Курский перевал
Шрифт:
— Вот парень! — воскликнул Гаркуша. — Две атаки один отбил! Сколько он их накромсал там! Сейчас и танку влепит горяченького!
Знакомый холмик, окруженный черными провалами воронок, все так же упорно желтел выгоревшей на солнце травой. Алеша замер: прямо к холмику полз танк. Это был, несомненно, «тигр». Он не вел огня ни из пушки, ни из пулемета. Расстояние между танком и холмиком неумолимо сокращалось.
— Сейчас, сейчас ударит Саша гранатой, потом бутылкой, — забыв обо всем, шептал Алеша. Но черный танк подошел вплотную к холмику, вполз на него и, поворачиваясь то в одну, то в другую
— Да куда же смотрят наши артиллеристы? — отчаянно закричал Гаркуша. — Трубадуры разнесчастные! Фасонить только, на марше в машинах да на лафетах раскатывать! Пехоту бедную танки давят, а их и в помине нет!
— Да куда бить-то? Там же свой, наш человек сидит, — укоризненно сказал Чалый.
— Эх! — со всей силой ударил Гаркуша кулаком по стене. — Где он теперь, человек-то? Был — и нету!
Видимо, так решили и артиллеристы. Тяжелые снаряды прошелестели в воздухе, и вокруг холма взметнулись снопы пламени и дыма. «Тигр» еще крутнулся, теперь уже по совсем черному месту, резко развернулся и на полной скорости пошел назад.
— Да бейте же, бейте, уйдет, гад! — кричал Гаркуша.
Словно услышав его мольбу, несколько фонтанов дыма и пыли окутали «тигра», и сразу же ахнул сотрясающий взрыв. Когда дым рассеялся, на месте «тигра» сочилась пламенем темная груда.
— Это памятник тебе, наш комсорг, — сняв каску, тихо сказал Чалый, — от артиллеристов пока, но и мы свой воздвигнем, не хуже этого.
Давясь от слез, Алеша тоже снял каску и сквозь мутную пелену смотрел, как фашистская пехота поднялась и широкой цепью двинулась к тому месту, где недавно желтел знакомый холмик.
— Дай, дай резану! — рванулся к пулемету Гаркуша.
— Нельзя, — отстранил его Чалый, — наше время еще не пришло.
— К черту время! Душу отвести, кипит все!
— Бьет, сам бьет! — вскрикнул Ашот. — Жив, значит, Саша, жив Саша!
Там, где только что ползал «тигр», частыми вспышками мелькали коротенькие язычки пламени, и пехота вразброд, пятная упавшими землю, побежала назад.
— Давай им, Саша! — кричал Гаркуша. — Круши паразитов, щоб на веки вечные угомонились!
Но радость была слишком короткой. На холмик вновь обрушился шквал огня. Через полчаса, в предзакатных лучах солнца, пехота поднялась в атаку. Холмик безмолвствовал.
II
Генерал Ватутин, грузно облокотясь на стол, долго смотрел на расстеленную перед ним оперативную карту, в раздумье едва слышно постукивая карандашом. Сидевший рядом с ним Хрущев, склонив крупную, отливавшую серебром голову, бросал короткие взгляды то на командующего и его карту, то на окруживших второй стол генералов управления фронта, то на заслонявших ближнее окно командующих воздушной и танковой армиями генералов Красовского и Катукова.
— Все ясно, товарищ командующий! — не выдержал молчания живой, подвижной, с загорелым дочерна худощавым лицом Катуков. — Противник начал решительное наступление. Это несомненно. Он уже бросил в бой свыше ста танков, а это не шуточки.
Ватутин искоса взглянул на командующего танковой армией и еще сосредоточеннее всмотрелся в карту. Хрущев резко расправил широкие плечи и, прищурив глаза, отрывисто сказал:
— Значит, нужно наносить
— Никакого сомнения! — воскликнул Катуков и, помолчав, пояснил: — Конечно, главные силы противник в бой еще не ввел. Это, всего вероятнее, наступление передовых частей с целью борьбы с нашим боевым охранением и выхода к переднему краю главной полосы обороны. А основные силы противника ждут результатов боя передовых частей. Вот сейчас-то, — вновь, возвысив голос, разгорячился Катуков, — сейчас-то и нужно обрушить на них всю мощь огня нашей артиллерии. Тем более что у нас давно уже все спланировано, подготовлено и пристреляно. Один сигнал и…
Катуков с силой взмахнул рукой и с еще большей силой опустил ее вниз.
— Горячий народ танкисты, — не отрываясь от карты, хмуро проговорил Ватутин. — Чуть что заметил, размахнулся, не раздумывая, и тресь! А если противник главные силы еще не подвел? — встав из- за стола и подходя к Катукову, строго продолжал Ватутин. — Если это не решительное наступление, а только попытка ввести нас в заблуждение? Тогда что? Ударить по пустому месту?
— Это исключено, — выдержав настойчивый взгляд Ватутина, воскликнул Катуков. — Нам хорошо знаком почерк и самого Манштейна и командующего четвертой танковой армией генерала Гота. По всему видно, это начало большого наступления, а не случайный бой. И чтобы сорвать это наступление, нужно бить.
— Да, — устало потирая ладонью широкий лоб, проговорил Хрущев, — более шестисот наших орудий и минометов будут участвовать в контрподтотовке… Даже пять минут огневого шквала — это почти двадцать тысяч снарядов и мин. Двадцать тысяч, — повторил он и смолк.
Тревожная тишина замерла в просторном кабинете, ярко освещенном лампочкой походной электростанции. Только за темными шторами от далекого гула канонады тонко позванивали стекла.
— Но не в этом дело, — прервал тягостное молчание Хрущев, — боеприпасов у нас хватит. Это не сорок первый и не сорок второй годы. Мы не пожалеем ни двадцать, ни сорок, ни сто тысяч снарядов и мин. Главное — сорвать наступление противника или хотя бы ослабить силу его первых ударов.
Ватутин опять склонился над картой, потом пристально посмотрел на Катукова, на командующего артиллерией фронта и, услышав гудок телефона, взял трубку. Он долго слушал, карандашом набрасывая что-то на карту, и, положив трубку, сказал:
— Противник атаки прекратил. Продолжается только ружейно-пулеметная перестрелка. Из глубины вражеского расположения доносится шум моторов.
— Совершенно ясно! — не удержался от реплики Катуков. — Главные силы подтягивают.
Ватутин взглянул на него и, недовольно поморщась, отвернулся.
— А что происходит на Центральном фронте? — вполголоса спросил Хрущев.
— Да, это очень важно, — сказал Ватутин и позвонил по телефону, — соедините меня с Рокоссовским, только быстро. Добрый вечер, Константин Константинович, — через минуту вновь заговорил Ватутин. — Да, да. Успокаивается. Атаки прекратил. В глубине шум моторов. Да, силы бросил сравнительно небольшие, но атаки были весьма упорные. Кое-где сбил боевое охранение. А у вас что? Да! — и удивленно и радостно протянул Ватутин. — Так, так. Это очень важно. Спасибо. Доброй ночи.