"Кузькина мать" Никиты и другие атомные циклоны Арктики
Шрифт:
Мы наблюдали взрыв из амбразуры на КП. Он хорошо запомнился мне, но очень трудно подобрать слова, чтобы описать его. Огненного клокочущего ядерного шара, которым сопровождались испытания в атмосфере, при подводном взрыве мы не наблюдали. Образовалась масса брызг, а затем поднимающийся вверх огромный столб воды белого цвета. Одновременно началось движение ударной волны по поверхности. Через некоторое время над водяным столбом образовалось большое радиоактивное облако. Из облака и водяного столба началось падение огромного количества воды на поверхность залива. В результате у основания водяного столба стала образовываться базисная волна в виде кольцеобразного белого облака. Многометровые поверхностные волны одна за
За испытаниями следили также самолеты и корабли западных стран. В средствах массовой информации за рубежом давались подробные данные. Мы читали их. Одна из заметок, «Нью-Йорк тайме» от 24 октября, мне запомнилась: «Вашингтон. 23 октября. Советский Союз произвел крупнейший в истории человечества ядерный взрыв, мощность которого, по некоторым оценкам, соответствует 30 мегатоннам. Через два часа после взрыва в атмосфере был произведен небольшой взрыв под водой».
Союзная печать и радио подробной информации о наших взрывах не давали. Озвучивались только координаты района испытаний, дата проведения и мощность произведенного взрыва. Все остальное считалось закрытой информацией, тайной, относящейся к государственным секретам
Та же подводная лодка Б-130 утром 27 октября выпустила в губу Черную вторую торпеду с ядерной боеголовкой в 10 килотонн. Торпеда прошла 11 километров, всплыла и взорвалась на поверхности. Подъем столба воды и облако, а также другие визуальные параметры отличались от подводного взрыва, но также оставили большое впечатление.
1962 год был самым тяжелым в истории Новоземельского полигона — на него пришелся пик ядерных испытаний. США собирались взять реванш за минувший, 1961-й год, и провели рекордное для себя количество ядерных взрывов — 96. Это был вызов нашей стране в политическом и в экономическом плане.
Наши испытания начались в первых числах августа и закончились в конце декабря! Методика испытаний практически не изменилась, но на полигон пришло новейшее оборудование и приборы, которые позволяли проводить засечку параметров взрыва на больших расстояниях от эпицентра без длительной подготовки боевых полей. Чаще стала подключаться измерительная лаборатория, оборудованная на специальном самолете. Повысились требования по обеспечению безопасности личного состава гарнизона и всех жителей на материковом побережье, примыкающем к Новой Земле.
Во второй половине июля я получил указание подготовить полигон к 1 августа, то есть на месяц раньше обычного. Работы было много — с Новой Земли эвакуировали семьи военнослужащих, женщин, больных, принимали специалистов из институтов и Академии наук.
Утром 5 августа в северной зоне полигона на расчетной высоте мы взорвали ядерный заряд мощностью около 30 мегатонн. Параметры его превзошли ожидания ученых. Яркий световой импульс мы почувствовали на себе, наблюдая за взрывом с расстояния 250 километров. Более того, вспышку заметили на северном побережье материка, в том числе на Диксоне, Кольском полуострове и даже на северном побережье Скандинавии. До нас дошли сейсмические колебания почвы и небольшой силы воздушная ударная волна, а затем мощные и продолжительные громоподобные звуки. Радиосвязь была нарушена на 40 и более минут. Позднее мы узнали, что люди на КП зоны не пострадали, но жилые помещения жилого городка, который располагался в 150 километрах от эпицентра, имели повреждения кровли, рам и дверей, была выбита половина стекол в окнах.
С 10 августа начались испытания ядерных изделий из серии мегатонников, а всего в августе провели 6 взрывов. Все они были успешными. Особых перегрузок испытателей, личного состава авиации и кораблей мы не имели, хотя приходилось работать в сложных погодных условиях и с риском для здоровья.
Особенно напряженными для полигона стали сентябрь и октябрь, и даже не в физическом плане, а по причине тяжелых и труднопредсказуемых отношений между правительствами нашей страны и США. Собственно, конфликт нарастал с 1961 года и в конечном итоге вылился в известный Карибский кризис. В этот период мы провели наибольшее количество испытаний — 10 воздушных взрывов, причем три из них — большой мощности: 19 сентября — 20 мегатонн, 25 сентября -25 мегатонн, 27 сентября — 30 мегатонн.
В ноябре начались переговоры между СССР и США. В том числе и поэтому мы сумели провести испытание лишь трех ядерных изделий небольшой мощности. Мы надеялись, что после Карибского кризиса американцы прекратят свои интенсивные испытания. Этого, к сожалению, не произошло. Переговоры вокруг Кубы шли, а взрывы продолжились, у нас уже в условиях полярной ночи. Например, 24 декабря мы взорвали сразу два мощных изделия, первый — в 10 часов 44 минуты над водной поверхностью Баренцева моря западнее губы Крестовой, а еще через полчаса второй — над водной поверхностью Карского моря в районе залива Незнаемый. Вспышка последнего осветила Белушью губу в полярную ночь, в течении 10–15 секунд было так светло, что можно было читать газету. Огненный шар наблюдался около 40 секунд.
25 декабря в 13 часов 35 минут на полигоне Новая Земля прогремел последний взрыв 1962 года — он был воздушным, мощностью несколько мегатонн. Устройство сработало в районе пролива Маточкин Шар, но его видели на всем северном побережье и островах прилегающих, к Новой Земле.
Командир подлодки Б-130 Николай Александрович Шумковдважды испытывал в губе Черной ядерное торпедное оружие. Сегодня он — капитан I ранга в отставке. Его воспоминания дополняют рассказанное бывшим начальником полигона и свидетельствуют о том, какими виделись испытания не с командного пункта, а непосредственным исполнителям, в данном случает — подводникам, стрелявшим атомными торпедами.
— К 1961 году разработчики вооружений уже решили разработать автономное специальное боезарядное отделение (АСБЗО), которое можно было бы размещать практически в любых торпедах советских подводных лодок. Я тогда командовал лодкой Б-13 °Cеверного флота. Нам поручили испытать новый боеприпас. Мощность его была порядка 20 килотонн.
Время проведения ядерных испытаний всегда диктовалось погодными условиями. В тот день, 23 октября 1961 года, ветер дул с континента в сторону полюса. Наша лодка вышла в расчетную точку, которая находилась на расстоянии 10 километров от боевого поля, и вышла с опережением графика. Поэтому нам пришлось «тормозить», то есть маневрировать, давать задний ход и снова выходить в атаку. Это сказалось на работе корабельного гирокомпаса: прибор стал выдавать ошибку — отклонение порядка 1,5–2 градуса. Эту прискорбную деталь мы выяснили, когда подняли перископ и определились по створу боевого поля.
Загвоздка заключалась в том, что измерительная аппаратура на боевом поле, его размеры — 300 на 300 метров, могла надежно работать лишь считанные секунды. Поэтому важно было сделать выстрел точно в срок. Если бы мы выпустили торпеду с опережением, аппаратуру к этому моменту могли бы просто не включить, а если позже, то некоторые приборы к тому времени вышли бы из строя и результаты испытаний не были бы достаточно точными. Поэтому, когда пришло время залпа, я решил стрелять не по показаниям приборов, а старым, проверенным способом — по пеленгу, прицеливаясь через перископ в створ боевого поля, благо он обозначался шестами с огнями.