Курумилла
Шрифт:
— Но, — возразил граф, — это средство является только побочным. Свадьбу еще нельзя устроить, и потребуется две недели, а может быть, и целый месяц, пока я возьму приступом какой-нибудь город. До тех пор донья Анжела должна будет по-прежнему оставаться в моем лагере.
Все с беспокойством посмотрели на священника.
— Нет, — ответил тот, — я берусь найти убежище для мадемуазель, если только она этого пожелает.
— Убежище? — переспросила девушка и бросила вопросительный взгляд на миссионера.
— Да. Правда, оно не отличается роскошью и недостойно принять вас под свой кров, но зато там вы будете в полной безопасности, — сказал священник. — Семья, в которой вы поселитесь, состоит из добрых, почтенных людей. Они сочтут за счастье принять вас у себя.
— Далеко ли отсюда живет это семейство? — живо спросила молодая девушка.
— На расстоянии двадцати пяти с лишним миль отсюда в сторону Гуаймаса, который составит цель французской экспедиции.
Отлично понимая, в чем дело, Анжела лукаво улыбнулась проповеднику.
— Senor padre, — сказала она, — я знаю вас уже давно и привыкла считать за святого человека. Даже если бы я видела вас впервые, то поверила бы безусловно, наблюдая, с какой дружбой и почтением относится к вам дон Валентин. Я на вас полагаюсь, отлично понимая всю неуместность моего пребывания в этом лагере. Располагайте мной, я готова следовать за вами.
— Дитя мое, — ответил тот с видимым умилением, — сам Бог внушил вам эти слова. Печаль, которую причинит вам разлука с графом, бесследно исчезнет, когда вы снова с ним встретитесь, никто не осмелится помешать вашему союзу, и он не только восстановит вас в общественном мнении, которым нельзя не дорожить, но и придаст вашей репутации такой блеск, который нельзя будет затмить.
— Поезжайте же, донья Анжела, если этого требуют наши интересы, — сказал граф, — я вверяю вас заботам этого достойного человека, но, клянусь Богом, не пройдет и пятнадцати дней, как мы снова будет вместе.
— Я принимаю ваше обещание, дон Луи, оно даст мне сил перенести эту тяжелую разлуку.
— Когда думаете вы выехать? — спросил Валентин.
— Сию же минуту! — вскричала девушка. — Мы должны уметь владеть собой и в радости, и в печали. Разлука неизбежна, нужно идти ей навстречу.
— Отлично сказано, — заметил Валентин. — Право, донья Анжела, я еще раз заявляю, что вы смелая девушка и что я люблю вас за это от всей души, как родную сестру.
Анжела не могла удержаться от улыбки при таком восторженном отношении к ней охотника. Тот продолжал:
— Черт возьми! Но нам следует позаботиться о конвое.
— Зачем? — удивленно спросил священник.
— Вы меня умиляете! Нужно же защитить вас от неприятельских мародеров.
— Друг мой, лучшей охраной послужит нам общее уважение.
— Для вас лично — да, но вы забываете, что с вами поедут еще и две женщины, которых почти никто не знает в лицо.
— Да, правда, — просто ответил тот, — об этом я не подумал. Как же быть?
Анжела рассмеялась.
— Охота вам, господа, беспокоиться из-за пустяков. Святой отец сказал, что лучшей охраной для него послужит его одежда, ведь и друзья, и враги питают уважение к его сану.
— Это правда, — добавил тот.
— В таком случае дело решается очень просто. Если отец Серафим согласится, то я и моя камеристка переоденемся в монашеское платье, под которым нас трудно будет узнать.
Отец Серафим глубоко задумался над этим предложением.
— Я не вижу никаких серьезных препятствий к этому переодеванию, — сказал он через несколько минут, — при настоящих обстоятельствах оно позволительно, так как производится с благой целью.
— Но где достать монашескую одежду? — полушутливо, полусерьезно заметил граф. — Должен сознаться, в моем лагере ее не сыщешь.
— Я беру это на себя, — сказал Валентин, — и пошлю надежного человека в Магдалену, он быстро исполнит мое поручение, а тем временем донья Анжела приготовится к отъезду.
Все согласились и оставили молодую девушку собираться в путь.
Не прошло и часа, когда Анжела и Виоланта вышли из своей палатки, одетые в монашеское платье, приобретенное доном Корнелио в Магдалене. Надвинув на лоб широкополые шляпы, они сели на лошадей и вместе с отцом Серафимом выехали на дорогу, сопровождаемые горячими пожеланиями друзей.
Виоланта и дон Корнелио как-то особенно переглянулись друг с другом на прощание, но это совершенно ускользнуло от внимания дона Луи и Валентина, иначе они бы глубоко призадумались над таким фактом.
— Я очень неспокоен, — пробормотал дон Луи, печально покачивая головой. — Мы дали им очень слабый конвой.
— Успокойся, — сказал Валентин, — я уже позаботился об этом.
— О! Ты никогда ни о чем не забудешь, брат.
— Это мой долг. Но подумаем лучше о себе. Скоро наступит ночь, а мы еще не приняли никаких мер предосторожности против внезапного нападения.
— Ведь ты знаешь, я совершенно не знаком с подробностями твоего плана, за исключением того, что мне вкратце сообщил Курумилла.
— Чтобы рассказать о всех деталях, потребуется немало времени, а нам нужно действовать сейчас же.
— Есть ли у тебя определенный план?
— Да, если только он увенчается успехом, то люди, желающие захватить нас врасплох, будут посрамлены.
— Послушай, брат, я вполне полагаюсь на тебя и делаю это тем охотнее, что хочу предпринять решительное наступление. Мы и так слишком долго стоим в Магдалене.
— Отлично. Можешь ли ты дать в полное мое распоряжение пятьдесят человек?
— Бери себе столько, сколько захочешь.