Кутящий Париж (сборник)

Онэ Жорж

Тут Роза сказала:

— Нравоучение твоего рассказа таково, что мадемуазель Превенкьер родилась на свете, чтоб делать шляпы, а не для того, чтоб парадировать в модном свете. Это, пожалуй, справедливо. Однако, моя бедная малютка, если б ты рассказывала подобные истории моим знакомым, то немало смешила бы их. Да и отец мой едва ли понял бы тебя. Между тем бывают минуты, когда он готов подумать, что легче заработать деньги, чем сделать из них разумное употребление. Однако до свидания, моя добрая Сесиль! Да не печалься особенно о моей судьбе, это было бы слишком наивно!

Она вышла из кабинета, прошла по залам для публики, где пожилые покупательницы с восторгом любовались хорошенькими примеряльщицами в шляпах для очень молодых особ, и снова очутилась на улице Мира.

Сегодня Розе Превенкьер предстояло обедать

у госпожи де Ретиф с «кутящей ватагой». Валентина сочла необходимым опять несколько сблизиться с бывшими друзьями. Она была слишком умна, чтобы не понять опасности чересчур внезапного разрыва с кружком Леглизов. Выжидая благоприятного момента, когда можно будет отстать от прочих и войти в тихую пристань, эта женщина лавировала с большим Искусством. Томье, знавший от нее о тревогах Жаклины, которые угрожали ему большими осложнениями, со своей стороны производил тот же маневр. Теперь он почти безотлучно находился со своими друзьями, и никогда его беззаботная веселость не была так заразительна. Человек, не посвященный в тайну его планов, мог видеть в нем лишь беспечного жуира, который доволен своим жребием и хочет только, чтобы всем окружающим было так же весело, как ему. Он даже начал снова поддразнивать госпожу Варгас и ухаживать за нею в шутку, а госпоже Тонелэ представил одного очень богатого и очень милого молодого человека, по фамилии Фурнериль, сына строителя железных дорог в Алжире, который, по его словам, изнывал от страсти к ней. Тонелэ немедленно сделал фотографический снимок с этого нового претендента на благосклонность своей супруги. Томье называл это «переходом на галантометрическую службу». Потом вновь завербованный получил дозволение вступить в ряды влюбленных. Тузар ворчал про себя. Кретьен рассчитывал в уме, что тут можно нагнать кой-какую экономию. Согласие быстро водворилось вновь, а молодая женщина удвоила свою бойкость. Таким образом, положение нисколько не изменилось, и каждый из противников оставался на своих позициях, наблюдая за неприятелем и не рискуя вступать в бой, но выжидая чужого промаха, чтоб тотчас обратить его в свою пользу.

Обед у госпожи де Ретиф только что кончился. Гости разбрелись и, смотря по своим симпатиям, разместились группами в обеих гостиных, которые соединялись между собою широкими арками. Госпожа Варгас помогала Валентине разливать кофе, а толстяк Бернштейн, подстрекаемый насмешливым задором романиста Буасси, желая ослепить своих слушателей, принялся строить теории поразительной глупости. Лермилье был подведен Превенкьером к Розе — сговориться насчет ее портрета, который он соглашался написать. Томье, стоя у камина с чашкой в руке, улыбаясь, разговаривал с госпожой Леглиз и полковником Тузаром. Этьен слушал госпожу Тонелэ, которая угощала глупостями Маршруа, настаивая на необходимости запретить в Париже движение экипажей, запряженных лошадьми, чтобы не мешать ходу автомобилей. Молодой Фурнериль, усевшись на пуф в трех шагах от этой хорошенькой женщины, смотрел на нее, не говоря ни слова, с пристальностью охотничьей собаки, делающей стойку перед куропаткой. Маршруа, считая, что он в достаточной мере отдал дань светской любезности, слушая болтовню госпожи Тонелэ, встал с места с угрюмым видом и присоединился к Превенкьеру, который, оставив свою дочь вдвоем с живописцем, производил стратегическое движение в сторону госпожи де Ретиф. Брат хозяйки, взяв его под руку, отвел подальше от прочих и сказал:

— Сегодня мне говорили, что вы знаете коротко молодого инженера, служащего на заводе Леглиза, по имени Проспер Компаньон.

— Да, это сын моего бывшего кассира.

— Этот господин Компаньон, который кажется мне очень смышленым и приносит большую пользу в нашем производстве, пришел вчера ко мне заявить, что он уезжает.

— Куда?

— За пределы Европы. Да не в том дело. Куда бы он ни ехал, для завода это будет большая потеря. В наших бюро к нему относятся несколько свысока, называя его утопистом. Но он серьезный изобретатель. Помимо своей работы, он предпринял ряд опытов над способом обработки золотоносного кварца посредством новых реактивов. И я уверен, что это молодой инженер сделал драгоценное открытие в данном направлении.

