Куявия

Никитин Юрий Александрович

– Все в порядке, – сказал он за спиной Иггельда.

– Взлет! – сказал Иггельд. – Черныш, взлет…

И опять он чуть опоздал: лапы Черныша начали подгибаться для прыжка в тот момент, когда слово «взлет» оформилось в сознании, а когда он начал вытягивать губы для первого слога, Черныш уже присел к самой земле, прижимаясь почти брюхом, а когда Иггельд только начал произносить, дракон уже метнулся в воздух, распростер крылья, мощно ударил по воздуху, еще и еще. Их вжало в седла, тела потяжелели, с каждым днем Черныш ухитряется выпрыгивать

в небо все стремительнее, глаза на лоб лезут, а кишки топчут одна другую.

Не делая круга над Долиной, как всегда поступают другие драконы, чтобы запомнить, откуда вылетели, Черныш сразу взял верное направление. Иггельд снова подумал, что у них с Чернышом особая связь, дракон чует желания Иггельда, улавливает сразу, как только он осознает четко и ярко.

Ратша негромко посоветовал укрыться плащом. Ветер еще не досаждал, это придет позже, но Иггельд укрылся, Ратша прав, потом будет уже просто зябко.

Черныш все набирал высоту, ему нравилось, когда облака уходят вниз так далеко, что кажутся заснеженным полем. И только опускаясь к этой «земле», опускаясь долго, с потрясением обнаруживаешь, что этот слой вовсе не зимнее поле, а под ним глубоко-глубоко внизу еще одна земля: с лесами, полями, тонкими нитями рек, синими пятнами озер, зелеными – болот и стариц.

Сейчас Иггельд сказал строго:

– Нет, с орлами сегодня состязаться не будем. Иди так, чтобы рассмотреть не то что войска, но и масть их коней.

Он не понял, чему сзади коротко хохотнул Ратша. Черныш вместо того, чтобы резко снизиться, напротив, свободно начал набирать высоту, на землю вроде бы не смотрел, хотя у него глаза расположены так, что в полете вовсе не надо наклонять голову, это мешало бы полету, и так все видит…

– Ну что не так? – спросил он чуточку раздраженно.

Ратша хохотнул снова.

– Сказать или сам догадаешься?

– Уже догадался, – пробормотал Иггельд.

Вернее, не догадался, а вспомнил, подумал он хмуро, как не однажды дракон явно реагировал на нечто, что ускользало от зрения Иггельда. Не раз снижался для проверки, и всякий раз оказывалось, что под кустом либо задремал заяц, либо там птичье гнездо, а однажды дракон вовсе опустился в голой степи, Иггельд хотел его уже выругать, но Черныш яростно заработал лапами, земля полетела громадными комьями, тут же открылось гнездо с крохотными мышатами.

Иггельд обалдело мотал головой. То, что дракон увидел или учуял из-за облаков, само по себе чудо. Но зачем ему мыши? Или какая-то игра?

Не раз точно так же плюхались в реки и озера, над которыми пролетали. Иггельд поспешно соскакивал и наблюдал с берега, с каким азартом дракон ловит рыбу, гоняется из конца в конец озера, пробует нырнуть, но всякий раз на поверхности оставался толстый зад с шипастым хвостом, а когда Черныш поднимал голову, на ней свисали комья донной грязи, плети водяных растений.

Он давно понял, что обоняние дракона превосходит его собственное в сотни и даже тысячи раз,

зрение тоже во много-много раз, а если Черныш не реагирует на мелких червяков, что грызут корни травы, то лишь потому, что неинтересны, а не потому, что не слышит. Возможно, слышит даже, как растет трава где-нибудь в Артании. И вот сейчас понял приказ, как Иггельд и приказал. Все правильно, надо думать, что брякаешь.

– Молодец, – пробормотал он, – молодец, умница… А теперь давай все же ниже. Ничего не поделаешь, мы с тобой хоть и видим отсюда…

– Но Ратша сзади не видит, – раздался сильный голос, в котором Ратша чересчур старательно прятал насмешку. – У Ратши, такого вот дурня, глазки ма-а-а-ахонькие!.. Как у червяка. Хуже того, как у человека, который даже видит, да не смотрит, а смотрит – ни черта не видит… Ого, что вон там?

– Где?

– Опустись ниже и подай Черняшку левее.

Иггельд сказал с неловкостью:

– Вот видишь, у тебя глаза лучше.

– Я просто привык замечать, – ответил Ратша. – Я не замечаю красот деревьев или озер, а вот… да, там что-то движется!

Иггельд видел сперва нечто мерцающее на серо-зеленой поверхности, Черныш замахал крыльями чаще, теперь он несся так, что догнал бы выпущенную из лука стрелу, встречный ветер свистел в ушах и дергал за волосы. Иггельд сбросил с головы капюшон, приложил ладонь козырьком к глазам.

На большом пространстве земля из зеленой стала серо-коричневой, и казалось, она слегка мерцала, словно покрытая рябью волн. Такое он видел только однажды, год назад, когда пролетал над полем, по которому двигалась исполинская стая саранчи. Саранча еще не отрастила крылья, но и такая, пешая, передвигалась с огромной скоростью, пожирая все на своем пути. После нее оставалась черная земля. Даже высокие деревья превращались в почерневшие, как после пожара, обглоданные до коры скелеты.

– Саранча, – вырвалось у него.

Поблескивающие искорки выглядели слюдяными крылышками, но точно так же с высоты блестит в солнечных и даже лунных лучах и обнаженное железо.

– Саранча? – переспросил Ратша. Голос звучал угрюмо. – Да, ты прав. На очень быстрых конях.

– А это значит, – проговорил Иггельд, – она уже отрастила крылья.

Ратша смолчал, Иггельд чувствовал его горячее, как у дракона, дыхание. Оба понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда, и сейчас Ратша не удивился, когда Иггельд сказал громко:

– Черныш!.. Большими кругами!..

Крылья не сделали и взмаха, дракон едва заметно накренился, ветер чуть-чуть изменил направление. Они так и остались в центре мира как приклеенные, а мир внизу начал поворачиваться по дуге. Мерцающее пятно, что уже разбилось на множество крохотных скачущих на одинаково коричневых конях всадников, уплыло в сторону. Черныш снизился еще, уловив желание Иггельда, так летали довольно долго, наматывая широкие круги, пока Ратша не вскрикнул:

– Вон там!.. Десяток воинов!