Куявия
Шрифт:
– Смотри, Иггельд, – сказал Апоница предостерегающе, – драконы по ночам – это что-то совсем новое.
– Но я летал, – напомнил Иггельд.
– Что с бедным драконом не проделывал, – вздохнул Апоница.
– Они ночью не охотятся, – сказал Иггельд, – вовсе не потому, что ни черта не зрят. Просто ночью всякая дичь спит в норах. Я проверил, они, конечно, не так хорошо, как днем, но видят… И, во всяком случае, видят лучше нас с тобой.
Дракон даже в ночи может стать уязвимой мишенью, но первую катапульту Иггельд разбил, пользуясь тем, что никто
Повезло еще, что наступило новолуние, исчез лунный свет, но звезды, проклятые, выдавали его передвижение по небу. Он мечтал о тучах, облаках, а ночи стояли ясные. Приходилось забираться повыше, камни метал с высоты, на этот раз ориентировался на костры. Разбил еще две катапульты, Аснерд в ярости приказал гасить костры, это вызвало недовольство, тогда он велел разводить костры только под самыми стенами, даже под выступающими каменными навесами, а их немало. А после того, как проклятый наездник дракона предпоследнюю катапульту разбил камнем вслепую, ориентируясь только на огни костров, велел с наступлением темноты перевозить катапульту в другое место.
Иггельд вылетел сегодня без камней, долго изучал расположение артанского лагеря и союзного куявского. Шатер князя Бруна стоит посреди вспомогательного куявского войска. Они пока что участия в штурме не принимают, довольствуясь пассивной осадой. В Долине с надеждой поговаривали, что куявы возьмутся за оружие и как-нибудь обратят против захватчиков. Иггельд такому не верил, но уже то, что куявы не бросаются на стены, говорит в их пользу. С другой стороны, они же видят, что Долина защищается, что куявы стараются, что дают отпор врагу! Но стоят и смотрят?
Дерзкий план зародился еще три дня тому, но сперва Иггельд гнал его, но теперь, когда осталась одна-единственная катапульта, идея насчет вылазки перестала казаться нелепой. Артане знают, что куявы замуровались в своей норе и носа не высунут, дозоры ставили только в первый день, а теперь, как он видел со спины Малыша, ночью ложатся все, а если костры где и горят, то лишь у тех, кому вздумалось поджарить среди ночи мяса.
Цвигун выслушал, сказал пораженно:
– Ты прям зверь! Кровожадный.
– Не мы пришли с войной, – напомнил Иггельд серьезно. – На тебе останутся веревки, понял?
– С этим справится и Северин, – возразил Цвигун, – а я пойду с тобой.
– Мне важнее, чтобы мы успели вернуться!
– Северин справится, – повторил Цвигун уже сердито. – А я воевал, когда ты под стол пешком ходил! Нет, еще на четвереньках лазил!
Иггельд отобрал из добровольцев на этот раз не лучших стрелков, а самых крепких и быстрых, вооружил мечами, велел надеть доспехи. В полночь поднялись на стену. Ночь безлунная, только звезды на небе, тонкий серпик луны появится дня через три-четыре, вся нижняя долина кажется вымершей, только вдали с десяток костров, но там уже отвесные скалы. Если бросить
Толстых веревок с узлами со стены сбросили вдвое больше, чем шло с Иггельдом. Это на случай, если убегать в спешке, в темноте чтобы сразу ухватился, от этого зависит жизнь. Паршиво быть убитым по возвращении у своей же стены по нерадивости.
Спускались с такой осторожностью, что боялись дышать. Вернее, их спускали со стены, оставалось только держаться покрепче да отпихиваться от стены, чтобы не ободрать рыло. Камни все уходили и уходили вверх, Иггельд чувствовал, что опускают в какую-то бездну, стало совсем темно, справа и слева слышал сдержанное сопение, в темноте угадывались некие тени.
Подошвы стукнулись о твердое. Он поспешно отпустил веревку, сделал шаг от стены. По обе стороны вдоль стены появлялись сгустки мрака, все одеты в черное, только изредка где блеснет светлая полоска зубов: улыбаются с облегчением, словно уже половина дела сделана.
– Идем гуськом, – сказал Иггельд негромко, – когда нас обнаружат, кричим: «За князя Бруна!» Запомнили? Но не раньше чем нас обнаружат!
– Все сделаем, княже!
Глаза уже привыкли к темноте, он вовремя рассмотрел спящих артан. Почти все лежат, плотно завернувшись в теплые одежды, все прижимаются друг к другу плотно, стараясь сберечь остатки животного тепла. Цвигун приложил палец к губам, указал дальше в непроглядный мрак.
Иггельд кивнул, у Цвигуна глаза острее, он в темноте видит почти как днем и если говорит, что там катапульта… Они шли между спящими, и если кто и слышал их через сковывающий сон, никто не шелохнулся, не спросил, что случилось, почему не спят, ведь ночи здесь, несмотря на конец лета, почти зимние…
Миновали еще с десяток мест, где артане спали тесными кучами, из мглы выступили толстые бревна, нелепо задранная кверху массивная ложка, сейчас пустая, ремни на ночь ослаблены. Цвигун торопливо присел, Иггельд видел по его движениям, что вытаскивает из бурдюка затычку. Добронег зашел с другой стороны и острейшим ножом быстро-быстро резал на куски толстые ремни.
Люди за спиной Иггельда обнажили мечи. Он покачал головой, дождался, пока Цвигун вылил все содержимое бурдюка на катапульту. Настал опасный момент, когда он присел и быстрыми движениями начал высекать огонь.
Едва первая искра прыгнула на подготовленный факел, Иггельд сказал тихо:
– Пора!.. Шум не поднимать!
Воины окружили спящих, он видел, как разом наклонились. Он услышал только два-три всхлипа, остальных зарезали быстро, умело, как привыкли резать баранов, чтобы те расставались с жизнью мгновенно, без боли и мучений.
Выпрямился Онрад и показал большой палец. Иггельд кивнул, они точно так же окружили другую группу спящих. Там вдвое больше, но опять же ни один не успел проснуться, а долинники торопливо перешли к третьей группе.
Иггельд с обнаженным мечом остался у катапульты. Цвигун поджег факел и швырнул на широкое деревянное ложе. Взметнулось, как проснувшийся дикий зверь, яркое, жаркое пламя. Цвигун попятился от его зубов, закрываясь руками от жара, бер Коготь ухватил за плечи и оттащил в темноту, за круг света.