Кувыр-коллегия
Шрифт:
Волынский сказал друзьям:
— Все должно быть к январю готово для свадьбы шутовской и для увеселений разных. Мир между Россией и турками заключен и скоро будет ратифицирован в Константинополе* (*Константинополь — Стамбул, тогда столица османской империи). В январе и войска вернуться с фронта в столицу. А там и день рождения императрицы нашей. Сами понимаете, сколь праздников при дворе будет.
— К тому времени все приготовим, Артемий, — сказал Еропкин. — Дом ледяной будет сооружен. Но дома одного мало. Ежели, остальное ничего не обеспечим, то толку от монумента ледяного?
— А что такое? — Волынский посмотрел на архитектора. — Али кто мешает?
— Вон спроси у Хрущева, кто мешает.
— Что у тебя? Что не так? — Волынский не терпел препятствий на пути своего возвышения. — Да говори и не тяни.
— Слон, что мы в Персии купили, столько подарков шаху отвалив, издох по пути. Так-то, Петрович.
— Как издох? — изумился кабинет-министр.
— А так! Сожрал какую-то дрянь в пути и издох. А слуги не досмотрели. Напились сволочи и просмотрели. Они с дороги мне нарочного прислали. Что, мол, нету более слона. И желают знать, чего далее им делать.
Хрущев развел руками.
— Вот ироды! Кого послали за слоном! Пьяниц! Вот и имеем от того! — вскричал Волынский.
— Да и хрен с ним, со слоном, — проговорил Жан де ла Суда. — Ведь по плану у нас ледяной слон будет. А без живого обойдемся. Пусть царица на ледяного полюбуется.
— Что ты! — замахал руками на де ла Суду Волынский. — Как без слона живого! Ведь по проекту коий императрица утвердила, шуты Буженинова и Квасник именно на слоне в клетке золоченные ехать должны из церкви в ледяной дворец.
— Пусть на верблюде едут. Какая разница? — спросил де ла Суда.
— Ты хоть знаешь, что ежели слона не будет, то Анна может и разгневаться и сказать, что обманул я её. И сколь усилий и хлопот пропадет! И мне из-за слуг нерадивости карьерой рисковать? Нет! Срочно к шаху нового посланца с подарками богатыми. Слон доложен быть в Петербурге! Время еще есть. И пошли кого-нибудь порасторопнее в Персию в этот раз, Хрущев. Человека поведения трезвого. А тех по чьей вине слон издох наказать изрядно! Доставить негодяев в столицу. Я уж позабочусь о том, чтобы они 200 плетей за то получили. Пусть почешутся.
— Сегодня же все устрою, Артемий, — сказал Хрущев. — Но надобны новые подарки шаху!
— Я велю дать мехов соболиных, да лис черно-бурых, нужное количество выдать для подарков шаху придется. Любит шах Шадир наши меха.
— Но и сие не все трудности, Петрович, — сказал Татищев. — Мы инородцев разных собирать стали в Петербурге. Ведь шествие всех народов империи нашей намечено. Но точного их числа никто не ведает из нас. Собрали некоторых именуемых самоедами, иргизами, якутами, камчадалами, терхменами, абхазцами, мордвою. А остальные?
— Надобно в Академию наук запрос отправить, — сказал Волынский. — Пусть срочно для нас список составят о народах империи.
— И пусть Академия рисунки костюмов нам подготовит. Тех народов, что в шествии перед государыней участие примут.
— Тот запрос я сам сделаю. А что с хохлами, Василий?
— Хохлов надобно в костюмы ихние обрядить и танцы малороссийские показать государыне. Но надобно послать указ в Малоросиию.
— За сим дело не станет, — сказал Волынский. — Васька! Писать приготовься!
Камердинер кабинет-министра придвинул к себе перо и бумагу.
— Сие указ о высылке из Малороссии в Санкт-Петербург молодых казаков, баб и девок, каждых по шести человек, для машкерада придворного. От имени вседержавной государыни указ.
И стал слуга писать:
"Приготовляется при дворе нашем празднество великое. И всем празднестве в городе Санкт-Питербурхе участие малороссы некие принять должны. Надобны нам казаки, бабы да девки малороссийские коие по-казачьи танцевать могли бы. Выбрать надлежит по шести человек каждого пола, чтобы собою не гнусны были. И сделать им платье нарядное за казенный кошт надлежит. К январю года 1740-го, оные казаки и казачки должны быть в столице".
После того как указ от имени императрицы отписали, Волынский его в папку спрятал. Надобно на подпись государыне его завтра подать. Затем он поинтересовался у Еропкина о начале строительства.
— Не буде ли с этим проблем?
— Нет, Петрович, — ответил Еропкнин. — Зима идет суровая. Уже морозы пришли. А далее, старики говорят, что они еще больше будут. Того нам и надобно. Лед станем рубить на Неве, затем резать его на ровные плиты, и на санках станем доставлять его на площадь между Адмиралтейством и дворцом, где дом строить задумано.
— Хорошо! К концу месяца начинать строительство Ледяного дворца.
— Работники для этого уже мною отобраны. Так что все будет в порядке, Артемий, ледяной дворец будет. И ледяной слон будет у дворца. И внутри он будет пуст и из хобота станет горящую нефть выбрасывать.
— А ведь верно! — обрадовался Волынский такому предложению. — Сие императрицу может немало порадовать.
— Ты сам Петрович о нефти понятие имеешь! Все это я уже изобразил на рисунках. Сможешь сам посмотреть, — ответил Еропкин.
— И стихи надобны, Артемий Петрович, — подсказал Татищев. — Стихи к шутовской свадьбе. То я сам могу написать.
— Стихи? — задумался Волынский. — И сие идея неплохая. Пусть к восторгам огневым и пиитические восторги добавятся. Но писать не ты, Василий Никитич, станешь. То Васька Тредиаковский сделает. Он ведь себя первым пиитом* (*Пиит — поэт) России почитает. Вот и пусть покажет, на что способен.
— Кстати, по Петербургу стихи некие ходят, Артемий, — сказал де ла Суда. — И в тех стихах Тредиаковский над тобою насмехается.