Кузьма Минин
Шрифт:
— Как звать тебя? — спросил воевода, повернув парня лицом к лунному свету. — Молодой… смелый… честный… Давно я присматриваюсь к тебе.
— Гаврилкой Ортемьевым. Крепостной я Зарецкого-князя… разоренец… из Тихих Сосен.
Шеин в раздумье взял его за руку и отвел в бойничную келью. Здесь с глазу на глаз воевода тихо сказал парню:
— Как видится, не ошибусь я. Слушай меня. Вот грамоты. Скинься вниз, беги в посольский табор, отнеси к князю Василию Голицыну, а другую — воеводе Ляпунову в Рязань. Да скажи: будем стоять до смерти. Берегись, не попадайся ляхам!..
Гаврилка взял грамоты, спрятал за пазуху, поклонился
Мало кому воевода доверил бы это дело, но раскрытие Гаврилкой заговора расположило Шеина к нему. Случайно услыхал Гаврилка, как вязьмичи — боярские дети — в башне говорили: «Завтра и позавтрее кровь христианская прольется, и город надо отпереть. Мы, вязьмичи, станем в прикрытии по башням со смолянами, которые тоже с нами будут, и учнем мужиков и посадских людей сечь. Шеин нас губит со своими посадскими людьми, королю и королевичу крест не целует. И мы Шеина, сгребя, выдадим за стену, будет и он с Шуйским в Польше пленником… Не хотим мы сидеть насмерть с Шеиным и посадскими…» За эти речи смоляне умертвили боярских детей.
Гаврилка низко поклонился:
— Добро, воевода. Прощай!..
Шеин продолжал:
— Крест целую народу: мы не сдадимся… А ты беги, куда прикажут послы… Беги по городам и посадам. Говори о нас. Сойди осторожно. Ногу не сломи, берегись!..
В темном углу, у выступа башни, спустил Гаврилку на мочальном канате сам Михаил Борисыч.
У подножия башни парень осмотрелся, перебрался через валы, пригнулся и пополз по полю в сторону посольского лагеря. Шеин с тревогой следил за ним.
IV
По всем дорогам от Москвы разбрелись шайки сапежинцев [7] , Лисовского и других панов атаманов, а также тушинские князьки, разбитые под Москвою. Многие из них пытались захватить Нижний Новгород. Богатый, расположенный на выгодном месте при слиянии рек Оки и Волги, не тронутый всеобщим разорением, он был лакомой приманкой для польских и тушинских атаманов [8] . Еще при Василии Шуйском они пытались овладеть им, но всякий раз под натиском нижегородцев отступали.
7
Сапежинцы — солдаты отряда Яна Сапеги, в сущности бандиты, грабители.
8
Тушинские атаманы — князья и дворяне, перешедшие к агенту Польши — Лжедимитрию II.
После налетов этих шаек от деревень и посадов оставались лишь угли и обгорелые трупы.
Однажды под вечер на муромских путях к Нижнему, в селе Погост, произошел великий переполох. Прибежали две женщины к старосте, закричали в голос. Оказалось, они видели в лесу многих польских всадников, пробиравшихся к Погосту.
Жители села стали молиться, приготовившись к неминуемой гибели. Некоторые из них, укутав в овчины детей, убежали в лес. Остальные решили: что в лесу умереть от голодной смерти, что от руки разбойников — все одно. Но случилось не так, как думали погостовцы.
Едва паны вошли в село, на них стремительно накинулась толпа неизвестных всадников, выскочивших из леса. Замелькали мечи, сабли, копья. С гневными выкриками врубились в гущу поляков разъяренные
На снегу валялись уже убитые; тут же корчились в судорогах раненые.
Лужи крови темнели около дороги.
Вражеский отряд, привыкший без труда занимать мелкие селенья, не выдержал удара неведомых ратников, хорошо вооруженных, одетых в непроницаемую броню, плотно сидевших на своих громадных сытых конях…
Куда девалась спесь панов и немецких латников! Каждый из них стремился поскорее ускакать прочь. Из-за деревьев на них неожиданно нападали погостовские жители. Страшными вилами и дубинами они валили беглецов с коней. Мужчины, женщины и дети толпами бегали по опушке леса, не пропуская ни одного всадника.
Во время этой неожиданной сечи своею храбростью среди напавших особенно выделялся великан-бронник, немолодой широкоплечий боец, удивительно ловкий и подвижный, несмотря на свою громоздкость. Одет он был в дорогую мелкотканую кольчугу поверх обыкновенного охабня [9] , какие носили средние посадские обыватели. Голову его прикрывала круглая железная стрелецкая шапка с наушниками; вместо сапог он был обут в новенькие крестьянские лапти. Теперь, после боя, он был похож скорее на мирного крестьянина, нежели на воина, — так добродушно, с лукавой улыбкой, смотрели его черные глаза на обступивших его погостовских жителей.
9
Охабень — верхняя одежда.
Спокойно и с наивным довольством, поглаживая бороду, оглядел он землю, усеянную убитыми и ранеными, вздохнул, покачал головой, как будто говоря: «Э-эх, люди! Сами на рожон полезли…» Снял шапку, обтер с лица пот и перекрестился:
— Возблагодарим, братцы, господа-бога, что помог нам… Помолимся о душах убиенных…
Стоявшие вблизи его ратники тоже сняли шлемы и в глубоком молчанье осенили себя крестом.
Повылезли из своих нор старики и старухи, собрались и те, что гонялись за врагами по околицам. Молча вздыхали, молились, говорить не хотелось.
— Коней ловите! — сдвинув брови, строго крикнул великан толпе. — Пригодятся! Одежонку с шляхты, прости господи, тоже поснимайте, а убиенных наших и ляхов с молитвою предайте земле… Хотя и не православные, однако и они подобие божие, люди. Бог им судья!
Погостовские поняли, что этот человек среди ратников старший; его все слушают, а особенно два молодых воина, которые все время держались около него. И ночевать он устроился с ними в одной избе, у старосты. Здесь он долго беседовал с теми двумя приближенными к нему воинами. Семья старосты слышала, как он говорил им:
— Ты, Родион Мосеев, и ты, Роман Пахомов, не торопитесь из Москвы. Выполните по совести приказ нижегородцев. Разузнайте все… И у Гермогена, патриарха, побывайте и земляка нашего, Буянова, навестите. Насчет Смоленска узнайте. Держится ли? Чует мое сердце, продают бояре нашу землю и всех нас продают проклятому королю. К весне и я вернусь в Нижний. Там сойдемся. А вы уж побудьте в Москве, обживитесь, разведайте обо всем.
Мосеев и Пахомов дали клятву исполнить наказ Нижнего Новеграда в точности, называя своего собеседника Кузьмой Миничем.