Кутящий Париж
Шрифт:
На этом пункте своих рассуждений мадемуазель Превенкьер презрительно улыбнулась: «Нет, где ему трудиться! Он неспособен на это; хоть он и мужчина, но мужчина, избалованный роскошью, воспитанный для того, чтоб жить наследственным состоянием или богатым приданым жены, не отказывая себе ни в чем. В конце концов, как с той, так и с другой стороны одинаковая продажность, одинаковая неспособность к труду — мужчина и женщина, созданные для наслаждения, годные лишь на то, чтоб их содержать. Не была ли я счастливее в Блуа, когда зарабатывала насущный хлеб, мастеря шляпы местным дамам? И не завидна ли участь Сесили, которая не знает других забот, кроме угождения
Розе невольно вспомнился Проспер Компаньон. Он стоял перед ней, как живой, плохо причесанный, с небрежно подстриженной бородой и с умным лбом, освещенным глазами мечтателя, Он совсем не напоминал собою модной картинки. Брюки у него оттопыривались на коленях, а сюртук не мог никого поразить своим изяществом. Но в сердце у него жила невинная и неизменная любовь, которой он никогда не посмеет выразить и увезет ее с собою в африканские пустыни. Роза сказала: «Он должен скоро уехать. Достаточно одного моего слова, чтоб он остался. Неужели я отпущу его? Не была ли я сумасшедшей целый год? О чем я думала? Что значат мои расчеты, к чему привели бы мои планы? Я отдаю все: мою личность, мою честность, мой ум и мое состояние. Что же мне дают взамен?
Пресыщенное изящество, охладевший ум и сердце, неспособное увлекаться. Это замужество не что иное, как торг, да еще вдобавок основанный на обмане».
Она упрекнула себя за то, что зашла слишком далеко и попала в запутанное положение, из которого не видела теперь исхода. Если б дело шло о ней одной, ничего не могло быть проще, и, если б не было нужно принимать в соображение опасность, грозившую Томье с Леглизом, достаточно было одного слова, чтобы расстроить интригу. Но Роза взяла на себя обязательства перед Жаклиной, и ее честность заодно с состраданием требовала, чтобы она сдержала данное слово. Мадемуазель Превенкьер не затруднялась предстоящим разговором с Томье. Скорее с любопытством, чем со страхом, ждала она, что скажет ей жених. Она подумала: «Кто знает, пожалуй, Валентина поспешила предупредить его и начертать ему план действий». Молодая девушка начала подозревать теперь всех.
В это время к ней вошел отец.
— Томье отвечал мне по телефону, что явится сейчас. А вот и наши лошади, отвозившие госпожу де Ретиф.
— Будь так добр, сделай мне одолжение, — пристала к нему Роза, — спустись сам во двор и как-нибудь половчее выведай у кучера, прямо ли провез он госпожу де Ретиф на улицу Бассано.
— Но куда же ей было заезжать? — спросил встревоженный Превенкьер. — Видишь, как скоро вернулись лошади.
— Все равно, справься. Ну, что тебе стоит? У меня есть свои причины.
— Ладно, будь по-твоему.
Минуту спустя он вернулся.
— Госпожа де Ретиф проехала на улицу Бассано, но останавливалась минуты на две у телеграфного бюро.
— Отлично! Это я и хотела узнать. Она снеслась по телефону с Томье.
— Очень возможно, — отвечал Превенкьер, — потому что, когда я потребовал сообщения по телефону с его квартирой, мне сказали, что его номер занят, и я должен был обождать… Значит, ты не доверяешь госпоже де Ретиф?
— Да. Советую и тебе также не доверять ей.
— Что с тобой? Ты совсем переменилась. Всего неделю назад ты была так внимательна к этой восхитительной женщине.
— Я была околдована. Ты же околдован еще до сих пор.
Отец покачал головой в приливе внезапной меланхолии.
— Это весьма вероятно! Но неужели ты считаешь проницательность существенным условием счастья? Я охотно склоняюсь к противному.
— Ну, разумеется! Я и сама это знаю. А только неужели, кроме его круга, нет ничего другого?
— Почти так… Дворянство смешалось с богатой буржуазией и составляет этот свет, исключительно занятый удовольствиями, о котором мы говорим так много дурного. Ниже его помещается коммерческий мир; он трудится над накоплением богатства, чтобы попасть, благодаря всемогуществу денег, в веселящийся свет, а в самом низу населения — народ, который бьется за работой, страдает и старается доставить себе те же наслаждения, как и люди, стоящие над ним; но он хочет достичь этой цели самыми быстрыми и самыми легкими способами, то есть путем революции. Куда ни взглянешь, вверх или вниз, видишь те же аппетиты, удовлетворяемые теми же способами, которые тебя так возмущают. Человек везде одинаков, и он немногого стоит. Моя дорогая дочь, не вдавайся в пессимизм, утешай себя кроткой философией. Примирись с необходимостью слышать правду только изредка, не знать почти никогда бескорыстия и обвыкнуть — увы! — от справедливости. Или же, если хочешь, купим себе остров на Средиземном море — иногда они поступают в продажу — и давай жить в уединении. Поверь, это не весело и скоро наскучило бы тебе!
— Нет, отец, — возразила Роза, — я не хочу отчаиваться в жизни. Должна же она иметь для меня в запасе кое-что, кроме разочарований. Важнее всего вручить свою судьбу человеку с душою. Будь у него все недостатки и недочеты, если он способен чувствовать и великодушен, это дело поправимое. Но нужно, чтобы он был добр, потому что доброта есть лекарство от всех страданий. Вот почему я просила позвать господина де Томье для переговоров со мною. Я подвергну его последнему испытанию, Если он выдержит его, я доверю ему свою будущность. А если нет…
— Ну, что же тогда, если не выдержит? Надо договаривать.
— Тогда я предпочту остаться девушкой. Таким образом я всегда буду иметь возможность располагать собою.
— Вот так решила! Но ведь в таком случае — ни внуков, ни наследников, все пойдет прахом?
— Кто знает! — с улыбкой вымолвила Роза.
— Постой! Вон Томье! — воскликнул Превенкьер, приближаясь к окну. — Я пойду принять его.
— Не надо, прошу тебя! Я хочу, чтобы с ним никто не говорил раньше меня.
— Как? Недоверие к отцу?
— Даже к самой себе, смотря по надобности, — отвечала дочь, обнимая Превенкьера. — Оставайся тут и будь умницей, а я решу вопрос о твоем и моем спокойствии.
Томье прохаживался по обширной галерее перед гостиной, где были выставлены картины, купленные банкиром. Легкие шаги Розы, скользившие по мозаичному полу, заставили его обернуться. Несколько мрачное лицо молодого человека прояснилось. Она подходила к нему с протянутой рукой. Он нагнулся и поцеловал концы ее пальцев.