Курский перевал

Маркин Илья Иванович

Хрущев ничего не ответил; склонясь за окно, он глядел на высокие деревья старого сада, снизу бледно озаренные только что взошедшей луной.

Молчал и Ватутин. Он прислонился к оконной раме и глядел, как в просветах между ветвей все светлее становилось небо и тускнело сияние звезд.

— Царь природы… — задумчиво повторил Хрущев. — Нет, не царь, а властелин, повелитель и преобразователь! Цари — даже самые могущественные и властные — всегда были чьим-то орудием, в конце концов выполняли чью-то волю, и власть их, как бы ни была она деспотична

и жестока, на крутых поворотах лопалась как мыльный пузырь. А человеку, властелину природы, все доступно. Возможности его безграничны, лишь бы только не были скованы его силы и способности.

— В том-то и беда, что не каждый человек имеет достаточные силы и способности, и не каждому представляется возможность развернуть их, если они и есть. Как говорят, выше головы не прыгнешь.

— То есть? — усмехнулся Хрущев.

— Да вот хотя бы наши тыловики, снабженцы, — с горячностью, как о давно наболевшем, продолжал Ватутин. — Они из кожи вон лезут, чтобы снабдить фронт боеприпасами, горючим, перебросить технику, вооружение, а сделать ничего не могут. Сковала, насмерть сковала эта хлипкая стальная ниточка.

Напоминание Ватутина о железной дороге Курск — Воронеж, единственной связи Центрального и Воронежского фронтов с тылом страны, вернуло Хрущева к прежним раздумьям. Будь хоть еще одна стальная магистраль к фронту, и сразу бы исчезла эта напряженность в снабжении войск. Но сейчас это было еще полбеды. По одному, два, иногда по три эшелона в сутки, а фронт все же получает. Но если Гитлер отложил наступление для усиления своих ударных группировок, то и средств для борьбы с ними нужно значительно больше. А как их подвезти к фронту? Немцы, конечно, еще перед ударом или одновременно с ударом попытаются разбомбить самые опасные места этой дороги. Тогда что? Надежда на автомобильный транспорт. Но его слишком мало.

— Для нашего фронта нужна своя, отдельная дорога, — высказал Хрущев мысль, которая давно волновала и мучила его.

— Но где, где она? — с болью воскликнул Ватутин. — Все противником перерезано.

— Нужно строить!

— Строить? — живо переспросил Ватутин и, облокотись на подоконник рядом с Хрущевым, едва слышно проговорил: — Чем, какими силами, Никита Сергеевич? Все же брошено на создание обороны. Ни одного свободного сапера, ни одного дорожника.

— И все же строить надо. Без самостоятельной дороги мы задохнемся, — после долгого молчания сказал Хрущев.

Ватутин ничего не ответил, и по его молчанию Хрущев понял, что он вряд ли верит в возможность постройки даже десятка километров новой железной дороги. Мысли его сейчас, видимо, опять сосредоточились на автобатах, авторотах, на конном транспорте, который, как кандалы, висел на ногах армии.

— Николай Федорович, сколько напрямую между Ржавой и Старым Осколом? Это же ваши почти родные места, — сказал Хрущев.

— Нет, мои южнее, Валуйки. А между Ржавой и Старым Осколом около ста километров, — ответил Ватутин и, повернувшись к Хрущеву, с надеждой спросил: — Так

что и вы думаете соединить дорогой Ржаву и Старый Оскол?

— Это, пожалуй, единственный выход. Кратчайшее расстояние между двумя железными дорогами. И местность не трудная, почти равнина, ни одной большой реки. И строительство мостов не затруднит, и земляных работ меньше.

— Так это же, Никита Сергеевич, моя мечта! Не однажды во сне видел эту линию.

— Видите, как здорово получается: у нас с вами и сны одинаковые, — звонко рассмеялся Хрущев. — А я во сне даже на первом паровозе по этой дороге ехал. Вот что значит земляки: вы уроженец Воронежской области, а я — Курской. Видимо, надо подсказать кадровикам, чтобы земляков обязательно вместе, на одну работу ставили.

— Эх, Никита Сергеевич, — нахмурился Ватутин, — во сне-то и на Луне побывать можно. А проснешься — и опять грешная земля под ногами.

— Сделаем, Николай Федорович, сделаем! — левой рукой Хрущев с силой обнял Ватутина. — Сон в явь превратим. И сделает это, как вы говорите, все тот же царь природы. Вот что, Николай Федорович, — распрямясь, продолжал Хрущев, — давайте решим так. Соберите специалистов и поручите им подсчитать, какие нужны работы и сколько времени понадобится для строительства дороги. А я сегодня же свяжусь с секретарями Воронежского и Курского обкомов и выясню, что они могут дать для строительства.

— Так вы рассчитываете на силы местного населения?

— Именно!

— Да… — задумчиво протянул Ватутин.

— А вы что думали, что я буду просить у правительства специальные строительные организации?

— Честно говоря — да.

— Слушайте, по секрету, — склонился к уху Ватутина Хрущев. — Бес-по-лез-но! Все на спецстройках. Ничего даже относительно свободного нет.

— Да, — повторил Ватутин, — а я — то уж было размечтался об эшелонах боеприпасов, вереницах цистерн с горючим…

— Так вы что, сомневаетесь в силах местного населения? — отстраняясь от Ватутина, сухо спросил Хрущев.

— Никита Сергеевич, вы же сами знаете, сколько сил вложило местное население в строительство обороны. Только одна Курская область уже послала больше двухсот тысяч человек на рытье траншеи и окопов и посылает еще сто тысяч…

Ватутин не договорил. Где-то совсем недалеко в небе послышался слабый потрескивающий рокот мотора. Даже в тишине безмолвной майской ночи звук этот казался слабым, неуверенным, готовым вот-вот оборваться.

— «Кукурузники»? — тихо спросил Хрущев.

— Да. По плану перед рассветом пустили две эскадрильи потрепать нервы немцам.

— Фанера и дерматин, моторишко почти автомобильный, а летят, летят! Летят, Николай Федорович, ведь летят! — глядя в небо, вполголоса проговорил Хрущев. — И не просто летят, — с силой продолжал он, — а на противника, под огонь, под прожекторы…

— Что же делать, настоящих-то ночных бомбардировщиков нет, — с досадой сказал Ватутин, — а бить противника нужно. Вот и приходится…