КузинаЖурналистика
Шрифт:
Профессиональное досье Парфенова переполнено успешными проектами. То главный редактор «Русского Newsweek’a», то автор документальных фильмов о писателях-классиках, а то и об Урале, – он всегда оставался самим собой. Но само российское телевидение оказалось для него при этом, скорее, «средой сопротивления»: на вручении ему премии имени Влада Листьева в 2010 году он с горечью заметил, что такое телевидение научилось хорошо развлекать и веселить, но назвать его гражданским не представляется возможным. Парфенов добавил, что бороться он не будет, – он просто хочет назвать вещи своими именами. Он читал свою речь по бумажке, и черная бабочка на его белой рубашке была как-то беспомощно перекошена, будто он начал снимать ее, но не успел – вызвали на сцену. Такой же странной была и речь тележурналиста, признающего, что в России нет и не может быть даже намека на живое свободное слово.
Но на самом деле его фильмы – на любую тему, пусть даже очень и очень далекую от политики – таким словом всегда и являются. Еще одна интересная черта его творчества – неистощимость всё новых удивительных комбинаций, например, игрового и неигрового кино, высокотехнологичных спецэффектов и «любительской съемки»; а главное – Парфенов умеет обходиться без «самоцитирования», не повторяется. Вроде бы, так же захватывающе, как всегда, но нет, как-то по-другому…
В этом и заключается его поступок – искать новое, не ради самой новизны, а ради своих зрителей, читателей, слушателей. Не случайно свою речь на вручении телевизионной премии Листьева Парфенов заключил словами, связанными с жестоким заказным избиением политического журналиста Олега Кашина: «Куда страшнее, что большая часть населения уже и не нуждается в журналистике. Когда недоумевают: ну, побили, подумаешь! мало ли кого у нас бьют, а чего из-за репортера-то такой сыр-бор? – миллионы людей не понимают, что на профессиональный риск журналист идет ради своей аудитории. Журналиста бьют не за то, что он написал, сказал или снял. А за то, что это прочитали, услышали или увидели».
В той же самой речи на вручении премии Леонид Парфенов назвал Кашина «лицом российской журналистики». Если учесть, что Кашину было всего 30 лет, когда он стал настоящим национальным героем, то перед нами действительно уникальный случай, который требует непредвзятой оценки. Сначала история журналистской карьеры Олега Кашина. Он не учился ни на каком журфаке, а получил высшее образование по экзотической специальности «судовождение на морских путях». В родном городе, Калининграде, начал работать в газете («Комсомольская правда в Калининграде») – это оказалось ближе, чем рыбопромысловый флот. Уже в 2003 году (ему было 23 года) он перебирается в Москву, где работает в «Коммерсанте», «Известиях», «Эксперте», в таблоидах, и вновь в «Коммерсанте».
Славу Олегу Кашину принесли острые политические темы, за которые он брался. Нет сомнений, что журналист продолжал ту ветвь расследовательской журналистики, по которой шли Щекочихин и Политковская – жертвы заказных убийств, журналисты, не собиравшиеся «плясать под дудку» стоящих у власти лиц. Кашин обладает жестким и даже жестоким стилем – он не стесняется в выражениях, комментируя те или иные несправедливые действия властных структур. Но в журналистском материале всегда есть четкие ограничения, ты там не свободен «говорить что угодно», поскольку всегда выступаешь частью редакции, коллективной политики, общих принципов, которые ты обязан разделять даже в случае внутреннего несогласия. Зато блог дает журналисту полную свободу действий.
И здесь, конечно, об этом следует сказать особо. Блогерство в России стало именно площадкой свободы. Там, на просторах Рунета, появлялись самые сильные оппозиционные высказывания, собиравшие сотни комментариев. Именно там разворачивалась организационная работа по координации действий оппозиции во время выборов 2011–2012 года. Но, возвращаясь к Кашину, следует заметить, что он использовал свой блог для беспощадной атаки на прокремлевские молодежные организации – «Наши» и «Молодая гвардия». В разговоре с Ксенией Собчак 30 июля 2012 года (опубликовано на сайте www.afsha.ru) Олег Кашин заметил: «Я стараюсь выстраивать себя как медиа-институцию. То есть важна не объективность, важно понимать, что это Кашин. Мы знаем, что Кашин дружит с Навальным, и тогда то, что он о нем пишет, нужно делить на два; но мы знаем, что Кашин не работает на Ткачева и у него нет интересов в Краснодарском крае, и тому, что он пишет из Крымска, мы будем верить – вот примерно так. Неделю назад моему ЖЖ исполнилось 10 лет, и я могу сказать, что тактика оказалась правильной – игнорируя правила, которые регулярно меняются и задаются недостойными людьми, игнорируя корпоративную этику, просто выстраивать свое имя, свой бренд. Я знаю много людей, которые читают мои заметки, не обращая внимания на то, где они напечатаны. Она моя заметка, заметка Кашина, и я отвечаю за свое имя. Я люблю “Коммерсант” и лоялен к нему, но когда мне говорят, мол, а вы не пишете про Pussy Riot, я этот упрек не воспринимаю на свой счет, потому что я, Кашин, пишу про Pussy Riot – и в твиттере, и на сайте “Коммерсанта”, и в радио-колонке. Я люблю, скажем, Эдуарда Лимонова, условный “Коммерсант” не любит Лимонова, о’кей – про Лимонова я напишу в твиттере».
