Курский перевал
Шрифт:
VIII
По всему кольцу окружения полка противник наступление прекратил. Лишь изредка его артиллерия и минометы били то в одно, то в другое место. Осмотрев весь теперь проходящий замкнутым кругом фронт, Поветкин понял, что затишье это обманчиво и скоро начнется самое трудное. В лощине, скаты которой удерживала совсем ослабевшая вторая рота, скопилось штук десять фашистских танков. Поветкин хотел было на помощь второй роте перебросить хоть тропку своих танков. Но и перед грядой холма, который, растянувшись в ниточку, прикрывала танковая рота, противник
Лихорадочно ища выход, Поветкин перебросил на позиции второй роты свой последний резерв — четыре противотанковых ружья и, вновь осматривая весь фронт, приготовился к самому худшему.
— Вас… генерал… — удивительно веселым, почти торжествующим голосом проговорил радист, подавая Поветкину наушники и микрофон.
— Держитесь спокойно, — раздался в наушниках невозмутимый голос генерала Федотова. — Вам на помощь высылаем авиацию. Обозначьте передний край ракетами, покажите самые важные цели. Штурмовики уже вылетели. Ждите, ждите, скоро подойдут. Как поняли? Прием.
— Вас понял, вас понял, — совсем не слыша своего голоса, прокричал Поветкин, — жду штурмовиков… Обозначаю передний край… Указываю цели… Жду штурмовиков… Только скорее…
Как хрупкую ценность, передав радисту наушники и микрофон, Поветкин выскочил из блиндажа и приказал сидевшим в нишах связным из подразделений:
— Передай всем: нам на помощь идут штурмовики. Командирам подразделений обозначить ракетами свой передний край и показать, где фашистские танки.
Вновь нырнув в свой блиндаж, он выхватил трубку из рук телефониста и взволнованным, радостным голосом заговорил:
— Слушайте все, слушайте все! К нам на помощь идут штурмовики. К нам на помощь идут штурмовики. Обозначить свой передний край ракетами…
Гулкий сотрясающий удар выбил из рук Поветкина телефонную трубку.
«Неужели наши самолеты?» — мелькнула тревожная мысль. Ударило вторично и нестерпимым удушьем заполнило весь блиндаж.
Только выскочив в траншею, он понял, что это точным огнем била вражеская артиллерия, видимо нащупав его новый НП. Снаряды ложились так часто и густо, что вся высотка с несколькими блиндажами лихорадочно дрожала, почти сплошь покрытая взрывами.
«Уходить надо, разнесут все в щепки», — подумал Поветкин и хотел было вызвать из блиндажа радиста с телефонистом, как совсем рядом взметнулся смерч земли и пламени.
«Вот и все, — тускло мелькнуло в сознании. — А где же наши штурмовики?»
Совсем не чувствуя своего тела, Поветкин пытался встать, но не смог, замер, ожидая наплыва боли, и, как сквозь сон, услышал слабый гул, похожий на какую-то хорошо знакомую музыку. Радуясь, что боль все не подступала, он ловил звуки и, поняв, наконец, что это летят наши штурмовики, оперся на руки и, шатаясь, встал. Справа и слева в знойном разливе солнца, круто валясь вниз, один за другим двумя бесконечными лентами до ослепления стремительно неслись крутолобые «Илы». А под ними взлетали над землей красные и зеленые ракеты.
Штурмовики, покрыв две широкие полосы копнами взрывов, поднялись вверх
— Спасибо, братцы! Спасибо, соколики!
По всему кольцу, вынырнув из траншей и окопов, кричали, махали руками, касками, пилотками прокопченные и истомленные боем воины окруженного полка.
Второй, третий, четвертый раз, заливая противника огнем, валились вниз и облегченно взмывали в небо штурмовики. А Поветкин все стоял, восхищенный силой и мощью советских машин.
Когда последние штурмовики, ударив реактивными снарядами, круто развернулись и, догоняя товарищей, плавно пошли на восток, Поветкин осмотрелся. В лощине перед второй ротой, за холмами, где стояли наши танкисты, у шоссе, уходившем в сторону Курска, и далеко позади среди россыпи кустарников — в разных местах, где полчаса назад, готовясь к атаке, ползали фашистские танки, теперь полыхали и тускло курились огромные костры, темнели бесформенные груды металла.
Ошеломленные ударом советских штурмовиков, гитлеровцы минут тридцать молчали. Только далеко по сторонам — на западе, на севере, на востоке и юго-востоке — гул боя все нарастал и ширился. Это напоминало подразделениям полка Поветкина, что хоть и затих подавленный «Илами» противник перед ними, но захлестнувшее их смертельное кольцо не разорвано и полк все так же отрезан от соседей и тылов. А раскаленное солнце, едва перевалив за полдень, словно застыло в знойной пустоте неба.
Поветкина тревожило, что от Лесовых не было никаких вестей. Он послал в гаубичный дивизион связного, приказав Лесовых вернуться на НП.
По всему кольцу полка вновь ударили ожившие артиллерия и минометы противника.
«Где же он начнет, атаку? — встревоженно думал Поветкин. — Только бы не по второй роте. Не выдержит она, да и четыре бронебойки не спасут положения».
Но противник основным объектом повой атаки выбрал именно вторую роту. В грязной дымке, заполнившей лощину, взревели танковые моторы, послышался лязг гусениц, и восемь черных машин, проскочив траншеи, вырвались на пологую высотку. Перед ними в желтом опаленном кустарнике оборонялись реденькие подразделения полка.
«Гаубицы, повернуть гаубицы, — пронеслось в сознании Поветкина, — иного выхода нет! Разрежут полк на две части и уничтожат его».
Он хотел было позвонить в дивизион, но связь была прервана.
— Сами, сами догадались! — воскликнул Поветкин, увидев, как от шоссе к высотке, облепленное десятком людей, плавно покатилось короткоствольное орудие. Впереди него, призывно махая руками, бежал Лесовых.
Вражеские танкисты, видимо, еще не заметили выдвигавшуюся гаубицу. Лесовых что-то руками показал артиллеристам и побежал назад. Вскоре от шоссе показалась вторая гаубица. Вокруг нее сразу же вспухло несколько взрывов, но расчет, не останавливаясь, успел протащить орудие в кустарник и открыть огонь. Начала стрельбу и первая гаубица. Тяжелые снаряды гулко рвались впереди замедливших движение танков.