Кузнечики [=Саранча]
Шрифт:
Дада, честное слово, грустно вздыхает.
Дада: Завтра утром облачно, ожидаются дожди прежде всего в северных, а так же в центральных областях, хотя на юге страны в первой половине дня будет сухо.
Дада снова показывает юг неправильно.
Дада: Во второй половине дня будет безоблачно. Антициклон разгонит облака, скопившиеся над нашей прекрасной страной, и во второй половине
Дада работает на национальном телевидении, поэтому и держится соответствующе.
Дада: Такая погода сохранится еще всего несколько дней. Поэтому призываю вас использовать последние теплые дни бабьего лета, потому что неизвестно, что ждет нас потом.
Дада похожа на идиотку, смотрит в камеру.
Дада: От имени всего нашего коллектива и от имени национального телевидения желаю вам приятного вечера.
Дада ждет. Смотрит куда-то вверх.
Дада: Есть?
Ответа нет.
Дада: Что опять произошло с моим гримом? Почему опять я так блещу?
Дада ждет ответ. Раздраженно бормочет.
Дада: Я прошу вас, чтобы кто-нибудь объяснил этой девочке, как надо работать!
Яркий прожектор гаснет. Наступает полное
Затемнение
XIV
Терраса в доме Фредди, большой стол, полностью заставленный едой, которую никто не ест, накрыт на шестерых. На этой террасе, да и в этой пьесе, кажется, что у всех какие-то проблемы с едой: у Дады еда вызывает отвращение, Жанна и Фредди в принципе не едят, Макс после своего микроинсульта на специальной диете, Милану не хочется есть, зато хочется пить, а Надежда, как правило, хорошо наедается дома, прежде чем появиться в обществе. Поэтому, как это было и с Максом, в конце вечера остается голодной.
Итак, никто ничего не ест, только иногда кто-то что-то пьет. Однако, даже если в это трудно поверить, это дружеский ужин. Вечер хороший. Дада вчера была права: на улице действительно двадцать пять градусов. Свежо, красиво, видна каждая звездочка.
Фредди: Почему никто ничего не ест? Для кого я столько всего назаказывал?
Этим летом Фредди оперировали. У него во рту колаген и тампоны. Он выглядит как чудовище. Надежда и съела бы что-нибудь, но ей не хочется это делать в одиночку. Она оглядывает всех.
Милан: Я бы выпил еще немного вина…
Фредди: Вот бутылка. Налей себе.
Милан с этой минуты и далее будет наливать себе сам.
Дада: Ну, Макс, когда вы начинаете? То есть, вас уже прооперировали?
Макс: Да.
Жанна: И к счастью, невероятно быстро!
Макс: Просто мне повезло. Мы приехали вовремя. Речь шла о минутах. Вот пусть вам Жанна расскажет, что сказали на консилиуме. Что если бы мы приехали чуть позже, то…
Жанна: То было бы уже поздно.
Дада: Ужас. Но как вы почувствовали? Это же инсульт!
Макс: Микро. Микроинсульт. Ну, так, просто почувствовал. Интуитивно.
Надежда смотрит на него. Макс на нее — нет.
Макс: Удивительное состояние, эта болезнь. Когда понимаешь, что все… все так относительно.
Макс выдает фразу за фразой.
Макс: В это мгновение ты здесь, а в следующее тебя уже нет. Когда чувствуешь, что только случайность отделает тебя от…
Дада: От смерти?
Макс злится. Он не любит, когда произносят это слово.
Макс: От этого. Я не люблю это слово. Просто понимаешь, что жизнь — это ничто, просто суета… И начинаешь все переосмысливать. Тогда задаешь себе вопрос: а что я действительно сделал в своей жизни? Что после меня останется? Ничего!
Дада: Не говорите так, пожалуйста. Это не так!
Макс: Ничего, уверяю вас. Так, какие-то мелочи. Какие-то маленькие… точки в истории.
Этот человек думает, что он — точка в истории. И это мало?
Макс: Тогда начинаешь смотреть на вещи совсем по-другому. Начинаешь все перебирать в голове и решать, что ты можешь сделать, что действительно имеет смысл. Как только я почувствовал себя лучше, то поделил почти все свои деньги. Перечислил на счет детей-беженцев и на счет двух церквей и дома отдыха в Промайне.
Макс поясняет.
Макс: Это тоже для детей.
Макс пытается осознать силу своего величия.
Макс: Анонимно, конечно.
Макс очень значителен. В собственных глазах. Все удивлены. Более-менее. Молчат. Затем Надежда искренно спрашивает. Без иронии.
Надежда: Как анонимно, если… если вы нам сейчас рассказали?