Такая позиция Кашина – отражение его собственной активной позиции и свободы от каких бы то ни было политических ограничений. Именно поэтому он самым активным образом вмешался в так называемое «дело Химкинского леса» – когда активисты боролись против произвола властей. И именно поэтому 6 ноября 2010 года у подъезда его дома Кашина подкараулили двое наемных убийц: один намертво схватил сзади за руки (оторвал две фаланги пальцев, удерживая журналиста), а второй железным прутом нанес беззащитному человеку 56 ударов (переломаны кости, в месиво превращено лицо, сломаны челюсти, сотрясение мозга). Кашин выжил. Но это заказное избиение всколыхнуло общественность – и надо, чтобы ты тоже об этом помнил всегда: работа журналиста, пишущего на политические темы, это всегда поступок, всегда подвиг. Ведь именно СМИ оказываются той единственной «свободной трибуной», где можно произнести слова обвинения в адрес власти. А если такие слова произнесены, то нет безнаказанного произвола, приходится отчитываться, осторожничать. И это уже большой шаг вперед по созданию общества настоящей демократии.
Но, тем не менее, это и яркий урок личного мужества. Не случайно Кашин говорит в своей беседе с Ксенией Собчак о себе как о «медиаинституции» (если сказать попроще – как о журналисте-одиночке, не принадлежащем ни к какой редакции, не являющемся «представителем» какой-нибудь газеты, студии, холдинга, просто – Олег Кашин). Это стало возможным исключительно благодаря новому техническому укладу жизни современного человека – Интернету как способу получения информации и обмена ею, благодаря тому же «живому журналу», о котором упоминает журналист.
И вот – на примере личной активности и несгибаемости Кашина, который, выйдя из больницы, не только не замолчал, но перешел к более активным действиям, превышающим собственно работу только журналиста (освещающего события, не дающего сокрыть правду, караулящего власть и указывающего на ее неправые действия), начал работу по сбору настоящего, деятельного профсоюза журналистов, – на этом примере мы можем видеть, что самое высокое, что может совершить журналист, это жертвовать собой во имя гражданских идеалов.
Но это тема совершенно особая. Можно было об этом и не говорить, однако в нашей стране действительно есть настоящее противостояние журналистике такого гражданского содержания, своеобразный «запрет на профессию»: вот о погоде, о дороге, о помощи старушкам писать можно и нужно, но политических тем касаться нельзя даже близко. И поэтому – прежде чем в такую профессию входить – надо взвесить собственные силы, а сможешь ли? А выдержишь ли?
Олег Кашин – пример медийной личности, когда любое событие его жизни, любая мысль, приходящая к нему в течение дня, становятся темой его записи в блоге. Таких записей (включая twitter) у него десятки каждый день. Из них можно составить настоящий марафон противостояния, свободной мысли. Он в своих высказываниях резок, прямолинеен, ему абсолютно не нужен «внутренний цензор». Это он и называет «быть Олегом Кашиным» (а не «обозревателем газеты „Коммерсантъ“», скажем). Он, кстати, на вопрос о том, каким он видит нового лидера новой России, упомянул Ленина как «самого эффективного российского политика» и дал такую характеристику: «Я думаю, что Ленин XXI века – это популярный блогер, демократ, борец с коррупцией, добрый и хороший человек». Это определение очень показательно. Новый политик должен быть журналистом (= блогером), сторонником демократии (равные права для всех), борцом с социальными бедами и – вдруг, очень неожиданно, «по-кашински» – «добрым и хорошим человеком». Личность журналиста оказывается равна его личности вообще. Это не зависит от должности и издания. И на этом пути можно стать «волком-одиночкой», что и требует огромного гражданского мужества.
Ее имя могло бы быть известным всему СССР – это бесстрашный военный репортер, участница Второй мировой войны, а затем и войны во Вьетнаме. Но Ориана Фаллачи всегда обладала высочайшим чувством профессионального долга, и ее карьера журналиста строилась на сплошных конфликтах – в том числе и с редактором, требующим писать «прокоммунистические статьи», прославляющие тогдашнего лидера компартии Тольятти. А она отказалась (ей было всего 19 лет). Как же бы о таком журналисте узнали в Советском Союзе, где городу-новострою на Волге было присвоено имя Тольятти! Вот как Ориана рассказывает историю своего «журналистского старта»: «В семнадцать лет меня взяли репортером в одну из ежедневных флорентийских газет. А в девятнадцать лет я была уволена без предупреждения за отказ стать продажной журналисткой. Тогда от меня требовалось написать ложь о выступлении известного лидера, к которому я питала глубокую неприязнь (лидер тогдашней Итальянской коммунистической партии Пальмиро Тольятти). Кстати сказать, статью мне предлагали не подписывать. Я ответила, что неправду писать я не буду. Главный редактор, жирный и чванливый, из партии демократических христиан, орал мне, что журналист – это писака, который обязан писать то, за что ему платят. “Нельзя плевать в тарелку, из которой ешь”. В бешенстве и негодовании я ответила, что такую тарелку он может оставить себе и что я лучше умру от голода, чем стану таким писакой. Он немедленно уволил меня. По этой причине, оставшись без зарплаты, я не могла платить за университет и так и не получила медицинский диплом».