Кусатель ворон
Шрифт:
– Что? – не понял Кузовлев.
– Моего прадедушку покусали овчарки, – повторил я. – С этого и началось. Я не виноват. А мой прапрадедушка и сам был…
– Не знаю, не знаю… – Кузовлев сделал знак, чтобы я замолчал. – Надо это перерастать, Бенгарт. Возвышаться. А пока…
Зазвонил телефон. Не мобильный, обычный, на столе. Кузовлев неприветливо взял трубку.
– Да?!
Дальше он молчал.
Молчал и поглядывал на меня. А иногда что-то записывал в ежедневник, кусал ус, и левый, уже обгрызенный, и правый, еще более-менее
Я ждал. Минуты через три Кузовлев сказал:
– Хорошо. Я понял. До свидания.
И положил трубку.
После чего смотрел еще некоторое время уже в окно, потом все-таки очнулся.
– Ладно, – сказал он. – Я еще подумаю.
И притянул папку со статьей к себе.
Интересно, подумал я. Кто это ему сейчас?
– Что стоишь? – Кузовлев поглядел на меня неприязненно, как отец родной.
– Статью переделывать, что ли?
Кузовлев произвел головой неопределенное движение.
– Значит, пойдет в номер?
– Ты иди, работай, – главред махнул рукой. – Напиши…
– Можно про Жохова? – перебил я.
– А что опять Жохов? – страдальчески спросил главный.
– Вы же знаете, Жохов обещал перестрелять всех собак в городе.
– Ну, знаю, – осторожно кивнул начальник.
– А батюшка Илларион на прошлой неделе привез из Канады новых маламутов, он хочет здесь гонки проводить.
– Гонки… – Кузовлев снова кивнул, но уже неуверенно.
– Гонки на собачьих упряжках, – пояснил я. – Международное первенство, все такое. А какие гонки, если Жохов их всех перестреляет? Мне кажется, в нашем городе назревает межконфессиональный конфликт.
Кузовлев почесал голову и задумчиво поглядел в окно.
– Ты вот что, Виктор… Ты про собак пока не пиши ничего, я сам узнаю в епархии…
– Батюшка Илларион настроен решительно, – напомнил я. – Сказал, что не потерпит расцвет сектантства и сатанизма. Что воздымет паству…
– Иди, – перебил Кузовлев. – Потом, потом про паству. Воздымет… Ты где таких слов понабрался, Бенгарт?
– Классику читаю, – сказал я.
– «Му-му»?
– «Житие протопопа Аввакума».
Кузовлев посыпался, а я пошел.
В конце коридора располагалась дверь с зеленой табличкой «Студия юного журналиста «Окуляр». Раньше тут никакой студии, само собой, не было, а была кладовка, в которой размещались старые подшивки газет и журналов, подшивки эти пребывали в полном хаосе, стояли от пола до потолка пыльными столбами. Я так думаю, эту каморку мне не случайно выделили, а в надежде на то, что я тут приберусь. Но я не стал этого делать, мне нравилось и так, расчистил у окна небольшое пространство для стола и двух стульев, протянул положенное мне по гранту оптоволокно и стал единственным в нашем городе независимым журналистом.
Торчал в своей комнатке с утра до вечера, пропитывался запахом старой бумаги, пил крепкий чай, сидел на подоконнике. Когда иссякала журналистская мысль, протягивал руку и наугад вытягивал из стопки журнал, читал. Старые
Сегодня, впрочем, «Здоровье» меня не очень успокоило, скорее наоборот, расстроило, попал на статью про шпоры. Про те, которые заводятся в пятках и мешают жить. Мне почему-то стало казаться, что у меня в левой пятке образовалась такая, и теперь без хирургического вмешательства не обойтись, хотя шпоры не было, так, скучный ювенальный артрит, и не на пятке, а на пальце.
Посему забросил я «Здоровье» за батарею, решил подумать про саранчу и знаки, но тут дверь отворилась со скрипом и неожиданно показалась Лаура Петровна Скрайнева, заместитель главы Департамента образования, супруга директора гимназии № 1, мать Паши Скрайнева, остолопа. Много, однако, званий, тяжек крест матери.
– Двери у тебя скрипят, что не смажешь? – неприветливо буркнула Лаура Петровна.
– Гоголь не велит, – ответил я.
– Ну-ну…
Лаура Петровна брезгливо осмотрела помещение.
– Уборку так и не сделал… Тоже Гоголь не велит?
– Так да, он же. Знаете…
– Не знаю и знать не хочу, – еще неприветливей перебила Лаура Петровна. – Развел свинарник, а тебе помещение выделили, а в Доме детского творчества, между прочим, негде плавательной секции разместиться.
Нашей плавательной секции уже три года негде разместиться, с тех пор как новое здание ДТЮ забраковала комиссия. В нем собирались создать спортшколу, секции плаванья и прыжков в воду, тренера пригласили, квартиру ему дали, автомобиль, освоили средства. А бассейн и не открыли. Обещали к зиме открыть, а все ребята, кто записался, стали так тренироваться, посуху.
С тех пор минуло три года.
Так что наша городская сборная по плаванью – самая уникальная в мире: ни разу воды они не видели, пловцы-теоретики, так сказать. При всем при этом многие каким-то чудом имеют разряды, вот, к примеру, сын Лауры Петровны, Павел, второй юношеский. А тренер получил звание заслуженного. А бассейн к зиме откроют, это точно. «Гребем по-малому», так я про них написал. И фотографии залил, как наши пловцы тренируются – сидят на полу, к рукам резинки привязаны, гребут. Конечно, не опубликовали, но в блоге я выложил.
– Чем занимаешься? – поинтересовалась Лаура Петровна. – Какую-нибудь гадость опять пишешь?
– Я? – удивился я. – Ну что вы, какие гадости. Про земснаряд вот думаю.
– А что тебе земснаряд? – насторожилась Лаура Петровна.
– Да как-то странно он работает. Копает-копает, копает-копает, пятый год на одном месте копает, а у копщиков на берегу речки особнячки, особнячки…
Лаура Петровна прищелкнула языком. Это явно означало следующее – «не жалеешь ты свою мать, Виктор».