро будет сломлено, и направлял соответствующие доклады в Ставку. В таком же заблуждении находился командующий Воронежским фронтом генерал Филипп Голиков. В связи с этим в Ставке полагали, что предпринятые наступательные операции развиваются планомерно, и 8 февраля Юго-Западному фронту была дана директива: не допустить отхода противника на Днепропетровск, Запорожье, оттеснить его донецкую группировку в Крым и блокировать там. Воронежский фронт получил задачу развивать наступление правым флангом на Львов, Глухов, Чернигов, левым флангом – на Полтаву, Кременчуг. Как отмечает маршал Василевский [630] , Ставка и Генеральный штаб Красной Армии допустили такую же ошибку, как и командующие Юго-Западным и Воронежским фронтами, считая противника разбитым, поэтому не только согласились с предложениями по развитию наступления, но своими директивами Ставка даже расширила наступательные планы фронтов, хотя никаких мероприятий по усилению их войск не предпринималось.
Выполняя указания Ставки, Ватутин бросил к переправам через Днепр не только 6-ю армию, но и весь резерв фронта – 25-й и 1-й гвардейский танковые корпуса. Их передовые части 18 – 19 февраля достигли Днепропетровска и Запорожья и начали готовиться к форсированию Днепра, но решить эту задачу им уже не удалось – не хватило горючего, а главное, 19 февраля неожиданно началось контрнаступление группы армий «Юг». Причем командование Юго-Западного фронта предполагало возможность столкновения с сильными неприятельскими резервами в районе Днепропетровска и даже предупреждало об этом нижестоящие штабы, но оно по-своему толковало данные о возрастающем сопротивлении противника и сообщения из 6-й армии о появлении его новых частей. Ватутин объяснял все это в рамках собственной версии об отходе немецких войск, не изменив мнения даже 21 февраля, когда стало совершенно очевидным наступление нескольких дивизий СС. В указаниях, переданных в тот день командующему подвижной группой генералу Маркиану Попову, недвусмысленно говорилось: «Создавшаяся обстановка, когда противник всемерно спешит отвести свои войска из Донбасса за Днепр, требует решительных действий».
Штеменко удивляется, как это Ватутин – человек, безусловно, осмотрительный и всегда уделявший должное внимание разведке противника, в этот раз так долго не мог оценить размеры опасности, возникшей перед фронтом. Объяснить такое, по мнению Штеменко, можно лишь чрезвычайной убежденностью Ватутина в том, что враг уже не в состоянии собрать силы для решительных действий, хотя в действительности до этого было еще далеко. Поскольку на реке Миус советские войска были остановлены, противник успел перегруппировать свои силы юго-западнее Харькова и к 19 февраля создал две ударные группировки: одну в районе Краснограда в составе танковых дивизий войск СС «Мертвая голова», «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», «Рейх»; другую южнее и юго-западнее Красноармейское из состава соединений 1-й и 4-й танковых армий. Удары семи танковых и моторизованных дивизий во фланги и тыл 6-й армии и группы генерала Попова вынудили их с тяжелыми боями отходить к югу от Харькова и на Барвенково, а затем отступить за Северский Донец. Ставка потребовала от Воронежского фронта оказания помощи Юго-Западному фронту, поэтому 69-я общевойсковая и 3-я танковая армии были повернуты на юг, но и они оказались не в состоянии противостоять сосредоточенному удару противника.
К 4 марта войска группы армий «Юг» перегруппировались и начали осуществление глубокого удара на Харьков, Белгород. 3-я танковая и 69-я армии, действовавшие в районе Харькова, были ослаблены непрерывными боями и не смогли отразить новые удары немецких танковых дивизий, понесли потери и были вынуждены 16 марта оставить Харьков (кризисное положение советских войск показывает окружение 12-го и 15-го танковых корпусов 3-й танковой армии вместе с частями трех стрелковых дивизий, смертельное ранение 3 марта командующего 15-м танковым корпусом генерала Василия Копцова, тело которого было обнаружено немцами вблизи от места расположения командного пункта 2-го танкового корпуса СС в селе Красный Совхоз [631] , а также то, что в мартовских боях за Харьков погиб сын командующего 3-й танковой армией генерала Павла Рыбалко – лейтенант Вилен Рыбалко). Противник вырвался на Белгородское шоссе и устремился на север. С проникновением немцев в район Белгорода положение Воронежского фронта еще более осложнилось, и возникла угроза выхода вражеских войск на тылы Центрального фронта. Для предотвращения этой угрозы еще 13 марта из состава Центрального фронта была выведена 21-я армия, которой поставили задачу взять под контроль магистральное Обоянское шоссе и прикрыть с юга направление на Курск, одновременно обеспечивая сосредоточение к юго-востоку от Курска 1-й танковой армии. 20 марта 21-я армия заняла назначенный рубеж, тогда как противник уже прошел через Белгород, полностью овладев этим городом к вечеру 18 марта. В это время Ставка командировала на Воронежский фронт своих представителей – маршалов Жукова и Василевского, которые должны были точно установить положение сторон, определить тенденцию развития событий и на месте предпринять все необходимое для пресечения дальнейших успехов противника. Переброска под Обоянь 21-й армии, сосредоточение юго-восточнее Курска 1-й танковой армии, а также другие перегруппировки войск под руководством представителей Ставки позволили сначала задержать, а к 27 марта полностью остановить противника на рубеже Гапоново, Трефиловка, Белгород, Волчанск.
Интересно, что представители Ставки Жуков и Василевский посчитали необходимым на месте «укрепить руководство Воронежским фронтом и оказать ему практическую помощь», что выразилось в освобождении от должности командующего фронтом генерала Голикова, который больше уже никогда не получил пост аналогичного значения. При этом генерал Ватутин не только не был освобожден от должности, но даже назначен на место Голикова, хотя именно Ватутину принадлежал замысел неудавшейся операции «Скачок», он вводил в заблуждение Ставку своими ошибочными докладами и совершил никак не меньше ошибок, чем Голиков, а войска Воронежского фронта под командованием Голикова еще и оказывали помощь Юго-Западному фронту Ватутина.По поводу оснований для концентрации сил Центрального фронта Рокоссовский отметил, что наступление ударной группировки противника на любом направлении, кроме орловско-курского, не создавало угрозы окружения советских войск и могло быть блокировано фронтовыми резервами и средствами усиления.
Однако Ватутин так же верно определил вероятные направления ударов противника, угрожающих окружением, потому что они были столь же очевидны, как и на Центральном фронте. Вместе с тем расширение полосы наступления группы армий «Юг», предпринятое фельдмаршалом Манштейном в соответствии с предложениями генерала Гота, вынудило командование Воронежского фронта рассредоточить свои силы на гораздо более протяженном участке, чем тот, который должен был надежно прикрыть войсками Рокоссовский. Несмотря на то, что Воронежский фронт занимал меньшую полосу обороны, чем Центральный (на 62 км), угрожаемый участок в его секторе оказался большим из-за дополнительной опасности со стороны оперативной группы «Кемпф». Причем в связи с меньшей протяженностью полосы обороны фронт Ватутина значительно уступал фронту Рокоссовского в силах и средствах (разница на 86 тыс. человек, 2 720 орудий и минометов, 80 танков и САУ). Центральный фронт получил дополнительное усиление, поскольку советское командование ошибочно предполагало, что против него сосредоточена наиболее мощная вражеская бронетанковая группировка. Соответственно, в целом плотность распределения войск Воронежского фронта на участке вероятного наступления противника оказалась ниже, чем на Центральном фронте: в 1,3 раза по пехоте, в 1,8 раза по артиллерии и бронетехнике.