— Вот как, — заметил Превенкьер, — я очень доволен за него… Если для успеха его опытов Компаньону нужна поддержка, я готов ему помочь.

Маршруа посмотрел на Превенкьера

с нескрываемым удивлением.

— Мы не понимаем друг друга, — холодно сказал он. — Дело совсем не в том, чтобы помочь господину Компаньону воспользоваться своими изобретениями, а в том, чтоб обратить их в нашу пользу. Этот малый должен прийти к вам с просьбой дать ему рекомендательные письма к вашим корреспондентам в Африке. Не делайте такого промаха, а, напротив, привяжите его к заводу ловко составленным контрактом. Когда же завод Леглизов будет в наших руках, вы увидите, каких результатов добьемся мы посредством изобретенных им способов.

— Но как я могу подействовать на него?

— О, самым убедительным образом, поверьте мне! — с улыбкой отвечал Маршруа. — Сестра подала мне эту идею, которая бесспорно очень удачна.

— Каким образом госпожа де Ретиф может знать так коротко дела Проспера Компаньона? — спросил банкир с оттенком беспокойства.

— Госпожа де Ретиф постоянно разговаривает с мадемуазель Розой. А ей немного нужно, чтобы понять отношения между людьми. Не ездили ли вы с ними обеими несколько времени назад в Булон навестить старика Компаньона?

— Совершенно верно.

— Ну так вот, Валентина там смотрела, слушала и соображала, Может быть даже, она ловко выспросила кой о чем вашу дочь. Во всяком случае, она утверждает, что Проспер Компаньон безумно влюблен в мадемуазель Розу. Понимаете?

Превенкьер прекрасно понял, и в одну минуту отдаление Проспера, образ действий старика Компаньона, сдержанность Сесили получили в его глазах самое точное значение, В то же время у него в душе проснулось неудовольствие против Маршруа. «Да что же такое этот человек? — подумал про себя банкир. — Предложенный им способ привязать к заводу этого славного малого Проспера так же недобросовестен, как и план отобрать завод у Леглиза. По-моему, он преестественная каналья со своей американской грубостью. Неужели этот нахал воображает, что я так же мало щепетилен, как и он сам?» Превенкьер не мог вынести унижения, которому его подвергала бесцеремонность Маршруа; а тот, видя, что гость угрюмо задумался, уже начал беспокоиться.

— Между моим расположением к Просперу Компаньону и выгодами для нас, которые вы мне указали, я не делаю ни малейшего сравнения, — проговорил банкир.

— Не правда ли? — перебил Маршруа, усмехаясь. — Благоразумная благотворительность начинается с самого себя. Разве вы не подозревали чувств этого молодого человека к мадемуазель Розе? Его страсть началась в Блуа. Вероятно, мадемуазель Превенкьер ничего не знает о ней.

— Это вернее всего. Проспер Компаньон — сама деликатность, и весьма возможно, что он не произнес ни слова, которое могло бы заронить подозрение в душу моей дочери… Теперь я знаю, по какой причине мы его никогда не видим, а также, почему он хочет уехать… Да, это славный человек!

— Довольно вульгарный, — пробормотал Маршруа.

— В чем? Правда, у него нет развязности светских мужчин, с которыми мы ежедневно встречаемся. Он одевается без вкуса и плохо подстригает бороду. Он совсем не умеет парадировать в гостиной и говорить женщинам милые пустячки. Не думаю, чтобы он хоть раз в жизни брал в руки карты, разве играя с отцом в пикет, а лаун-теннис для него полон загадок. Неужели вы думаете, однако, что это может унизить Проспера Компаньона? Будь он Бернштейном или Фурнерилем, разве вы хлопотали бы о том, чтобы связать ему руки ловко составленным контрактом? Эх, все ваши клубисты в подметки не годятся дельному человеку!.. Впрочем, так как он собирается ко мне прийти, я с ним потолкую.

Маршруа бросил хитрый взгляд на Превенкьера.

— Неужели вы предпочли бы его Томье?

— Если б дело шло только обо мне, то я подумал бы. Но дело идет о моей дочери, и она одна должна решить.

Банкир оставил Маршруа и снова направился в сторону госпожи де Ретиф. Хозяйка дома составляла центр группы, в которой шел оживленный спор между Буасси, Тузаром и Этьеном.

— Мы далеко ушли со времен президента Гарлея. Магистратура подверглась всем социальным испытаниям, как и прочие корпоративные учреждения, и она не вышла из них нетронутой, Одним словом, нам рассказывают сказки насчет неподкупности магистратуры, Ведь она состоит не из ангелов, а потому в ней позволительно сомневаться, как во всех иных отраслях администрации. Почему магистратуру, взятую огулом, ставить выше армии или духовенства?