Куявия
Шрифт:
– Да, но если слово дадено врагу?
– Все равно.
– А если слово дано вынужденно? – спросил Ратша коварно.
Иггельд нахмурился, а рана в боку завопила от боли. Конечно, женщина у них в плену, ее слово можно считать вынужденным, а данное слово – военной хитростью, с другой стороны, ее за язык никто не тянул…
– Надо ее вернуть, – сказал он. – Что-то долго копается.
Ратша с готовностью вытащил меч, оба поднялись, но не успели сделать и шага, как пленница тоже поднялась и, придерживая у груди ворох травы, направилась в их сторону. Ее большие глаза вопросительно смотрели на мужчин.
Иггельд чувствовал, что выглядит глупо, но Блестка, похоже, не обратила внимания, сказала быстро:
– Сядь. Позволь, я осмотрю рану.
Иггельд послушно сел. Она сняла повязку, Иггельд заскрипел зубами, когда отдирала присохшую кровь.
– Зверь… Сколько будешь мстить?
– Всю жизнь, – ответила она тут же. – Я знала, что куявы слабые и нежные, но не думала, что до такой степени. Ну прям цветочек…
Он стиснул челюсти и позволил ее пальцам щупать рану. От прохладных листьев словно бы полегчало, но это явно обман. Тут он заметил, что она жует стебельки, прикладывает потом, спросил подозрительно:
– А у тебя слюни не ядовитые?
– У меня слюна, а не слюни, – отрезала она. – А ты что, еще ничего не чувствуешь? Да ты прямо дерево!
Он прислушался и с изумлением отметил, что боль медленно уходит. Блестка смотрела выжидающе, в глазах он с чувством неловкости увидел сочувствие.
– Да вроде что-то происходит, – огрызнулся он. – Бок уже немеет. Скоро я весь… занемею?
– Скоро, – ответила она зловеще. – Как только нас отыщут артане!
Ратша подошел, уставился хмурыми глазами. Иггельд проговорил слабо:
– Боюсь, придется заночевать.
Ратша нахмурился сильнее, глаза повернулись в сторону пленницы, а пальцы сами по себе пощупали рукоять меча.
– Эта ведьма тебя… отравила?
– Нет, – поспешил сказать Иггельд. – Нет, на мне заживает, я чувствую. Но это отнимает силы… и жутко хочу спать.
– Что, – спросил Ратша недоверчиво, – настолько сильно, что не усидишь? Мы могли бы и ночью… Летали ж!
– Усидеть можно и привязанным, – возразил Иггельд. – Но управлять…
Ратша скривился.
– Да, этот гад никого больше не слушается. Ладно, если выживем, будем единственными из героев, что забрались на земли Артании так далеко… и провели здесь две ночи! Ну, красавица, давай передние лапки!.. Нет, протяни вперед. На этот раз я тебя не только свяжу, но и привяжу…
Она спокойно протянула руки. Он связал крепко, безжалостно – перемирие, как все понимали, кончилось. Длинный конец веревки Ратша привязал к своей ноге. Теперь артанка снова свободна от любых обязательств.
– Есть только два способа, – сказал он спокойно, – как управлять женщинами… Но только никто их не знает. Так что побудь на веревке. Как коза!
– Скотина, – произнесла она без выражения.
– Если женщина, – сказал Ратша, продолжая подбрасывать веточки в костер, – называет мужчину скотиной, значит, он все сделал правильно.
Костер разгорелся ярче, и сразу же мир вокруг потемнел, превратился в ночь, а на темно-синем небе заблистали первые звезды. Луна выплыла бледная, болезненная, мелкая, свет от нее падал почти незримый,
Ратша с удовлетворением отодвинулся, багровый свет подсвечивал его лицо снизу, превращая в страшноватое чудовище. Иггельд со вздохом облегчения лег, одну ладонь, как ребенок, положил под щеку. Все молчали, Ратша наконец поинтересовался:
– Что твоя пленница говорит?.. Не обещает ночью зарезать нас и дракона?
Иггельд буркнул:
– Это с тобой беседует. Со мной – молчит.
– Если женщина молчит, – сказал Ратша наставительно, – слушай внимательно!
– Только и остается, – ответил Иггельд негромко. – Что делать, она же из благородных, сам видел ее богатства! А я лет до восьми вообще думал, что меня зовут «Заткнись».
Блестка повернула голову, в ее глазах недоверие. Он застыл, потрясенный, она улыбнулась ему, он понял впервые в жизни, как выглядит настоящая искренняя улыбка. В глазах загорелись искорки, потом засияли звездным блеском глаза целиком, крупные губы стали ярче, пунцовее, чуть дрогнули уголки рта, губы маняще приоткрылись, он успел на краткий миг увидеть ряд… нет, даже не ряд, а только короткую вспышку молнии от ее идеально ровных и белых зубов. Точеный нос чуть укоротился и забавно задрался кверху, Иггельд успел увидеть ямочку на упругой розовой щеке…
И тут же ее улыбка погасла. Словно туча надвинулась на солнце, и на землю пала серая тень, погасив все радостные звуки, стерев краски. Блестка прямо взглянула ему в глаза. Она – пленница в руках врага, она это помнила и не собиралась забывать.
Он невольно приподнялся и сел, опираясь спиной о бок Черныша. Так и сидел неподвижно, страшась шевельнуться, в надежде, что вернется очарование, что как слабый лунный свет окутывало их, только настолько незримо, что почти не видно, но все-таки оно было, а луна – солнце оборотней, вурдалаков, нечисти и влюбленных – светила им чисто и нежно.
Черныш горестно вздохнул во сне, звучно плямкнул толстыми губами, лапы задергались, распарывая твердую землю.
– Спи-спи, – сказал Иггельд успокаивающе, – спи, моя птичка. Я здесь, рядом.
Дракон засопел ровнее, мышцы расслабились, Блестке даже почудилось, что на чудовищно безобразной морде проступило некое подобие улыбки. Иггельд сидел, все так же откинувшись на его бок спиной, белые полосы отчетливо выделяются в полутьме. Загорелое тело и еще более загорелое лицо почти утонули в полумраке, растворились на фоне огромной туши. В те редкие моменты, когда говорил, ровно и красиво поблескивали белые зубы. Блестка невольно засматривалась: это красиво, даже удивительно, почему у жалкого куява загорелое не только лицо, но и торс, как у артанского воина.
Ратша подремывал или уже спал, Иггельд все еще сидел, она постоянно ловила на себе его задумчивый взгляд. Спросила наконец с раздражением:
– Что еще? Собрался наконец изнасиловать, но не соображаешь, как это делается?.. Молокосос еще? Спроси у своего друга, ему такое приходилось почаще, чем тебе чесаться!
Ратша, оказывается, не спал, тут же приподнялся на локте, хмыкнул. Вид у него горделивый: дескать, что верно, то верно, погулял в свое время. И сейчас не прочь, но не набрасываюсь, как молодой сопляк, а сперва поем, винца изволю, жертва ведь не убежит, связана… А еще лучше, сперва посплю.